Череда кораблей постепенно уносила меня на юг, в яркие субтропические моря. Температура с каждым днем росла, солнце сияло в небе, превращавшемся, казалось, в огромный рефлектор, концентрирующий его лучи. Воды были спокойными и блестели, как металл. Под их поверхностью двигались течения и приливы, однако каждый участок плаванья оставался тихим, неприметным путешествием по бестревожным морям.
Я защищался от растущей жары тем, что переоделся в длинную льняную рубаху и широкополую шляпу, купленные в киоске на борту парома между Ганнтеном и Деррилом. Лицо и руки я покрывал защитным кремом. После первого дня вне дома я перестал бриться и скоро привык к виду своей отросшей бороды.
Музыка вернулась ко мне. У каждого острова была своя нота. Я опирался о планшир, пересекая море и глядя на сушу. Музыка звучала у меня в голове и резонировала в теле: движение корабля сквозь воду, плавное покачивание на волнах, механические звуки неясного происхождения из глубины корпуса, отдаленный рокот двигателей, равномерная вибрация. Острова никогда меня не подводили. Морские птицы парили и ныряли в воздухе, следуя за кораблем, повсюду можно было мельком увидеть рыб и морских животных, поочередно всплывавших, быть может из любопытства, чтобы посмотреть, как мы, взбивая пену, движемся мимо. Острова издавали свои ноты. Во внезапных вскриках сигналов и сирен, когда мы встречались с другими кораблями в узких проливах меж островами, я улавливал синкопы зарождающегося ритма. Когда мы проходили между двух островов, я не знал, на какой борт мне раньше бежать.
Если раньше я лишь мечтал бы о музыке, ища в ней диссонанс, вызов и удивление, то сейчас негромко насвистывал сам себе мелодии, отстукивая ногой возникавший во мне ритм. На каждом судне я вставал поближе к носу, чтобы лучше улавливать его плавные подъемы и спуски на волнах. Значительную часть времени я проводил с закрытыми глазами, отзываясь на звуки в собственных мыслях, или смотрел поверх водной глади в сторону ближайшего острова, не фокусируя взгляда – просто туда. Пассажиры на встречных судах махали руками, разделенные пересекавшимися пенными следами на водной глади, и скоро я присоединился к ним и тоже стал махать в ответ, полюбив это морское приключение, странствие в неведомые доселе области не только огромного, переполненного островами океана, но и новых музыкальных устремлений, более светлых и более счастливых, поднимавшихся со дна моей души.
38
Так благополучно завершилась первая часть моего путешествия. Я прибыл на Мьюриси и после многодневного ожидания, потому что он участвовал в звукозаписи на другом конце острова, встретился с Денном Митри.
За день до того, как мне предстояло выступить в следующий этап моего долгого пути, Денн повез меня прокатиться по холмам вокруг города Мьюриси, и в конце концов добрался до небольшой деревни на южном берегу. Там мы остановились, чтобы не торопясь пообедать на тенистой террасе над морем, плескавшимся далеко внизу. Белые и терракотовые домики столпились на холмах, окружавших крохотную бухту. К деревянным причалам было привязано два десятка лодочек и яхт.
Я упивался видом, притворяясь, будто отношусь к нему как к обыденности, хотя в действительности от безыскусной красоты захватывало дух. Мы с Денном прихлебывали охлажденное вино, подъедали салат, который выбрали для начала. Наполовину покончив с едой, я отложил вилку и наклонился, опершись локтями на плетеные подлокотники кресла. Смотрел вниз, на море, вдыхал свежий воздух, напоенный ароматом лоз, оплетающих решетку над головой, цветов и необычных блюд. Вокруг стрекотали насекомые, невидимые в листве деревьев.
Огромный темный корабль медленно пересекал наше поле зрения, направляясь в сторону города Мьюриси, лежавшего вдали между холмами.
Митри тоже перестал есть. Он увидел, куда я смотрю, и откинулся в кресле. Долгое время мы ничего не говорили.
– Ты понимаешь, что это за корабль? – спросил он.
– Думаю, да. Военный транспорт?
– Да. Думаю, из ваших.
Его слова меня потрясли. Я ему не рассказывал о Джаке, и он ни на что не намекал, но мне вспомнились вдруг прежние заботы.
– Что он здесь делает?
– Мьюрисийская гавань – договорной порт. Большинство транспортов останавливаются там на несколько дней.
– Ты уверен, что этот из… уверен, что он из Глонда? Откуда ты знаешь?
Корабль, насколько я видел, не нес никакого флага, хотя находился слишком далеко, чтобы я был в этом уверен.
– На прошлой неделе в порту стоял другой транспорт. Тот был ваших врагов. Хотя это нейтральная территория, сеньория заключила соглашение с армейскими, чтобы прибытия и убытия обеих сторон были разнесены во времени. Ты не читал в новостях о том, что случилось несколько недель назад?
– Нет… конечно, нет. Меня же здесь еще не было. Да и вообще, я оставил все это позади. Война была кошмаром.
– Это не о войне, – пояснил Митри. – Хотя тебя могло бы навести на мысль, что война тебя преследует. В гавани на набережной было побоище перед одним из клубов для военнослужащих. Тогда у нас стоял корабль из Файандленда. Ничего серьезного, просто пьяная драка, только очень большая. Много народу получило повреждения, кое-кого арестовали.
– Не могу поверить, что здесь такое происходит, – я обвел рукой мирный пейзаж. – Из-за чего здесь драться?
Митри в ответ многозначительно указал на транспорт.
– Место прекрасное, Сандро, – согласился он. – Но эти корабли набиты мальчишками, возвращающимися с войны. Они проторчали на борту несколько недель. Им нужно спустить пар.
– Здесь?
– Да, здесь. Вокруг гавани есть такой район – клубы, проститутки, бары. Власти время от времени пытаются навести там порядок, но мало что меняется. То же самое и на других островах, везде, куда привозят войска. Где бы они ни высаживались, одно и то же.
– Разве нельзя это прекратить? Это ведь нарушение нейтралитета?
– А тебе известно, как все изменить? У них есть право сходить на берег. Договорные порты существуют несколько сотен лет.
Тут подали второе блюдо, и на некоторое время мы с Митри целиком посвятили себя еде. Я, конечно, снова думал о Джаке, плывшем когда-то в одном из этих транспортов на войну или с войны. Я пытался вытеснить Джака в какой-то уголок сознания, чтобы можно было о нем не думать. А теперь появился этот корабль, все еще мозоливший мне глаза, который медленно шел без всякого флага, чтобы причалить в гавани цивилизованного города на прекрасном, неоскверненном острове, предоставляющем в избытке удовольствия для скученных под палубой молодых людей. Я знал, что Джак доплыл по крайней мере до острова Уинхо, хотя представления о том, где это, у меня были самые смутные. Таким образом, Джак должен знать все о жизни на борту транспортного судна. Может быть, он даже находится на том корабле, который у меня перед глазами? Я отчаялся когда-либо вновь увидеть Джака – беседа с глондской военачальницей заставила меня утратить надежду, и одним из самых болезненных моментов перед побегом на острова стало для меня сознание того, что я оставляю Джака на произвол судьбы. Я смирился с тем, что Джак погиб, пропал без вести или еще как-либо сгинул. Сейчас он должен быть старше пятидесяти лет; я не мог себе такого даже представить. Прошло столько времени. Я знал, что возвращавшиеся корабли привозили лишь недавних рекрутов, молодых солдат, мальчишек. Невозможно было вообразить, что могло произойти с братом, так что я старался и не воображать.
– Расскажи, что ты знаешь о тех, кто организует побеги с транспортов, – предложил я наконец. Митри оставил половину еды на тарелке.
– О дезертирах?
– Да.
– Здесь это не проблема.
– А в других местах?
– Все острова южного полушария, по крайней мере те, на которых солдаты ходят в увольнительные, получают и свою долю дезертиров. С любой войны происходит утечка молодых людей, сытых ею по горло. Некоторые оказываются здесь – в порт заходят корабли, а когда причаливают, кто-то с них неизбежно бежит.
– Но ты сказал, это не проблема.
– Остров у нас большой, правительство либеральное. Мы не поощряем дезертирство, но по натуре против войны.
– Я слышал, существуют законы, регулирующие предоставление убежища. Знаю, что у вас есть такие.
Я на мгновение вспомнил собственное прибытие на Мьюриси, при котором чиновники службы Приема рассматривали мои документы дольше обычного.
– Да, но мы – один из крупных островов-убежищ. Многие из солдат, бежав с кораблей, пытаются скрываться, но на Мьюриси в этом нет необходимости. Большинство наших обычных граждан предоставят им свободную кровать или даже работу. В конце концов беглецы ассимилируются. Мало кто из них причиняет здесь беспокойство, а спустя несколько лет они обычно подают прошение о гражданстве.
Я стал рассказывать о Джаке, о том, как потерял его, об ужасе, ставшем ежедневным фоном моей жизни. Денн слушал сочувственно.
– В Ратуше есть реестр всех, кто подавал прошения о гражданстве, – заметил он. – Его может просматривать кто угодно. Ты уверен, что твой брат здесь, на Мьюриси?
– Нет – он может быть где угодно. У меня нет ни малейшего представления, с чего начать поиски.
– С чего-то начинать, думаю, надо. Это место не хуже любого другого. Списки, скорее всего, полные. К тому же в здании Ратуши есть персонал, ведущий базу данных. Насчет других островов не знаю.
Другие острова. Пока я сидел здесь в теплом солнечном свете и смотрел в море, мое внимание все время отвлекали другие острова. Конечно, они были видны. Острова всегда заполняли морские виды. Их было столько, что не сосчитать: пять-шесть только хорошо различимых оттуда, где мы сидели, ясно и четко, вместе с лодочками вокруг – признаками обитаемости; но при этом каждый был окружен островками и скалами поменьше, рифами, утесами. Я уже знал, что большинство из них также считаются островами. Некоторые были населены – но ведь наверняка не все? И не все названы? Дальше маячили еще силуэты, но с моего места нельзя было различить, возвышенные ли то части ближайших островов или других островов за ними.