Друзья будут потрясены.
В городе пойдут сплетни.
Мамино сердце точно будет разбито.
А папа? Понятия не имею, как он воспримет известия. Он отречется от меня, смогу ли я к концу недели вообще относить себя к Барнеттам?
Но в какой-то степени мне было плевать на это, если я освобожусь от человека, который врал на протяжении года.
Возможно, это расстраивало меня сильнее всего: несмотря на тревогу из-за предстоящих событий, я была очень подавлена из-за случившегося. Оказалось, что я совсем не знаю мужчину, с которым готовилась провести остаток жизни. Я хотела не чувствовать боли, хотела, чтобы Ноа, с которым я провела ночь, все исправил, но не выходило.
Я все равно чувствовала себя преданной.
Мое сердце затрепетало при мысли о Ноа, на губах появилась легкая улыбка. Я протянула руку и провела кончиками пальцев по нижней губе, вспоминая свои ощущения, когда Ноа ласкал языком чувствительную кожу.
Как он прикасался ко мне, как занимался со мной любовью…
Я никогда не испытывала ничего подобного.
Почему за одну ночь с этим мужчиной я почувствовала больше страсти и заботы, чем за целый год с тем, за которого собиралась выйти замуж?
Будто понимая, что я думаю о нем, Ноа вытянул руки над головой и положил их на спинку скамьи, а потом ненароком окинул взглядом прихожан, как будто не пытался найти взглядом меня.
Но он нашел.
Когда мы посмотрели друг на друга, все сомнения и страхи померкли.
Он улыбнулся.
Я улыбнулась.
А потом стала отсчитывать минуты, когда снова смогу оказаться в его объятиях.
– Мам, мы можем поговорить?
Она пекла на кухне свое знаменитое лимонное печенье на встречу женского клуба, которая должна была состояться завтра в церкви. Ее рыжеватые волосы были собраны в неряшливый пучок, что за мамой наблюдалось, только если она переживала, убирала или пекла.
Иногда все перечисленное сразу.
– Конечно, милая. Только отправлю печенье в духовку и снова займемся планом рассадки.
Я переступила с ноги на ногу.
– Вообще-то это не по поводу плана.
– О, – ответила она, открыв духовку и засунув туда противень с печеньем. – Ты хочешь обсудить свадебный реестр? Мы немного отстаем, знаю, но до следующего воскресенья попробуем успеть. Все равно большинство людей покупают подарки в последнюю минуту.
– Мам, – сказала я, сев за кухонным островком. – Это важно.
Я положила подаренное Энтони кольцо на стол, и оно легонько звякнуло, когда металл ударился о гранит. Мама застыла, услышав этот звук.
Она замерла возле раковины, держа одну руку под краном, а второй собираясь включить воду, но так этого и не сделала. Нет, мама просто стояла и смотрела на кольцо, на меня, снова на кольцо – и так по кругу.
Лицо у нее стало бледным, и мама отвернулась к раковине, запястьем нажав на кран, и подставила руки под струю воды.
– Нам еще нужно решить, какие послания ты хочешь услышать на церемонии. Я подумывала о чем-нибудь новом. К Коринфянам читают слишком часто.
Мое сердце сжалось.
– Мам.
– И, знаешь, может, нам стоит выбрать жгуты, как ты и хотела. Вместо коралловой ленты. – Она наспех вытерла руки полотенцем, свисающим с духовки, и принялась наводить порядок. – Ты была права, они смотрятся более стильно.
– Мам.
– А в пятницу у тебя последняя примерка платья. Не забудь.
– Мама!
Она поморщилась и опустила голову, закрыв глаза и зажав в руке губку. Мама покачала головой, не открывая глаз, и я поняла, что мысленно она обращается к Господу, молясь, что я сняла кольцо просто так.
– Пожалуйста, – попросила я, чувствуя, как перехватило дыхание. – Не могла бы ты присесть?
Она шмыгнула носом, бросила губку на стойку и села на табурет напротив меня. Мама не смотрела на меня. Она не сводила взгляда со своих рук, которые теперь сложила на груди, а пальцами правой руки теребила кольцо на левой.
Когда она села, я глубоко вздохнула, готовясь к неизбежному разговору. Папа с Энтони ушли куда-то на целый вечер – наверное, в казино. Я для начала поговорила с Энни, и она помогла мне принять решение: мама первой из семьи должна все узнать. Потом я смогу решить, как поговорить с Энтони, с папой, и придумать, как сообщить новость нашим близким друзьям и семье – и всему городу.
Уж в чем мама превосходила остальных, так это в устранении последствий.
– Мне нужна твоя помощь, – наконец сказала я.
Она приподняла голову и взволнованно посмотрела на меня.
– Вчера я подслушала телефонный разговор Энтони, – объяснила я. На глаза навернулись слезы, и я задрожала так сильно, что попыталась сдержать озноб, зажав руки между бедрами и барным стулом. – Он говорил ужасные слова.
– Мужчины постоянно говорят ужасные слова, – быстро заметила она. – Они глупые. И в половине случаев пьяные.
– Он был трезв.
– Что бы он ни сказал, уверена, это не всерьез.
– Я отменю свадьбу.
Мама зажмурилась и покачала головой, тяжело вздохнув, а потом открыла глаза. Расправила плечи, подняла подбородок и встретилась со мной взглядом.
– Нет, юная леди, ты, разумеется, ничего отменять не станешь.
– Стану. И мне нужна твоя помощь, потому что мы обе знаем, что для этого потребуется много усилий.
– Ты не отменишь свадьбу! – возмущенно прошептала она, словно нас мог кто-то подслушать. – Ты не можешь, – уже спокойнее произнесла мама.
– Он сказал, что точно намеревается мне изменять, – сказала я, стараясь донести новость как можно мягче. – Сказал, что я идеально подхожу на роль послушной жены, которая ему нужна. Сказал, что меня к этому готовили.
– И это правда.
От удивления я открыла рот.
– Мама, но я же не лошадь.
– Нет, ты дочь мэра Стратфорда, а еще ты – Барнетт. Ты осознаешь последствия? Если ты отменишь свадьбу, об этом будет болтать весь город. Из-за тебя наша семья станет посмешищем. Ты нас опозоришь.
– А если я не отменю свадьбу, то всю оставшуюся жизнь буду несчастна.
Мама всплеснула руками и закатила глаза.
– О, бога ради. Ну хочет он отношений на стороне. Думаешь, Энтони – единственный супруг, которому пришла в голову эта мысль? Твой отец в свое время тоже часто менял секретарш – и знаешь что? Меня никогда это не волновало. Потому что это я жила в его доме, растила его детей и обрела жизнь, о которой всегда мечтала. А те девушки, эти потаскухи? – Мама покачала головой. – Милая, там был только секс. Они ничего для него не значили.
У меня отвисла челюсть.
– Папа тебе изменял?
Она отмахнулась от меня.
– Не драматизируй. Тут нет ничего страшного. Как и в том, что сказал Энтони. Руби Грейс, ты ему дорога. Он хочет обеспечить тебя, дать дом, где ты воспитаешь ваших детей. Уж поверь, он сделает так, что ты ни в чем не будешь нуждаться.
– Мам, но он не любит меня, – прошептала я.
– А как любовь связана с браком?
По сердцу снова пошла трещина, но теперь от осознания, что любовь между моими родителями оказалась сплошным притворством. Мой отец ей изменял. А моя мать все равно осталась с ним. Они не любили друг друга, а соблюдали деловое соглашение.
Но я так не могу.
– Да всем! – сказала я. – Брак и любовь неразделимы. Я не выйду за мужчину, который меня не любит, который относится ко мне, как к выигрышу в лотерею или к необходимому атрибуту из списка, как стать президентом. Я – человек. Женщина. Я достойна мужчины, который будет любить меня, чтить и лелеять так же, как и я его.
– И Энтони так и будет к тебе относиться.
– Изменяя мне? Говоря своему отцу, что у меня нет амбиций, но зато есть бонус – хорошенькая внешность? – фыркнула я. – Мама, ты сама-то себя слышишь?
– Ты не отменишь эту свадьбу, – не обратив внимания на мои слова, сказала она и покачала головой. Мама снова встала, взяла губку и продолжила уборку.
– Отменю.
– Нет.
– Мам, я…
– Ты не можешь! – закричала она и резко повернулась. Губка упала на пол, а мама закрыла лицо руками, а через секунду зарыдала.
Да, я была права.
Я разбила ей сердце.
– О, мама, – сказала я, обогнув стойку и заключив ее в объятия. Я крепко держала маму, тоже еле сдерживая слезы. – Мне так жаль.
– Нет, нет, – шмыгнув носом и вытерев слезы, сказала она и высвободилась из объятий. – Ты не понимаешь. Ты не можешь отменить свадьбу. – Она внимательно на меня посмотрела. – Мы заключили сделку, Руби Грейс. С Энтони и его отцом.
Я похолодела.
– Сделку?
В голове всплыли слова Энтони.
«Мы должны сыграть для них роль, как и нам нужно, чтобы свою роль сыграла Руби Грейс».
Мама вздрогнула и скривилась, а по щекам стекло еще несколько слезинок, но она их смахнула.
– Милая, у твоего отца возникли неприятности.
– Неприятности? – спросила я. – Какие?
– Ну, – вздохнув, сказала она. – Ты же знаешь его любовь к картам. В казино он держит себя в руках. Как только заканчиваются деньги, он прекращает игру. А я зорко слежу за тем, сколько ему можно транжирить. – Она выдохнула и снова изменилась в лице. – Но я не знала. Не знала, что он играл в подпольном казино – в том, которое держат Скутеры у себя в подвале. Я знала, что иногда он туда ходил, только чтобы мелькнуть на публике, завязать нужные знакомства, но не думала, что…
– Мам, – перебила я. – Что еще за неприятности?
Она шмыгнула и вытерла нос тыльной стороной руки.
– Он брал у них взаймы на карты, уверенный, что выиграет и вернет деньги. Но все равно оставался в минусе. Снова и снова. – Она покачала головой. – Он даже мне не признался, пока Скутеры не пригрозили, что все обнародуют, если мы не заплатим.
Я закрыла рот рукой.
Нет.
– Руби Грейс, мы все потеряем, – сказала мама и схватила меня за руку. – Дом. Машины. Все. Он набрал столько долгов, что мы никогда за них не расплатимся.
– Но он мэр, – сказала я, почувствовав, как задрожала губа. – Он всегда хорошо зарабатывал. Мы же богаты.