Мы с Алинной поселились вместе в большой квартире, которую сняли в городке чуть дальше по побережью от Эрреста. Это было удобно для моей скучной, но необходимой работы, и оттуда можно было доехать поездом прямиком до Глонда. Из квартиры открывался вид на море. Я устроил себе студию в комнате с высоким окном, выходившим на побережье, окаймленное полосой травяных кочек и невысоких дюн. Чуть ближе к левому краю панорамы находился остров Дианме, а его товарищи Члам и Геррин располагались дальше в море темными силуэтами, более недоступные со своими секретами, столь же манящие, как обычно. Глядя на острова, я размышлял о них и не мог отделаться от гармоний, казалось, настойчиво плывущих ко мне над нескончаемыми волнами.
7
«Символы прилива» получили хорошие отзывы, а звукозаписывающая компания, промолчав несколько недель, вдруг объявила, что они к тому же еще и хорошо продаются. Чуть позже я и сам смог об этом судить, когда стали поступать проценты от продаж. Я был рад и изумлен, но удивился еще больше, когда стало известно, что значительная часть экземпляров продана на островах Архипелага Грез.
Денн Митри, вернувшийся на Мьюриси после своего визита по обмену, написал мне несколько писем, иногда вкладывая в них рецензии, опубликованные на том или другом из островов. Мы оба были в восторге от своего успеха, и каждый великодушно объявлял, как ему повезло, что мы вышли на одной пластинке. По правде говоря, я втайне считал, что волшебным ингредиентом в продажах служат популистские мелодии Денна Митри, а мои более строгие композиции никогда не завоевали бы популярность у такого количества людей, но сам Денн об этом и слышать не желал. Оба мы были довольны.
Я вступил в период полного удовлетворения жизнью. Наслаждался женитьбой на Алинне, и наш первый восторг друг от друга продолжался и не угасал. Мне нравилось чувство устроенности, подведенной под жизнь надежной эмоциональной основы. Исполнительское мастерство Алинны постепенно росло, и ее регулярно звали куда-нибудь играть; работа на звукозаписях приносила надежные деньги, а приглашения в оркестры или ансамбли поменьше – приятные бонусы наличными.
Пока Алинна играла, я писал. Я постоянно работал, все время пробуя новые подходы. Доход, полученный от «Символов прилива», позволил наконец бросить ежедневную бухгалтерскую работу – я уже был в достаточно зрелых годах, чтобы не слишком опасаться призыва, и потому уже не нуждался в дополнительной защите, которую давала работа.
При этом я так вполне и не освободился от страшных мыслей о призыве, потому что не мог забыть судьбу, постигшую, вероятно, моего брата Джака.
Вскоре после моей женитьбы от Джака пришло письмо. На адрес родителей, хотя мое имя тоже значилось на конверте. Письмо на нотной бумаге с напечатанным вверху номером батальона, и хотя Джак писал от руки, но выводил почему-то каждое слово заглавными печатными буквами. То была короткая записка, написанная суконным языком, словно брата заставили переписать ее для проформы или под чью-то диктовку. Говорилось там лишь, что брат примет участие в большой кампании, которая должна положить конец войне, что он находится в обществе товарищей по оружию, которых любит и которыми восхищается, и что он хочет, чтобы мы купили выпускаемые правительством военные облигации, чтобы финансово поддержать великие события и защитить таким образом его лично.
Думаю, что все семьи новобранцев получили такие письма, и поскольку мы понимали, как оно написано и зачем послано, само по себе это не беспокоило. Однако судя по дате на штемпеле, письмо было написано вскоре после отплытия Джака, но чтобы дойти до нас, ему потребовалось больше десяти лет. Родителей, которые к этому времени начали стареть, очень встревожила мысль, что письмо потерялось или задержалось по дороге.
Отправлено оно было с одного из островов: с увеличительным стеклом на лицевой стороне можно было прочесть выцветший штемпель красными чернилами: «Островной протекторат Уинхо». Где находился этот Уинхо? У нас не было карт, и никто из знакомых не мог нам сказать. Был ли то остров у наших берегов или далеко, на другой стороне мира? Эта дополнительная загадка углубляла наше общее беспокойство и тревогу о том, где сейчас Джак и что с ним творится.
Я написал Денну Митри и спросил, не знает ли он, где расположен остров Уинхо. Когда через несколько недель пришел ответ, он гласил, что Митри не знает, но его знакомые с Мьюриси полагают, что это где-то в южном полушарии. Денн объяснял, что, хотя карты на Архипелаге и не запрещены, но всегда трудно найти те, где изображались бы острова за пределами твоей группы или ближайших окрестностей. Он утверждал, что это общая проблема по всему Архипелагу и она как-то связана с гравитационными аномалиями. Далее он не объяснял, и из-за общей туманности выражений у меня сложилось впечатление, что объяснить не мог.
Всякий раз от общения с Денном Митри возникало ощущение, будто я плыву по неведомым морям к острову, которого не могу представить, блуждая по пути и теряя время.
8
Я еще несколько раз съездил в Глонд, отчасти для того, чтобы продвигать свою музыку среди менеджеров звукозаписи, но также и потому, что мне самому иногда предлагали поработать на записи в студиях. Деньги были не лишними. В конце концов удалось подписать еще два контракта, и на одной из записей мне позволили репетировать с музыкантами и руководить исполнением. Моя известность постепенно росла, а вместе с ней и уверенность. Иногда Алинна работала вместе со мной, и такие случаи были для нас особенно приятными.
Сочинением, которым в то время я больше всего гордился, была оратория «Божества времен года». Мне было очень приятно писать «Дианме», и я высоко ценил эту запись, но знал, что отсутствие уверенности в себе не дало мне тогда развить работу, как следовало. Создание «Божеств времен года» подтолкнуло меня к ней вернуться.
Работа была заказной: глондский митрополит прослушал «Символы прилива» и через посредника запросил, не соглашусь ли я написать литургическое произведение для кафедрального собора. Я не религиозен, но деньги предлагались хорошие, а условия в музыкальном смысле свободные. В качестве текста я выбрал пять из псалмов, предложенных митрополией. Формат был сложный, включающий солистов, хор, партию органа и небольшой оркестр. Я структурировал музыку по пяти псалмам, за которыми следовал певческий речитатив и заключительный респонсорий, так называемый градуал. Ход времени был передан антифоном.
«Божества» заняли у меня бо`льшую часть года. Завершив их и дождавшись первого исполнения, я на какое-то время оказался свободен от финансовых треволнений и ощутил вдохновение вернуться к «Дианме» и сделать его частью более крупной работы.
Естественным развитием было бы создать трио пьес, основанное на трех островах, которые я рассматривал, как свою собственность: Дианме, Чламе и Геррине. Название для всей работы отыскалось в мифах, связанных с каждым из островов: «Пагуба спокойных морей». С появлением этой идеи заработало воображение, возникла концепция, и вскоре я полностью сосредоточился на двух завершающих частях сюиты.
«Члам» оказался необычной, разорванной музыкой. Я писал для инструментов, которыми прежде почти не пользовался: серебряного тромбона, малых барабанчиков и двух струнных инструментов с электронным усилением. Я узнал, что мифическое существо по имени Члам принесло на остров разрушение, заключив союз с демоническим созданием.
Фрагмент, названный «Геррин», тоже вышел наособицу. Миф, посвященный этому острову, повествовал о расчетливом обмане. Геррин якобы принес на остров мир и процветание, завоевал доверие населения, но за это пришлось заплатить. Время на острове стало тянуться тягостно и медлительно. Я расписал длинные романтические пассажи для камерного оркестра, но постепенно в эти темы вкрадывалась ползучая дисгармония, пока часть и вся сюита не достигали кульминации, в которой каждый инструмент сходился с каждым в какофонии сшибающихся нот.
Карьера моя развивалась. Помимо записей я был удостоен двух живых исполнений моей музыки в Глонд-городе. Съездил в городок, расположенный высоко в горах на материке, где выступил на рояле со своей фортепианной сюитой «Странствующий цирк», избранной впоследствии также как вступительная часть концерта Академического ансамбля из восьми инструментов в Зале Торговли промышленного города Литх. Стал вести персональную колонку с обзорами музыкальной сцены в одном ежемесячном журнале, рассчитанном на серьезных слушателей. Рецензировал записи других музыкантов. Я читал лекции и проводил семинары студентам, а в течение трех недель вел мастер-класс по композиции для лучших студентов консерватории.
Жизнь моя постепенно улучшалась. Приличный доход, который приносила музыка, стал постепенно казаться устойчивым и надежным.
А потом все пошло вкривь и вкось.
9
Поначалу пришедшее письмо казалось невинным. Оно было от слушателя, покупавшего мои записи и присутствовавшего на нескольких концертах. В конце длинного и большей частью восторженного послания он писал:
«Не хочу затруднять вас, монсеньор Сасскен, перечисляя свою реакцию на каждое написанное вами произведение, но мне нравятся все ваши работы. Когда выходит новая запись, я всегда ее покупаю, а несколько раз брал лишние экземпляры, чтобы подарить друзьям. Особенно восхищают меня „Символы прилива“, „Дыхание“ и шедевр вашего раннего периода „Дианме“».
Пока неплохо. Мне таких писем приходило немного, так что я был рад. Однако автор продолжал:
«Несколько недель назад мой сын, находившийся в школьной поездке по обмену на один из островов к югу от нас, привез домой купленную им там пластинку. Она носила необычное название „Заблудившийся авиатор“, или, на местном языке (народном наречии острова), „Pilota Marret“. Это рок-музыка, я такую вообще-то не люблю, но когда услышал, как сын проигрывает ее, некоторые дорожки сразу привлекли мое внимание. Значительная часть музыки звучала до странности похоже на вашу, если только вы в силах вообразить свою музыку, с хрипом исполняемую группой молодых людей на электрогитарах и барабанах. Уверен, что не ошибаюсь: по крайней м