– Я не вру. Я семейный человек, хочу быть рядом с братьями и мамой, а однажды в будущем и со своей семьей.
Я замолчал, а Руби Грейс ждала продолжения, тогда как я и не знал, что тут еще сказать.
– Наверное, в каком-то смысле я уже чувствую себя отцом, – признался я. – Мы с Джорданом повзрослели после смерти отца и взяли на себя заботу о маме, доме и младших братьях. А у Майки впереди выпускной год. Как только он окончит школу, то сразу же съедет из дома, а мама останется совсем одна, и я не совсем понимаю, чем она тогда займется. Возможно, будет лучше, если мы продадим дом и купим ей жилье поменьше. Но, с другой стороны, представить себе не могу, что мы не сможем вернуться в тот дом.
Руби Грейс остановила Тэнка и повернулась ко мне.
– Выходит, если я чувствую, что меня подавляют, то ты, Ноа Беккер, чувствуешь себя немного потерянным?
Я ухмыльнулся.
– Видимо, так, Руби Грейс.
– Ну а я слышала, что лучшие приключения начинаются тогда, когда ты немного заплутал, – ответила она.
– О, и кто же тебе это поведал?
– Разумеется, мудрая Бетти Коллинз, – улыбнулась она и пожала плечами. – Я присматриваю за этой пожилой женщиной в доме престарелых. За эти годы мы стали добрыми друзьями.
Глядя сейчас на Руби Грейс, я не видел юную девушку. Ее светлая молодая кожа и большие невинные глаза, сияющие в лунном свете, выдавали в ней девушку, но ее сердце, которое она так охотно отдавала пожилым людям, подсказывало, что Руби Грейс более зрелая женщина, чем большинство тех, с кем я спал.
– Если у нее найдется еще несколько мудрых советов, однажды тебе придется нас познакомить.
В ответ Руби Грейс улыбнулась.
– Можно устроить.
Оставшийся путь мы провели в тишине, а когда спрыгнули с Тэнка, и я снял с него снаряжение для верховой езды, то дал ему лакомство, ласково похлопав по корпусу, а потом мы с Руби Грейс снова поплелись на вечеринку.
– Спасибо, – сказала она, засунув руки в задние карманы шорт. – За этот вечер. Я давно уже не чувствовала такого умиротворения.
– Не вопрос, – остановившись, сказал я. Она повернулась и, нахмурившись, посмотрела на меня. – Подумал, что лучше тебе пойти первой, найти друзей. Я подойду чуть позже, чтобы люди не подумали, что мы пришли вместе.
Руби Грейс изогнула бровь.
– Почти уверена, что они уже знают.
– Ну, тогда давай над ними поиздеваемся, – сказал я. – Дадим повод во всем усомниться, когда утром они начнут распускать сплетни.
Руби Грейс улыбнулась еще радостнее и, не успел я опомниться, как она сократила между нами расстояние и обхватила меня руками за шею. Я раскрыл руки, чтобы подхватить ее и почувствовать, как она обнимает меня, прижимаясь своим подтянутым стройным телом.
– Не нарывайся на неприятности, Ноа Беккер.
– Ни за что.
Она хихикнула, отпустила меня и, гордо ступая вверх по холму, пошла к костру, на прощание помахав через плечо рукой.
Глава 6Руби Грейс
Первое, о чем я подумала: у меня слишком короткая юбка.
Стоял прекрасный воскресный день, а в церкви сегодня не было службы, поэтому у папы появилось немного свободного времени для дочери, которая только вернулась в город. Он настоял, чтобы мы отправились поиграть в гольф – к его огромному счастью и к моему неудовольствию. И вот мы здесь, на поле для гольфа в загородном клубе Стратфорда.
Площадка для игры в гольф там появилась только потому, что папа, впервые баллотируясь в мэры, настоял, что городу нужен настоящий загородный клуб. Чтобы воплотить задумку в жизнь, он обратился к самым богатым семьям нашего города, и тогда они выставили требования, чтобы доступ в клуб и количество мест в нем были строго ограничены. В итоге вышло так, что клуб стал местом, где отец мог встретиться с друзьями и поиграть в гольф.
Крепко сжимая клюшку, папа готовился сделать удар в четвертую лунку, и светло – розовое поло натянулось на его выпирающем животе. Он выбрал эту футболку в тон моей одежде, чтобы мы составили дуэт отца и дочери. Папа был крупным мужчиной: ростом около метра девяносто и весом больше ста килограммов. А еще улыбался во весь рот, и мама называла эту улыбку ослепительной, уверенно заявляя, что именно с помощью нее папа и победил на выборах.
Внешностью я пошла в маму, но карий цвет глаз мне достался от отца.
День стоял великолепный: на улице было около двадцати пяти градусов, над головой проплывали большие и пушистые белые облака, давая короткую передышку от солнца. Для гольфа день во всех отношениях был идеальным.
Но гольф я ненавидела.
Я уважала его за приверженность традициям в мире спорта и предполагала, что если бы меня воспитали иначе, то иногда эта игра доставляла бы мне радость. Но, как только я научилась держать клюшку, папа разъяснил мне, что деловые сделки заключаются как раз на поле для гольфа, и я, представляя свою семью, должна продемонстрировать сильную игру, – особенно когда стану женой политика.
Или когда сама займусь политикой, что, как утверждал папа, его тоже вполне устроит.
Потому гольф всегда был мне в тягость. Сначала из-за того, что меня обязывали ему учиться, а потом, потому что принуждали показать себя с лучшей стороны. Как только я этого добилась, как только смогла состязаться с папой и его приятелями на поле, то устала к тому моменту настолько, что вообще не хотела там находиться.
Я ненавидела гольф.
Но любила своего отца.
Потому, когда он попросил провести с ним этот день, я обрадовалась, несмотря на то, что мне предстояло играть в гольф. Папа всегда был занят делами Стратфорда и следил за тем, чтобы все шло по маслу. Я пребывала в восторге, если мне удавалось улучить с ним за ужином хотя бы двадцать минут на разговор.
– Почему пар из ушей идет у тебя, если к удару готовлюсь я? – взглянув на меня и приподняв бровь, спросил папа, а потом выполнил тренировочный замах и остановил клюшку ровно до того, как она попала по мячу.
Я одернула подол юбки, которая, кстати, была достаточной длины, но не сводила взгляда с компании четырех пожилых женщин у седьмой лунки, которые с любопытством посматривали на меня и шептались.
– Миссис Лэндиш и ее подружки-гусыни смотрят на меня так, словно я не член клуба, – сказала я. – Или как будто у меня такая короткая юбка, что виден зад.
Папа посмотрел на них и ухмыльнулся, а потом снова повернулся к мячу.
– Что ж, – сказал он, расставив ноги и выстроив клюшку в одну линию с мячом. – Тебе известно, что они ищут повод для сплетен, и ты такой им предоставила, улизнув с Ноа Беккером посреди ночи.
Он замахнулся, отправив мяч на лужайку. Тот пролетел дугой примерно на двести футов и упал, а папа повернулся ко мне, с гордостью улыбаясь во все тридцать два зуба.
У меня от удивления отвисла челюсть, и вовсе не из-за его броска.
– То есть как это – улизнула с Ноа Беккером? – фыркнула я, чувствуя, как горит шея.
– Не знаю, – пожав плечами, ответил папа. – Просто, когда мы резервировали время для гольфа, слышал, как они болтают, что ты была с Ноа в «Черной дыре».
– Да, мы были на одной вечеринке у костра. Как и полгорода.
Я снова глянула на миссис Лэндиш, которая, поджав губы, покачала головой, что-то сказала сидящей на пассажирском сиденье подружке, а потом укатила в гольф-каре, полном сплетен.
Я закатила глаза.
– Честно. И миссис Лэндиш там вообще-то не было.
– Ей и не нужно там быть с учетом, как разлетаются по городу новости.
– Новости, – фыркнула я, выдернув из сумки клюшку и шагнув к метке для мяча. – Нужно организовать в Стратфорде ремесленную ярмарку, чтобы им нашлось какое-то полезное дело.
Папа рассмеялся, отложив клюшку, а потом оперся локтем на гольф-кар и стал смотреть, как я прицеливаюсь.
– Не обращай на них внимания. Кто угодно мог бы совершить такой же невинный поступок, и эти дамы тут же пришли бы к сенсационным заключениям.
Я ухмыльнулась.
– Но просто хочу прояснить… ты же не сбегала с Ноа Беккером посреди ночи, да?..
Я остановилась и оперлась на рукоятку клюшки, смерив отца укоризненным взглядом.
– Пап.
Он поднял руки.
– Просто решил уточнить. Тебе известно, какая слава ходит об этих мальчишках. Хочу убедиться, что моей малышке ничто не угрожает.
Я улыбнулась, покачав головой, и снова приготовилась к удару.
Когда я сделала предварительный замах, сердце забилось чуть чаще из-за того, что пришлось соврать отцу. Папа прав: у всех парней из семейства Беккер была та еще репутация. Но, если судить по вечеру пятницы, который я провела с Ноа, то причина была мне непонятна.
Он отнесся ко мне по-доброму. И был терпеливым. И забавным.
Я улыбнулась, вспомнив, каким сосредоточенным он казался, когда чистил коня и готовил его к прогулке. Но стоило подумать о нем, как я тут же постаралась обо всем этом забыть.
Щелк!
Мой мяч пролетел над полем и упал примерно в двадцати пяти ярдах от папиного. Папа одобрительно вскрикнул, похлопав меня по плечу, и мы увидели, как мяч немного откатился.
– Моя умница! Давай, ты ведешь.
Оставшееся время пролетело незаметно, но я неупустила из виду, что папа частенько посматривал на часы. Я его знаю – он наверняка выделил на партию в гольф точное количество времени и скоро побежит по другим делам.
Я была его дочерью на время, но меня это не волновало. Я прекрасно понимала, что не единственная, кто в нем нуждается. И у мэра провинциального городка в Теннесси огромное количество дел. И, если честно, отец меня вдохновлял. Он побудил меня заняться волонтерской деятельностью, побудил не просто прийти в наш дом престарелых, а сделать его самым лучшим в округе.
Папа был человеком дела и меня воспитал такой же.
– А в целом, как дела у моей малышки? – спросил он, когда мы выехали к девятой лунке. – Хотя не знаю, могу ли я теперь так тебя называть, ведь ты уже обручившаяся женщина.
Я улыбнулась и сняла темные очки, чтобы их протереть.