— Там рабочие кабинеты, — Марк тычет за спину вправо. — Есть тут фанатики, задерживаются допоздна.
— А инструкция?
Он щерится в ухмылке:
— На последних учениях никто из этих ребят и ухом не повел. Как сидели у своих компьютеров, так и остались.
Знакомая картина. Есть у нас такие в Институте, и Торий — один из них.
Мы разделяемся. Франц уходит в левый коридор, мы в правый. Поэтому воспоминания снова дробятся, и в этот раз я начинаю записи с группы два.
Группа 2
Марк идет со мной, но держится немного сзади, прикрывает на случай, если кто-то все-таки ударит со спины. Планировка типовая: технические помещения, курилка, туалет и бесконечные кабинеты. Со стен слепо таращатся разбитые камеры. Расс вскидывает приклад и первым выбивает дверь отсека с табличкой: «Отдел аналитики. Уровень 1. Для служебного пользования». Дальше — короткий аппендикс на четыре кабинета. Первая дверь распахнута. Подаю знак Марку. Тот кивает и остается сторожить отсек. Рэн с тремя помощниками бросается к закрытым дверям. Я влетаю в первую и вскидываю инъекционный пистолет.
Не в кого стрелять. Помещение пустует: мерцает монитор, в чашке остывает кофе. Ворох бумаг рядом — все сплошные таблицы и графики. А я вспоминаю архивные записи по Дарскому эксперименту: так четко, планомерно и скрупулезно велся отчет о чужих смертях и жизнях.
Через стену доносятся крики. Грохот сваленных стульев. Удары.
— Ян, сюда! — кричит Рэн.
Бегу к нему. Обстановка в помещении та же. На офисном стуле обтекает парень лет тридцати: глаз уже заплыл, на лице вспухает гематома. Рядом, вжимаясь спиной в стол, стоит бородач и пялится круглыми, как фонари, глазами. На его джинсах темнеют пятна пролитого чая. Кружка валяется тут же — не разбитая, но пустая. Замечаю, что один из васпов сидит на корточках у стены и держится за голову. Из носа капает кровь. Я наклоняюсь над ним, трогаю за плечо:
— Эй, в порядке?
Тот мычит что-то нечленораздельное, мотает головой.
— Он ударил, — говорит Рэн. — Сработала блокада.
— Вижу.
Выпрямляюсь, перехватываю пистолет. Бородач глядит на дуло, нацеленное ему в грудь: рука больше не дрожит, я собран и точен. А вот бородач явно не разбирается в оружии и не понимает, что пистолет не боевой. Страх расползается по комнате, щекочет ноздри. А я понимаю, почему люди не слышали сирену: у обоих на шеях болтаются наушники. Но я смотрю ниже, на карточку с именем, пришпиленную к вязаному жилету. Длинное имя, с первого раза не запомню, зато под ним значится: доступ В. Я поднимаю пистолет выше, на уровень лба, и говорю:
— То, что нужно.
Группа 1
Вооружившись топориком пожарного, Франц выбивает каждую дверь, но ему не везет: помещения пусты и безлюдны. Компьютеры отключены от питания, и брошенные провода чернеют, как свернутые цепи из тренировочных Улья. Франц вспоминает время, когда полы были скользкими от крови, с потолочных балок свисали тросы, и натужно поскрипывал деревянный ворот. Бывший сержант часто видит это во снах, в последнее время все реже. Иногда ему кажется, что он тоскует о былом, а иногда глушит водку, чтобы не вспоминать. Возврата не будет. Тоска грызет, превращается в злобу, и Франц громит очередной кабинет. Стулья разлетаются в щепки. Стол переламывается надвое. Из клавиатуры вылетают кнопки. Проводка искрит.
— Франц, идем, идем!
Норт оттаскивает его, тянет за собой. Франц тяжело дышит, утирает лицо: содранная кожа горит, мышцы ноют от напряжения, саднит плечо — все-таки ранили или нет? Франц не хочет проверять, да и нет времени. Боль возбуждает. Это напоминает ему о том, кем он был раньше.
Со стороны раздается хлопок. Что-то проносится мимо, ввинчивается в стену. Крошкой осыпается штукатурка.
— Ах ты сука! — Франц рычит, бросается вперед. Бритый парень в камуфляже стреляет снова. Франц чувствует толчок в грудь, сбивается с шага. Охранника сбивает рядовой Тим, номер восемьдесят три, выкручивает ему руку. Следующая пуля уходит вниз и вбок. Франц побегает, пинком отшвыривает пистолет. Тим с наслаждением впечатывает кулак в лицо охранника. Тот рычит, бьет ответным в висок. Тима шатает. Подоспевший Норт делает подсечку, рывком бросает охранника на пол. Франц переворачивает топорик рукояткой и тоже бьет:
— Получай! Мразь!
Сержанта трясет, из оскаленного рта капает слюна. Он сглатывает, ожидая ощутить привкус крови. Лупит охранника снова, чтобы успеть до того, как тело скрутит судорогами, и в мозгу разорвется фугасная бомба. Но ничего не происходит, блокада не срабатывает, и теперь Франц понимает, почему.
— Он васпа! — рычит сержант. — Предатель!
Взмахивает топориком. Блики ламп отражаются от лезвия, но Франц не успевает опустить его на голову поверженного врага. Норт перехватывает его руку, вырывая топор, встряхивает за плечи.
— Довольно! — орет в ухо. — Идем!
— Убью! — как заведенный, повторяет Франц. — Убью…
— Он и так в отключке, — говорит кто-то еще, наверное, Тим. — Не надо.
— Приказ был: не убивать, — говорит Норт. — Мы не за этим здесь. Босс ждет.
Франц пыхтит, его колотит озноб. Жажда разрушения рвется на волю, но ребята держат крепко, и будут держать до тех пор, пока шторм не уляжется, а демоны не скроются в норах.
— Пустите, — тихо произносит он. — Все уже.
Они отпускают. Франц икает. Не глядя, пошатываясь, перешагивает через охранника.
— Достал меня, гляди-ка! — бормочет он, задевая ногтем дыру в самодельном бронежилете.
Группа 2
— Кто вы? — спрашивает бородач.
Он трясется, как собачий хвост. Руки стянуты сзади изолентой, хотя и без нее бородач не оказывает сопротивления, а теперь идет, едва переставляя ноги, а Рэн подталкивает его в спину.
— Угадай, — хмуро говорит бывший преторианец. Время от времени он вытирает лоб: рана над бровью, полученная при посадке, почти затянулась, но пот разъедает ее.
— Вы васпы? — не унимается бородач.
— Я лаборант. А он, — показываю на Рэна, — сантехник. А вон тот — дворник. Без метлы, зато с ломом.
Бородач с ужасом косится на каждого из нас, переводит взгляд на меня и озадаченно хмурится:
— Кажется, я видел вас по телевизору.
Меня разбирает смех. Если так дело пойдет и дальше, я стану местной знаменитостью.
— Могу дать ав-тог-раф.
Рэн фыркает, пихает бородача:
— Не болтай! Иди!
Его хватает на несколько шагов. Потом расспрос начинается сначала:
— Что вам нужно? Вы знаете, что это вторжение на частную территорию? Охрана уже наверняка вызвала полицию!
— Вот и хорошо, — отвечаю ему. — Полиция будет рада найти здесь подпольный виварий.
Бородач спотыкается, но все еще пытается держать марку, возмущается:
— Что? Какой виварий! О чем вы? Мы здесь минеральными удобрениями занимаемся!
Теперь мы все ржем в голос. Смех разносится эхом, вплетается в глухой вой сирены. Эштван Морташ — король удобрений! Неплохое прикрытие для того, кто собирается засучить рукава и прибрать за собой мусор. Прах к праху.
— Слушай сюда, — говорю я и цепко стискиваю плечо бородача. — Нам нужно попасть на второй ярус. Открой двери, и тогда мы отпустим тебя. Может быть, даже не покалечим. А ты ведь знаешь, на что мы способны? Правда?
Бородача простреливает судорогой. Страх сочится через поры вместе с потом. Конечно, он знает, он работает с васпами каждый день, он имеет доступ к хранилищу.
— Я открою, — бормочет он. — Но вы не пройдете в спецхран. Там третья зона доступа, усиленная охрана.
— Будем решать эти проблемы по порядку, — холодно отвечаю я. — Начнем с первой.
Потом мы выходим к бронированным дверям.
Группа 1
Норт первым из подгруппы доходит до тупика и останавливается.
— Не смотри! — запоздало говорит он, но Франц уже видит. Бывший рядовой Берт, номер сто семьдесят шесть, лежит с простреленной башкой. Руки и ноги еще рефлекторно подергиваются, отчего Берт напоминает раздавленного жука.
— Он почти прорвался, — глухо произносит кто-то. — Изнутри пальнули. Знали, куда бить.
Франц растерянно моргает. Ладонь на рукояти становится влажной, топор выскальзывает и с глухим стуком падает на пол.
— Знал, на что шел.
Сержант помнит время, когда преторианцы бросали рядовых васпов на передовую, не заботясь о том, кто останется в живых, и сами добивали раненых. Смерть всегда шла рука об руку, смрадно дышала в щеку, и этот запах всегда нравился Францу. Но сейчас его почему-то тошнит. Все кажется неправильным. Франц закрывается рукавом. Глаза обжигает чем-то горячим, в груди тоже палит, как в июньский зной.
— Добьешь его? — спрашивает Норт.
Франц рычит и бьет кулаком в стену. Боль пронизывает от кисти до предплечья и отрезвляет.
— Нет времени, — отвечает сержант и не признается, что желания тоже нет.
Группа 2
— Я не виноват… не виноват! — плаксиво стонет бородач. Он впервые видит мертвого и теперь трясется и скулит, как девка. Хочется заткнуть его кулаком, но Рэн только встряхивает бородача за плечо и тащит к кодовому замку.
— Говори.
— Развяжите руки!
— Называй код, мразь! — кричит Франц. Он не приближается ни на шаг, стоит у стены, сжимая черно-красный пожарный топорик. Для полноты картины не хватает только кожаного фартука и кастета, но и без них сержанты умеют вогнать в дрожь.
— Хорошо, хорошо, я скажу, — торопливо отвечает бородач. Он смотрит на кнопки водянистыми глазами и беззвучно шлепает губами, а я думаю про Берта. Сто семьдесят шестой, как я, только из внешнего Улья. Кем он хотел стать? На что надеялся? Жалею, что не спросил тогда, на аллее. Теперь уже не узнаю.
— Если назовешь неправильно, башку откручу, — предупреждает Рэн.
— Нет, нет! Я правильно… сейчас, — всхлипывает бородач. — Вставьте мою карточку.
Шагаю к нему, но меня оттесняет Расс:
— Не торопись. Еще оттуда пальнут. Лучше я.
Он всовывает карточку с именем бородача в считывающее устройство, и под панелью с цифрами загорается желтый огонек.