Прежде, чем кто-то успел обмозговать «выгодное» предложение сирены, Барби выпалила:
— Согласны! Давай уже, не тяни кота за… жабры.
Певунья мягко повела кистью. Глубокой синевы портал возник прямо в воде. Женщина приглашающим жестом указала на портал и спрыгнула со ступени, уплывая к искрам, испещрявшим дно. Немного группе оставалось до цели заплыва…
Никаких подсказок от системы не последовало.
Рэй, глянув укоризненно на орчанку, молча вплыл в синеву. Хэйт тоже не стала тянуть, кто знает, сколько по времени будет держаться подводный портал.
И выматерилась, звучно и сочно, обнаружив себя в кромешной тьме, наполненной, как ни странно, не водой — воздухом. Но воздухом неподвижным и затхлым.
«Свет в конце туннеля» она включила на автомате. И добавила еще парочку цветастых высказываний. Возле нее уже появилась группа в полном составе, и кое-кто из этой группы вполне разделял чувства адептки. Все начали возвращать экипировку: в помещении без одежды стало неуютно.
Каменная коробка без входа и выхода, до омерзения схожая с той, что им пришлось излазить вдоль и поперек в процессе прохождения испытания караванщика. Задание «Талисман Забвения» было тем еще праздником, но этот конкретный этап оставил неизгладимые впечатления у выполнявших…
— После лестницы я по-другому себе представляла подводный город, — изрекла Барби. — Я уже ждала светящуюся арку, золотые ворота, дворец со множеством зеркал и стеклянную комнату с троном. Впрочем, до трона нас могли бы и не допустить — рылами не вышли.
— Ты это о чем? — непонимающе спросила Маська.
— Да так, навеяло… — Барби махнула рукой. — Баба-бафф так круто материлась, это в честь темной-темной комнатки?
— С темным-темным гробиком, — передразнил ее Кен.
Гробик присутствовал. В центре каменного мешка будто рос из пола высокий прямоугольник. Или же был высечен вместе с комнатой в горной породе.
А вот крышки, что стало ясно при приближении, у гроба не было.
— Человек, — обронил Монк. — Или кто-то около того.
Его прекрасно поняли: кости, лежавшие в гробу, явно не принадлежали рыбе или кашалоту.
— Да, в честь комнатки, — Рэй хмурился, не пытаясь скрыть недовольства. — В прошлый раз у нас хотя бы подсказка, про знаки. В этом только темная-темная тряпка под скелетом.
Тряпку он без всякого почтения к смерти выдернул из-под трупа.
— Ох-хо! — гнома округлила и без того большущие глазищи.
— Вот это я понимаю — безбедная старость, — хмыкнул монах, перехватывая из рук кинжальщика тряпицу, которую тот чуть не уронил, завидев содержимое гроба.
Под ветошью в свете ее «лампочки» переливались очень уж крупные драгоценные камни, в немыслимом количестве, даже небедная гномочка охнула. Мелькнула было мысль, что это — стекляшки, антураж, но Мася на стекло не стала бы охать, а суть вещей и под водой остается сутью вещей.
Гроб был высок — по грудь Хэйт, гнома так и вовсе на цыпочки вставала, чтобы заглянуть внутрь. И едва ли не все пространство, кроме того, что отводилось на скелет, до уровня пола было занято драгоценностями. Устали выгребать.
По отмашке Кена камни раскладывали по кучкам: сапфиры к сапфирам, изумруды к изумрудам, рубины к рубинам, аметисты к аметистам, золотистые топазы — к таким же топазам. Алмазы тоже нашлись, в количестве четырех штук. И — на самом дне — один простой булыжник.
Маська чрезвычайно оживилась при виде невзрачного округлого серого камня, стребовала его себе «на опыты». Хэйт живо вспомнился символ Балеона, с которым в свое время мелкая проделывала… всякое. С плевками и скоблением стены секирой. В этот раз гнома всего лишь долго пялилась на камень, мотала головой, как бы отказываясь признавать то, что она в булыжнике углядела, снова пялилась…
— Ничего, — в конце концов гномка опустила руки, в прямом и переносном смысле. — Суть вещей его не определяет. Глаза — видят, пальцы — щупают, если на ногу уронить…
Не размениваясь на пустословие, Мася разжала пальцы, и камень, ударившись о ее сапог, укатился в темень.
— На ногу уронить — не больно, но ощутимо, — вздохнула малая, тогда как Рэй уже скользнул из светлой зоны, чтобы почти сразу же вернуться с булыжником в руке.
— Хренота, — глубокомысленно изрекла Барби.
— Не разбрасывайся ценными вещами, — пожурил гномку Рэй.
— Соглашусь с тобой, — кивнул в сторону убийцы лучник. — На фоне баснословного богатства в минералах этот камушек единственный выделяющийся.
— Будем считать, что один знак мы нашли, — без тени оптимизма проговорила Хэйт. — Осталось выяснить, в какую… дырку нам его запихивать.
— Я бы вот его не списывал со счетов, — сказал Монк.
Монах стоял у гроба, очищенного от драгоценностей, но скелет из каких-то малопонятных для Хэйт побуждений положили на дно, и даже тряпку старую под него подложили.
«Наверное, чтобы не замерз, на холодном-то вредно лежать. Даже если ты — набор косточек и пролежал на камушках незнамо сколько лет», — адептка перегнулась через край последнего пристанища желтоватых костей.
Монк молча протянул руку ладонью вверх, Рэй так же молча переложил в эту ладонь булыжник. Затем монах склонился над усопшим, приподнял правую руку мертвеца и сбоку, осторожно вложил в скрюченные фаланги пальцев камень, невидимый для гномьей сути вещей.
И камень — засветился ровным белым светом.
— Кисти лежали по-разному, — не дожидаясь вопросов, скромно пояснил монах.
Булыжник был не единственным, что изменилось: каждый из углов последнего пристанища неизвестного легонько засветился.
— Алмазы, — Барби, когда не дурачилась, в логику и счет тоже умела.
Уложенные на места подсветки прозрачные камни загорелись почти столь же ярко, как и булыжник до этого. А после — весь пол покрылся россыпью светящихся точек.
— Стоять, — поднял вверх указательный палец на правой руке эльф. — Считаю.
Хэйт смежила веки, послушно замирая на месте — незачем дергаться, сбивая товарища, «визуальный шум» и без того в помещении наличествовал.
Немного погодя стоять с закрытыми глазами стало скучно. Коллеги по приключению (или вернее — злоключению?..) стояли истуканчиками, Кен водил взглядом по помещению, то и дело поглядывая на кучки сокровищ.
И тут — пол поплыл, качнулись волной световые пятна, собираясь в картину.
— В голове скелета — небо, ночное, с созвездиями, — Хэйт облекла в слова внезапное озарение. — Со здешними, игровыми. В ногах: волны, спрут, морской конек, пара морских звезд.
— Сходится! — увлеченно закивал лучник. — Пятьдесят восемь, четыреста сорок четыре, сто два, семьдесят шесть, двенадцать.
Под конец перечисления он так увлекся, что глаза его сияли пуще тех алмазов.
— Зато красивая, — вздохнула Барби. — А, это меня дома утешали, когда я трояки приносила по всяким там геометриям.
— Красивая, — подтвердил Монк, глядя на орочьи телеса. — И Маська симпатяга. А у нас с Реем какие оправдания?
— Правильный выбор друзей! — вздернула носик гномка.
— Пожалуй, — согласился убийца и дружелюбно потрепал малую по волосам.
Дальше, в принципе, пошла рутина: под чутким руководством Кена народ выкладывал части попроще, Хэйт занялась мелочами. Когда камушки легли по местам, пол вспыхнул, воздух колыхнулся, будто кто-то встряхнул стекляшки в огромном калейдоскопе, а затем орнамент из случайных цветных пятен собрался в картину: объемную, яркую, в разы более детальную, чем схематичный узор из драгоценностей. Волны перетекали одна в другую, звёзды на небосклоне помигивали, морские звёзды лениво шевелили конечностями, вальяжно плыл морской конек, а щупальца спрута сплетались в клубок.
Миг — и иллюзия пропала, осыпалась искрами и воспоминаниями. А комнату, вновь погрузившуюся во тьму за пределами «лампочки» Хэйт, начала стремительно заполнять вода.
Зычно выругалась Барби, возмущенно пискнула Маська, Рэй призвал всех к спокойствию, Кен поддержал друга, мол: они вроде как все сделали правильно, ничего не свиснув у покойника, значит, впереди или выход, или следующая часть загадки от певчей «селедки». Монк, как обычно, смолчал, а Хэйт нечего было добавить к уже сказанному орчанкой.
Напором быстро прибывающей воды их швырнуло к стене, которая, как и когда-то в другом подземелье, оказалась не очень-то и монолитной. «Камень и ушастая без конечности», — про себя костерила ситуацию Хэйт. — «Такими темпами будут конечности без ушастой!»
За стеной оказался узкий и высокий каменный мешок, в котором они вшестером болтались чуть ли не впритык. Вода поступать не перестала, но скорость её прибывания существенно снизилась. По стенам колодца беспорядочно замерцали символы, знакомые Хэйт…
— Тряпка, — скрежетнула зубами орчанка. — Эти вот знаки на ней были по краю вышиты, в них есть сходство с греческим алфавитом, но это не он… М-мать, я не помню порядок, а скрины тут не делаются. Единственный раз, когда мои гуманитарные мозги могли бы пригодиться, а я — самка баклана, разиня и долботрясина — не помню, хоть кол на голове теши…
— Не надо ничего тесать, — Монк решительно прижал ладонь к одному из символов; тот перестал мигать и зажегся ровным зеленоватым светом.
— А ты… А я… — редкое зрелище потерявшей дар речи Барби разрядило напряжение.
Маська фыркнула в кулачок, Рэй и Кен заулыбались.
Хэйт, которая тоже успела обратить внимание на тряпицу и значки на ней, и честно старалась запомнить их, вздохнула с облегчением.
— Загвоздка, — озвучил почти закончивший узор монах, когда вода заполнила их каменный мешок так высоко, что они уже упирались маковками в плиту сверху. — Осталось два символа, но тот край был испорчен. Ветошь истлела. Или нарочно так.
— И ты не знаешь, какой жать следующим, а какой — последним? — уточнил Рэй, дождался скупого кивка в ответ. — Орел или решка?
— Решка! — встряла мелкая.
Взлетела золотая монетка, упав вниз орлом.
— Тыкай, — подтолкнул кинжальщик к стенке гному.
Та заколебалась, задергала пальцем, шевеля губами (Хэйт успела подумать, что мелочь так вжилась в детский образ, что сейчас вспоминает какую-нибудь считалочку). Потом нажала на