При этом, резко критикуя программу Российского общества городов-садов и фактически отказывая ему в праве на существование, ГУКХ НКВД повело себя очень странным на первый взгляд образом: оно ввело в его руководство своего представителя. Секретарем общества стал сотрудник отдела благоустройства ГУКХ НКВД М. Н. Петров[209]. Однако странность подобного «соучастия» лишь кажущаяся: в этот период прием внедрения «надежных сотрудников» в руководство организаций, с направленностью деятельности которых советская власть была не совсем согласна, но законодательно пока еще не способна была ни запретить, ни ликвидировать их, являлся довольно распространенной формой контроля государственных органов над их текущей деятельностью.
Заметим, что градостроительное содержание идеи поселков-садов, возводимых жилищной кооперацией, и тип проектируемого и возводимого в них жилья изначально оказывались тесно связанными. Именно индивидуальное жилище коттеджного типа составляло основу социальных реформ, осуществлявшихся жилищной кооперацией в капиталистических городах-садах и воплощавшихся в дореволюционных российских проектах поселений-садов. И в послереволюционной России инициативы жилищной кооперации также оказались обращенными на возведение индивидуального жилища. И не столько из-за желания последовательно и точно воплотить исходные социально-реформаторские постулаты говардовской идеи, сколько, как мы отметили выше, по экономическим мотивам: строительство небольших стандартных домиков диктовалось «…не принципиальными, а хозяйственно-материальными соображениями… так как скудость средств, находящихся в распоряжении руководителей жилищной политики, не позволяла говорить о возведении дорогостоящих многоэтажных зданий, строящихся к тому же очень долго»[210].
Таким образом, выбор жилищной кооперацией отдельно стоящего жилого дома (коттеджа) как основного типа застройки был предопределен в значительной мере особенностями послереволюционной экономической обстановки в стране – отсутствием квалифицированных кадров и строительной техники для осуществления многоэтажного строительства, дефицитом стройматериалов, стремлением предельно упростить и удешевить конструктивную систему, ускорить возведение жилья. Руководство жилищными кооперативами искало максимально экономичные проектные и строительные решения [211], стремилось к предельному сокращению сроков ввода объектов в эксплуатацию, к экономии всех видов строительных материалов[212] и т. п. В этот период по инициативе объединений жилищной кооперации велись исследовательские работы по поиску простых и дешевых конструктивных решений[213], переводились и публиковались статьи, обобщающие и популяризировавшие западный опыт возведения городов-садов[214] и поселков-садов, вырабатывались планировочные средства, способные объединить в градостроительное целое отдельно стоящие индивидуальные жилые дома[215], разрабатывались проекты малоэтажных малокубатурных зданий из доступных строительных материалов с применением упрощенных конструкций.
Истоки идеологических разногласий и беспокойства государственных органов осуществления градостроительной политики всех уровней (ГУКХ НКВД, местных Советов, коммунальных отделов исполкомов, управлений недвижимых имуществ и пр.) по поводу направленности усилий жилищной кооперации на возведение индивидуального жилища вполне понятны: официальная государственная жилищная политика направлена на возведение жилища для коллективного обитания, а жилищная кооперация вкладывает средства в возведение идеологически «чуждого», «мелкобуржуазного» типа жилища, рассчитанного на одну семью, обособленного, с прилегающим участком земли. Подобное не могло не беспокоить, не могло не возмущать тех, кто призван был воплощать партийно-государственные установки.
Власть отдавала себе отчет в том, что стихийное возникновение таких кооперативных поселений представляет прямую опасность для централизованно осуществляемых ею управленческих воздействий в сфере градоформирования, основанных на «единой планировочной конструкции» (так в этот период назывался генплан. – М. М.) населенных мест, потому что в это время уже оформлялись первые концептуальные представления о том, какими должны быть рабочие поселки «особого социалистического» типа.
Они должны были основываться:
– в административно-организационном аспекте – на принципах трудобытовых коллективов (коммун);
– в территориальном – на дифференциации поселения на две части: а) производственную, где локализовались промышленные объекты; б) селитебную, где должны были проживать производственно-бытовые коллективы, обслуживавшие промышленные (транспортные, энергетические и пр.) предприятия;
– в управленческом – на членении селитебной территории города на административно-территориальные единицы, содержавшие фиксированное количество населения;
– в градостроительном – на объединении коммунального жилища (поскольку считалось, что данный тип расселения в несравненно большей степени, нежели индивидуальное жилище, соответствовал задачам повседневного контроля над людьми и территориального руководства ими) в единое планировочное целое в виде жилых комплексов-коммун, кварталов-коммун, селитебных районов.
Поселения, строившиеся жилищной кооперацией, мало походили на этот «идеал». А точнее, совершенно ему не соответствовали: жилые дома в них передавались членам кооператива в частную собственность, их заселение одной семьей приводило к возникновению права личного владения и распоряжения жилищем. Объекты «общественного обслуживания» в таких поселениях отсутствовали, а они не только обеспечивали удовлетворение части бытовых потребностей, но и выполняли важнейшую организационно-управленческую функцию – привязывали людей к местам обитания, так как ставили население в зависимость от административных органов, которые обеспечивали и контролировали нормированное распределение услуг[216]. Наличие прилегающего к частному дому земельного участка еще больше разрушало эту зависимость, так как позволяло людям в определенной мере самостоятельно обеспечивать себя пропитанием за счет возделывания клочка земли или разведения домашней скотины и птицы, что ослабляло их привязку к системе распределения продуктов и вещей, делало их до некоторой степени свободными от подчиненности местному административно-территориальному руководству.
Подобное положение дел мешало органам осуществления государственной жилищной политики использовать жилище в качестве средства управления людьми – поощрять предоставлением жилья, наказывать принудительным выселением, осуществлять догляд и контроль благодаря «прозрачности» переуплотненного коммунального быта, вторгаться внешним нормирующим воздействием в пространство, традиционно являвшееся сферой личной жизни, и т. д.[217] Получалось, что индивидуальное жилище и персональный земельный участок разрушали организационный базис жилищной политики советской власти, которая основывалась на пространственном закреплении трудобытовых коллективов за счет создания коммунального жилища покомнатно-посемейного заселения, в сердцевине которой лежала управленческая стратегия использования жилища в качестве средства регулирования повседневного бытового и трудового поведения людей.
Власть не могла допустить в рамках единой планировочной структуры населенных мест никакой социально-культурной и территориально-управленческой автономизации отдельного человека или семьи, присущей кооперативным поселкам-садам с индивидуальным жилищем. Поэтому она противодействовала инициативам жилищной кооперации, которая в середине 1920-х гг. и в Москве, и в уездах возводила одноэтажные одно– или двухквартирные дома в основном для посемейного заселения: в одну квартиру – одна семья[218]. А когда кооперативные поселения-сады с индивидуальными жилыми домами все же появлялись, прилагала усилия к тому, чтобы «вернуть» их в рамки государственной жилищной политики – принуждала кооперацию заселять жилье (дом, квартиру), изначально предназначенное для одной семьи, двумя-тремя семьями, превращая возводимый жилой фонд в коммунальный[219].
Причины противодействия инициативам жилищной кооперации со стороны государственных органов, осуществлявших градостроительную политику, понятны. Непонятно другое: почему власть, борясь с жилищной кооперацией, в то же самое время сама – руками своих местных органов – проектировала и строила точно такие же, какие возводила кооперация, поселения-сады с индивидуальными коттеджами. Например, в программе конкурса, объявленного научным бюро отдела градостроительства Петрогубсовкомхоза и проходившего в конце 1920 – середине 1921 г. в Петрограде, по составлению проектов планировки и застройки образцового «поселка-выставки» на территории Выборгского района, помимо указания на то, что основная масса «застройки поселка должна состоять главным образом из коллективных жилищ и домов-блоков», также предписывалось предусмотреть «некоторое количество индивидуальных жилищ, то есть отдельно стоящих особняков»[220].
Рис. 57. Дом на 2 квартиры. Арх. Л. А. Веснин
Проектированием индивидуального жилища усадебного типа занимались наркоматы, которые, казалось бы, никак не могли нарушать партийно-правительственные установки и идеологические регулятивы. В этом отношении показательна типология жилых зданий, которая в 1921–1922 гг. была рекомендована Наркоматом труда (НКТ) к возведению в рабочих поселках. Наркомат привлек к работе таких архитекторов, как Л. Веснин, Н. Колли, К. Грейнер, В. Кокорин, А. Иванов, Э. Норверт, С. Чернышев, гражданского инженера А. Иваницкого, санитарных врачей С. Гуревича, Я. Каца, Е. Виленц-Горовиц, и разработал целый альбом проектов, в числе которых, помимо прочих типов домостроений, были представлены различные варианты отдельно стоящих индивидуальных домов на 2–3 квартиры