Тенденция прирезания к жилым домам участков для ведения хозяйства была устойчивой до середины 1920-х гг. Так, в 1924 г. А. В. Щусевым для рабочих Люберецких полей орошения были спроектированы типовые малоэтажные дома. Один тип – двухэтажный дом, возведенный в 1924 гг. в опытном строительстве в пос. Домодедово под Москвой[488], предлагался для строительства в рабочих пригородах больших городов; одноэтажный – для обособленных рабочих поселков. Оба проекта предусматривали «непосредственное примыкание к каждой квартире земельных участков с индивидуальными огородами и службами»[489].
Весьма значительные по размерам приусадебные участки (от 60–100 кв. саж. до 180–200 и более) закладывались и в проектах, разработанных Донгосоором. Так, например, «участок на одну семью определялся в 14,5×13 саженей»[490] (то есть 188, 5 кв. саж. = 865 кв. м).
Подобные размеры полностью соответствовали существовавшим в то время рекомендациям по проектированию жилья. Так, Б. Г. Бархин в середине 1920-х гг. по поручению Главного управления государственного строительства ВСНХ написал книгу «Современные рабочие жилища»[491], в которой обобщил опыт проектирования и строительную практику первых лет советской власти. Перед принятием окончательного решения об ее издании основные положения рукописи предварительно обсуждались и согласовывались весьма представительной комиссией, специально созданной Архитектурно-строительным отделом Главного управления государственного строительства (Архистроя ГУГС) в составе: С. А. Гуревича (Жилищно-санитарная инспекция Москвы), А. М. Кудрявцева (Наркомтруд), Г. М. Людвига (МГО ВССР), А. Ф. Мейснера, И. П. Машкова, И. В. Рыльского, Л. А. Серка, В. Н. Семенова, Я. Д. Тартаковского, И. В. Шубы. Эта комиссия имела задачу всесторонне проанализировать положения труда Б. Г. Бархина, с тем чтобы использовать книгу как нормативно-рекомендательный «материал для проектирования и плановых предположений по строительству жилищ для рабочих». Книга была одобрена и издана в 1925 г.
В «Современных рабочих жилищах» указывалось, что в соответствии со ст. 8 постановлений Наркомтруда при строительстве домов «поселкового типа, стоящими в рядовой застройке, на каждую квартиру должно приходиться не менее 60 кв. саж. (270 кв. м) общей площади участка, а если число квартир в доме не превышает четырех, то не менее 100 кв. саж. (455 кв. м). При наличии служб для домашнего скота площадь земельного участка рекомендовалось принимать 100–125 кв. саж. (450–575 кв. м) на каждую квартиру, а без таковых – от 65 до 100 кв. саж. (340–450 кв. м). В отдельных случаях допускалась и большая площадь: «…при наличии свободного места под домовой участок отводится от 200 до 300 кв. саж. (900–1350 кв. м)»[492].
Сторонники тенденции формирования нового образа жизни и, соответственно, новых типов жилищ ратовали за полную ликвидацию домашнего хозяйства, категорическое исключение какой-либо самодеятельности в организации удовлетворения бытовых потребностей, максимальное сосредоточение всего обслуживания в коллективном пользовании. Они выступали за исключение из генеральных планов рабочих поселков каких бы то ни было индивидуальных земельных наделов, за ликвидацию заборов, за то, чтобы земля в поселениях находилась только в общественном пользовании. Причем эти предложения активно поддерживались значительной частью рабочих, захваченных пропагандой коммунальных форм бытового сосуществования. Так, например, как мы уже отмечали, рабочие саратовского поселка Звезда – участники обсуждения проекта рабочего поселка, предназначавшегося для их расселения, решительно отказывались от частных наделов земли, заявляя: «Нами вопрос об этом клочке земли решен в отрицательном смысле… Прирезом к каждому дому клочка земли, хотя бы в полдесятины, мы, кроме бестолково испорченной земли в угоду мелкому мещанскому счастью, ничего не добьемся… В проекте поселка мы проводим следующее: заводской работник должен иметь гигиеническое жилище и больше чистого воздуха. Семья должна быть занята производительным трудом и отнюдь не более… Дети должны воспитываться в обстановке культуры и нежности. Земледелие есть также промышленность… а не баловство. Очевидно, природа человека такова, что каждый любитель общения с землей, если он знает, что рынок за деньги его вполне обеспечит капустой, будет садить непременно цветы и деревья»[493]. Следует заметить, что столь решительный отказ от индивидуального приусадебного участка не был характерен для основной массы проектов поселков-садов начала – середины 1920-х гг.
В середине 1920-х гг. власть уже окончательно определилась с тем, что именно многоквартирное, многокомнатное жилище коммунального типа в наибольшей степени отвечает стратегической ориентации ее организационно-управленческой доктрины на формирование трудобытовых коллективов[494]. Но впрямую отдать команду архитектурному сообществу на воплощение этой стратегии она пока еще была не способна. Не способна ни организационно: архитекторы в этот период оставались независимыми частными предпринимателями, а не государственными служащими, всецело подчиненными администрации проектных учреждений (как это произойдет позже, в конце 1920-х гг.), ни содержательно: как конкретно проектировать жилище для трудобытовых коллективов с учетом существовавших технических возможностей, реалий коллективного быта и «запросов завтрашнего дня», в тот момент не было понятно никому. Нормативы в советской практике проектирования появлялись, как правило, лишь после многократной апробации проектных решений в натуре и отбора вариантов, наиболее оптимальных по комплексу параметров, практика же к этому времени пока еще не накопила достаточного количества реализованных инновационных проектных решений.
Если в отношении проектирования индивидуального жилища все было более или менее ясно благодаря дореволюционной памяти архитекторов о том, каким должен быть такой тип жилища (и планировочно, и внешне), то установка власти на многоэтажное, многоквартирное жилье коммунального типа требовала точного понимания, что конкретно должно представлять собой «коллективное жилище» нового общества – в каких функциональных характеристиках должен быть материализован новый образ жизни; какая объемно-пространственная структура должна оптимально воплощать функциональное содержание этого специфического типа обитаемого пространства; какой облик призван визуально выражать новое социальное содержание бытовых процессов и т. п.
Одновременное наличие нескольких различных (как стихийно возникавших, так и сознательно создававшихся) форм нового социального содержания коллективных жилищ, появившихся в первые послереволюционные дни: домов Советов, отелей Советов[495], бытовых артелей, бытовых и товарищеских коммун, жилищ семейных коллективов, домов-коммун, коммунальных квартир покомнатно-посемейного заселения и пр. – отнюдь не способствовало принятию однозначного решения, а лишь усложняло конкретный выбор. Все эти разновидности жилищ являлись прекрасной иллюстрацией практического многообразия возможных форм проявления коммунальной жизни, но не давали ответа на вопросы о «должном», «единственно верном» типе жилища будущего. В этот период было совершенно неясно, какую из форм организации быта следует выбрать, каким должно быть жилище нового общества с учетом перспектив его развития, каким видам жилья государство должно оказывать протекционизм и в строительство каких домов ему следует вкладывать государственные ресурсы: в дома-коммуны, отдельные квартиры, покомнатно-посемейные коммуналки, общежития, рабочие казармы, бытовые артели, дома с обобществленным бытом и т. п.
С первых лет своего существования советская власть ставила перед архитекторами конкретную задачу – планировочно отобразить специфику нового коллективного жилища, определить, из чего оно должно состоять, какие размеры иметь, какую функциональную структуру воплощать. Требовалось рассчитать, сколько квадратных метров площади и кубических метров воздуха минимально необходимо человеку для жизни, какое бытовое обеспечение требуется каждому коллективу жильцов (сколько кухонных плит, унитазов, рукомойников, постирочных приспособлений, состав помещений, набор вещей и пр.) и какая территория должна быть придана дому для размещения необходимого количества зеленых насаждений, спортивных площадок, мест для игр детей, уличных ледников для хранения скоропортящихся продуктов, наружных туалетов с выгребными ямами, сараев для хранения дров и угля (для отопления), а также запасов картошки (для еды) и т. д. и т. п.
Все эти вопросы были очень важны для осуществления государственной градостроительной и неразрывно связанной с ней жилищной политики: без ответов на них невозможно было планировать выделение конкретных объемов государственных финансовых средств, рассчитывать количество потребных стройматериалов, определять объемы работ, численность и квалификацию необходимой рабочей силы, сроки возведения. Власть объявляла проектные конкурсы и формулировала задания на проектирование, предлагая архитекторам самим дать ответы на все вопросы, связанные с «содержанием» и «внешностью» советского жилища. Причем дать в конкретной форме – в виде проектов новых видов зданий и сооружений.
И архитекторы активно включались в решение этих задач, стараясь самостоятельно разрешить противоречие между «традиционными» формами быта и призывами к «новому образу жизни». Так, в 1924 г. Л. А. Веснин разработал проект жилого дома коммунального типа, в котором под давлением установок официальной политики предлагал два варианта использования дома: