– Можешь что-нибудь сказать, пожалуйста? – тихо рассмеявшись, сказал я.
Руби Грейс поджала губы, закрыла глаза и покачала головой, словно слова, что она готовилась произнести, обжигали ей язык, но она молчала, все равно пытаясь их сдержать.
А когда она наконец заговорила, я понял причину.
Когда я попыталась разобраться в своих мыслях, горло горело.
Каждой частичкой сердце уговаривало меня броситься в объятия Ноа, прижаться к нему и разразиться слезами благодарности. Вон он – мужчина, о котором я всегда мечтала, и он проявляет ту любовь, что я всю жизнь желала почувствовать. Любовь, на которую мой жених никогда не будет способен.
И я должна от нее отказаться.
Должна отказаться от него.
От слез защипало веки, когда я наконец-то их открыла. Ноа смотрел на меня, и в его ярко-синих глазах сияла надежда, пока он ждал ответа.
Ты чудесный.
Никто еще так обо мне не заботился.
С тобой я чувствую себя настоящей, и раньше такого не бывало.
Ты – все, чего я желаю.
Я тебя люблю.
– Как ты мог? – спросила я, и Ноа резко побледнел, когда эти слова повисли в воздухе.
– Я… – Он закрыл рот и сглотнул. – Что?
Слезы, что я сдерживала, наконец вырвались на свободу и потекли по щекам. Я пыталась воспроизвести ложь, которую должна была ему выдать.
Неважно, что я испытываю к нему те же чувства, что и он – ко мне.
Неважно, что хочу его, что больше всего на свете мечтаю поцеловать его, обнять и сказать: «Конечно, я хочу поехать, и, конечно, хочу, чтобы ты поехал со мной!». Хотела бы я оставить этот город, возложенные на меня семьей обязательства и покорить этот мир вместе с Ноа.
Но это не кино.
Это моя жизнь.
А в жизни есть не только мои эгоистичные желания. У меня есть мать, которая от меня зависит; отец, угодивший в беду, из которой ему самому не выбраться; сестра, которая не осознавала риски – и я хотела, чтобы так продолжалось и дальше.
Я пришла сюда, чтобы подарить себе последний вечер с Ноа, побывать напоследок в его объятиях, ощутить последний поцелуй… и знала, что потом придется его отпустить. Знала, что должна ему что-то сказать – что угодно, – чтобы он держался от меня подальше.
Если я скажу правду, он станет убеждать, что это не моя проблема. Уж в этом я уверена. Но ему, наверное, не понять. Это моя семья под ударом: наше имя, наша репутация. Предки Барнеттов наблюдают за мной с небес и ждут правильного решения, которое спасет имя нашей семьи.
И я не подведу.
Просто не могу.
– Поверить не могу, что ты так поступил, – сказала я, смахнув слезу, и встала. Ноа следом за мной выкарабкался из кресла. – Ты подал заявление на работу, не спросив меня, Ноа. На работу, которая потребует многолетней самоотверженности.
Он уставился на меня.
– Но… ты сама говорила, что этого хочешь.
– Нет, – поправила я, хотя сердце кричало «да». – Я этого хотела.
Ноа нахмурился и шагнул ко мне.
– Родная, пожалуйста, иди ко мне.
Он развел руки в стороны, и у меня защемило сердце, когда я услышала его обращение ко мне. Я хотела быть ему родной. Хотела вообще принадлежать ему, потому заплакала еще сильнее от горького осознания, что этому никогда не бывать.
Жизнь – несправедливая штука.
Один из уроков, который я никогда не забуду.
– Ты относишься ко мне как к ребенку, – всхлипывая, сказала я. – Словно ты единственный знаешь, что для меня лучше.
– Вовсе я не…
– Перестань пытаться меня спасти, потому что я тебя об этом не просила.
Он резко захлопнул рот и несколько раз моргнул, переваривая мои слова и смотря так, словно увидел перед собой незнакомку.
Ею я сейчас и была.
– Не делай этого, – наконец прошептал Ноа, закачав головой. – Прошу, не надо.
– Я ничего и не делаю, – захлебываясь слезами, сказала я. – Это все ты. – Я покачала головой, стирая с лица слезы, и направилась к двери. – Все это было ошибкой. После одного дурацкого недоразумения я изменила жениху, даже не поговорив с ним. И прости, что я так поступила, прости, что пришла тогда к тебе, но это… – Я взмахнула руками. – То, что ты хочешь осуществить? Это всего лишь фантазия. В реальном мире так не бывает.
– Перестань! – воскликнул Ноа, рванул через весь домик и преградил мне путь к двери. – Перестань отталкивать меня, потому что я первый человек в твоей жизни, который и правда переживает за тебя.
Я прикрыла рот ладошками, закрыла глаза и приказала себе успокоиться, перестать плакать, но не смогла.
– Взгляни на меня, – сказал Ноа, заключив меня в объятия, но я не смотрела на него. – Ты прекрасно знаешь, что это не фантазия. То, что у нас есть! Все по-настоящему. А вот подонок, который ждет от тебя только исполнения роли – ложь. И твои родители, желающие, чтобы ты была опорой в их жизни, а не дочерью, – ложь.
Я не могла ответить, чувствуя, как с каждым произнесенным им словом сердце в груди разрывается в клочья. Я хотела просто обнять его, уткнуться лицом в шею и все ему рассказать. Хотела, чтобы он услышал, как я говорю, что ни черта им не должна, что это не моя проблема, и больше всего на свете сама хотела в это поверить.
Но как бы сильно ни было мое желание, еще сильнее я хотела защитить семью.
Я любила их вопреки всему, что между нами произошло, и не могла позволить им сгинуть в огне. Тем более зная, что держу огнетушитель.
– Взгляни на себя, – сказал Ноа и сжал мои руки, когда у меня вырвался еще один всхлип. – Ты тоже это чувствуешь. И не хочешь сейчас уходить, как и не хочешь ссориться.
Я затрясла головой и сильнее прижала к лицу руки, чтобы стереть льющиеся слезы.
– О чем ты умалчиваешь, Руби Грейс?
Я снова зарыдала, а когда наконец смогла с трудом вдохнуть, опустила руки и открыла глаза, глядя на Ноа сквозь мокрые ресницы.
И все равно не могла ничего сказать.
– Что случилось? – прошептал он, обхватив руками мое лицо и заглядывая в глаза.
Я покачала головой.
– Тебе не понять, – прошептала я.
– Так помоги понять, – взмолился он.
Я поморщилась, снова заплакав, и продолжала качать головой как болванчик.
– Но в том-то и дело, – сказала я, высвободившись из его объятий. – Ты не понимаешь. И никогда не сможешь.
– Руби…
– Мне нужно идти, – продолжила я, с неожиданной решимостью смахнув последние слезы. Я обошла Ноа, распахнула дверь и спустилась по лестнице, не удостоив его даже взглядом.
Ноа всю дорогу кричал мне вслед, звал и просил подождать – нет, умолял. Я была уверена, что если не окажусь на безопасном расстоянии от него, то у меня разорвется сердце. И единственное, что сейчас меня немного успокаивало – прохладный дождь, падающий на разгоряченную кожу.
– Подожди, – снова попросил Ноа, спустившись. Он схватил меня за локоть и развернул к себе, отчаянно пытаясь найти правду в глазах. – Пожалуйста, не поступай так. Не уходи, не отказывайся от всего, от… – Он сглотнул. – Не отказывайся от меня.
От этих слов я громко всхлипнула и вырвалась.
– Нельзя идти всю дорогу пешком, – сказал он, когда я отвернулась. – Дождь идет. И пути не меньше мили.
– Я справлюсь, – сквозь слезы, сквозь дождь и раскаты грома ответила я. Достала телефон и подсветила фонариком путь.
– Проклятье, Руби Грейс!
Ноа побежал за мной и, догнав, преградил дорогу. На нас обрушились дождевые потоки, и его волосы прилипли ко лбу, а, когда в небе вспыхнула молния, глаза приобрели мой любимый стальной оттенок.
– Я тебя люблю.
От его слов у меня перехватило дыхание, и я покачала головой, пытаясь его обойти.
– И ты тоже меня любишь, – продолжил Ноа. – И не обязана говорить мне этих слов, потому что я и так знаю. Но ты должна остаться. Сейчас. Должна быть храброй и должна остаться.
– Не могу, – прошептала я.
– Да почему? – Он шагнул ко мне, протянув руки, и я не стала вырываться, когда Ноа схватил меня за плечи. – Просто скажи почему. Назови истинную причину, и, клянусь, я больше тебя не побеспокою. – Он провел руками вверх и обхватил мое лицо. – Если ты этого хочешь.
Ноа сглотнул, словно эти слова на вкус были такими же неприятными, как и на слух. Он прижался своим лбом к моему, и мы оба сделали вдох, который прозвучал громче раската грома.
– Обещаю, что отпущу тебя, – уже мягче сказал Ноа. – Но не хочу. Хочу, чтобы ты осталась. Пожалуйста, Руби Грейс. Останься.
Умоляя, он крепко прижался ко мне губами, и я прильнула к Ноа, потянув за мокрую рубашку, когда в небе мелькнула еще одна вспышка молнии. Я приняла этот поцелуй, жадно, эгоистично открыв рот, и впустила его язык, а потом простонала и прижалась к нему еще сильнее.
Я хотела, чтобы Ноа меня заклеймил.
Хотела сама заклеймить его.
Я знала, что, пока живу, никогда не забуду последний поцелуй с Ноа Беккером.
Но когда молния погасла, а следом прогремел гром, я вырвалась из объятий Ноа, тяжело дыша. А потом, не смотря ему в глаза, произнесла последние обращенные к нему в моей жизни слова.
– Не ходи за мной.
И с этим ушла.
Глава 17Ноа
Две недели.
Эти слова не переставая крутились у меня в голове в тот воскресный вечер, когда я сидел с братьями на крыльце маминого дома, держал в руке полную банку пива и знал, что не смогу сделать ни глотка. К еде, которую мама приготовила на ужин, я тоже не притронулся.
Две недели.
Я отсчитывал дни, часы, минуты и секунды до этого события.
Всего четырнадцать дней. Триста тридцать шесть часов. Двадцать тысяч сто шестьдесят минут. Один миллион и двести тысяч секунд.
И она станет Руби Грейс Колдуэлл.
Со злости я еще сильнее стиснул банку, и из нее выплеснулось немного пива. Я знал, что не нужно идти в церковь, не нужно приближаться к ней, поедать ее глазами и упиваться страданиями, как мазохист.