Делегация имела вполне прагматические цели: поскольку в СССР жилищное строительство осуществлялось с «материальною и денежною помощью государства», постольку «совершенно неизбежным являлось вмешательство государства в дело регулирования строительства с целью уменьшения затрат на таковое… Не только рациональный выбор типа, но и правильная планировка поселка и правильное устройство улиц, включая их санитарно-техническое оборудование, в сильной степени влияли на экономичность строительства…»[198] Исходя из этого делегация решала практические вопросы: а) выявление наиболее экономичных планировочных решений поселков с целью выработки их «шаблонов» (стандартов); б) определение оптимальных показателей плотности застройки селитьбы; в) отбор конструктивно-технических решений «удешевленного, облегченного» строительства жилых домов (выявление наиболее эффективных способов так называемого суррогатного строительства); г) обобщение опыта применения дерева при постройке небольших жилых домов; д) обобщение опыта устройства систем отопления, водоснабжения и канализирования в поселковом строительстве[199].
Делегация посетила целый ряд рабочих поселков и городов-садов Германии, собрала и привезла материалы по строительству отдельных коммунальных домов и планировке целых кварталов таких домов, по экономичным конструктивным решениям и т. п. Она целенаправленно искала и, как водится, нашла обоснование экономической выгодности постройки многоэтажных домов по сравнению с отдельно стоящими одноэтажными. Так, в резюме (научная обработка материалов, привезенных делегацией, осуществлялась профессорами Л. А. Серком и А. Ф. Мейснером, инженерами А. С. Финкельштейном и Г. Я. Вольфензоном[200]) отмечалось: «…германские строители, проверив на опыте результаты последних лет, пришли к выводу, что стоимость единицы жилой площади в низких и многоэтажных домах почти одинакова… преимущество высотной застройки отпадает только в тех случаях, когда население поселка проявляет склонность к занятию огородничеством и мелким животноводством для своих собственных нужд…»[201] А так как ведение индивидуального домашнего хозяйства как в виде огородничества, так и в виде мелкого животноводства противоречило стратегии формирования трудобытовых коллективов, то в рамках советской расселенческой доктрины решение о выборе предпочтительного типа жилища напрашивалось автоматически – многоэтажный, многоквартирный дом.
Члены делегации тщательно анализировали примеры формирования в домах помещений обслуживания коллективного пользования; изучали типы жилищ с помещениями коллективного проживания (общежитиями). В частности, знакомились с «домами с общими кухнями», возведенными в 1920 г. в рабочем районе Гамбурга (архитектор Шумахер). При этом особое внимание было обращено на то, что дом состоял из двух параллельных 3-этажных корпусов, образующих внутренний озелененный двор с площадкой для детских игр, в который обращены все входы в квартиры. Этот прием впоследствии стал ведущим в советской планировке селитебных территорий. Всего в коммунальном доме было: 2-комнатных квартир – 12; 3-комнатных – 60; 4-комнатных – 13. При этом на каждые 6 квартир устраивалась одна общая прачечная и кладовка для продуктов. Рядом располагалось общежитие для одиночек на 80 комнат. Между корпусами пролегал проезд шириной 7 метров. Отмечалось, что в проекте присутствуют «хозяйственные земельные участки» (огороды), планировочно размещенные в разрывах между жилыми блоками. Со стороны улицы огороды были «прикрыты» вытянутыми сплошным фронтом уличного фасада одноэтажными зданиями, в которых располагались торговые помещения[202].
Следует заметить, что установка советской власти на многоэтажное, многоквартирное жилище коммунального типа в первой половине 1920-х гг. не являлась единственной и всеобъемлющей. С инициативами возведения противоположного типа жилища – малоэтажного малокубатурного индивидуального выступали отдельные жилищные кооперативы, создаваемые при фабриках и заводах. Они выражали интересы своих членов, которые были далеко не в восторге от идеи обобществления быта. К тому же к выбору этого типа жилья руководство жилищных кооперативов подталкивала ограниченность в материальных средствах и отсутствие квалифицированных строительных кадров. Строить малоэтажные малокубатурные отдельно стоящие дома из недорогих строительных материалов и упрощенных конструкций силами малоквалифицированных (зато дешевых) строителей или самих будущих владельцев оказывалось и проще, и выгоднее.
Руководство советских ведомств, в отличие от правлений жилищных кооперативов, было далеко не так свободно в выборе стратегии жилищно-строительной деятельности. Оно неукоснительно следовало предписаниям государственных органов власти. Правда, в этот период власть еще не выработала однозначной стратегии в отношении конкретных типов жилищ. Поэтому принятие конкретных решений о том, что строить, в первой половине 1920-х гг. оставалось за дирекцией фабрик и заводов, за руководством ведомств, а также за архитекторами, которые проектировали то, что они считали правильным.
2.3. Под надзором и контролем власти
Характерной чертой государственной градостроительной политики в первой половине 1920-х гг. было то, что она, политика, и тесно связанная с ней жилищная политика были как бы «многослойными». На низовом уровне стихийно возникавшие жилищные кооперативы возводили малоэтажные жилые дома усадебного типа. На среднем уровне крупные застройщики и муниципальные власти пытались заимствовать зарубежный опыт массового «индустриального» строительства удешевленного жилища с многоквартирными домами индивидуального заселения (в каждую квартиру по одной семье). А на высшем уровне основной государственный орган, руководивший в этот период в СССР осуществлением градостроительной и жилищной политики – ГУКХ НКВД – разрабатывал нормативные положения по возведению многоэтажных секционных многоквартирных домов и… резко критиковал советскую жилищную кооперацию в отношении возведения ею поселений-садов.
Впервые в открытой конфронтационной форме критика прозвучала, как отмечено выше, на заседании по возрождению общества городов-садов 30 июня 1922 г., а позднее развернулась и на страницах печати, потому что Российское общество городов-садов, невзирая на высказанные возражения, все же подало в начале 1923 г. свой устав на утверждение.
Наиболее острая претензия была высказана по поводу содержавшегося в уставе положения об устройстве советских поселков-садов для рабочих «по типу английских городов-садов». По мнению оппонентов, подобное с неизбежностью должно было воспроизвести «буржуазный индивидуализм», планировочно воплощенный в формуле: «одна семья – один дом» (коттедж или в крайнем случае отдельная квартира)[203], что рассматривалось с государственной точки зрения как абсолютно несовместимое с советскими идеологическими установками, которые клеймили индивидуальное жилище и индивидуализм как наиболее вредные «наследия старого общества».
Отвечая им, сторонники поселений-садов и индивидуального жилища пытались доказать, что «не следует опасаться, что английские особняки с мелким индивидуальным хозяйством будут отрицательно влиять на психологию рабочих», потому что идеологически рабочие «…организуются на фабриках и заводах, где выковывается их революционное сознание. Дома, где они только живут и отдыхают, не оказывают на это никакого влияния…»[204]
Однако подобные доводы вызывали лишь еще более жесткие возражения, потому что резко противоречили социально-организационной установке советской власти на коллективизм, практически реализуемой через формирование трудобытовых коллективов («от станка – до пиджака»; «вместе работают – вместе живут»). Противники идеи города-сада вполне резонно замечали, что «в город-сад не способна проникнуть идея коммунизма, рабочий, попавший в такой рай, становится туговат на ухо к революционной пропаганде»[205]. С их точки зрения, индивидуальное жилище являлось не просто несовместимым, но принципиально враждебным советскому коллективизму.
Особенно резкой критике подвергалось стремление сторонников городов-садов реанимировать организационно-управленческую структуру, традиционно связанную с этой идеей, – Российское общество городов-садов. Наиболее жесткие претензии вызывал вопрос об источниках финансирования общества, программа деятельности которого включала довольно широкий спектр задач: а) издание научной и популярной литературы; б) проведение конкурсов по составлению планов городов, поселков и жилищ; в) организация систематических курсов по вопросам градоустройства с целью подготовки практических работников в области планирования и оздоровления городов; г) открытие музеев и выставок по вопросам градо– и благоустройства и т. д.[206]Противники говардовской идеи замечали: если общество рассчитывает на то, что получит право распределять правительственные субсидии, то это категорически неверно, так как распределение государственных средств – это дело главного государственного органа хозяйственного ведения и распоряжения жилищем – ГУКХ НКВД, а также ВСНХ, руководившего возведением поселков для промышленных рабочих. И не следует дублировать их функции, которые как раз и заключаются в издании литературы, проведении конкурсов, подготовке кадров и т. п.[207] А если Российское общество городов-садов собирается подменять коммунальные отделы на местах (находящиеся в непосредственном подчинении ГУКХ НКВД) и выступить альтернативой им, выполняя их функции, то это тем более недопустимо, причем уже не столько с организационной, сколько с политической стороны