Но мне нужно было ее увидеть.
Когда тем вечером Руби Грейс ушла, я отправился за ней, хотя она просила этого не делать. Я должен был удостовериться, что она благополучно добралась до своей машины. Но держался в стороне, не мешая ей, и ушел сразу же, как она села в машину.
Я оставил ее в покое.
Я рассчитывал, что она позвонит, или напишет смс, или пошлет гребаный дымовой сигнал. Что угодно. Было какое-то предчувствие, что она просто поддалась моменту, но теперь пришла в норму.
Но этого так и не случилось.
А до этого наш пастор объявил в церкви, что до свадьбы осталось всего две недели.
А это означало, что свадьба не отменена.
Означало, что у Руби Грейс ни хрена нет ко мне чувств.
Я вздохнул, немного разжав банку, и провел взглядом по маминому саду. Я столько всего сейчас чувствовал – ощущение, что меня предали, тоску, недоумение, глубокую печаль. Но по большей части я чувствовал себя идиотом.
Такого идиота еще поискать надо.
Я пытался добиться женщину, у которой на пальце было кольцо от другого мужчины. Женщину, которая по многим параметрам была недосягаема. Женщину моложе меня, и бывшую еще, по сути, девчонкой. Я хотел ее спасти, хотел стать партнером во всем, мечтал заполнить ею пустоту в своей жизни и быть тем, кто сделает то же самое для нее.
Я не заметил ни одного тревожного звоночка.
И теперь за это поплатился.
– Ты там как? – спросил Майки, сидя на другом конце крыльца, где бренчал на гитаре. Брат перебирал струны, не сводя с них взгляда. – Пыхтишь, как дракон.
– Майки, отвали.
Он вскинул голову и свел брови на переносице.
– Эй…
– Ой, Майки, не обращай на него внимания, – сказал Логан. – Он психует из-за Руби Грейс и не прислушивается к нашим советам, предпочитая просто кукситься.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – гаркнул я.
– Да. Мы все не имеем понятия. И не поймем, пока ты сам не расскажешь.
– Оставь его в покое, – подал голос Джордан из кресла-качалки, попивая сделанный им традиционный напиток. Так, будто слово старшего брата было решающим, Майки кинул в мою сторону взгляд и снова принялся бренчать, а Логан, вздохнув, допил пиво и, встав, зашел в дом к маме.
Джордан на меня не смотрел, но мысленно я все равно его поблагодарил.
В голове вертелось столько вопросов, столько тем, которые я хотел обсудить и понять. Но в итоге решил, что это бессмысленно.
Не важно, почему Руби Грейс от меня сбежала и почему все же выходит замуж за Энтони.
Важно только то, что она именно так и поступила.
Вот и весь разговор.
Не зная, что мама вышла на крыльцо, я почувствовал, как она положила руки мне на плечи. Она легонько их сжала, не дав мне встать, и обратилась к братьям:
– Ребят, не оставите нас на минутку?
Майки резко прекратил играть, вскочил и сбежал по лестнице к своей машине.
– Я к Бейли. Скоро вернусь.
Джордан встал следующим.
– Пойду посмотрю, чем там Логан занимается. – Он остановился и наконец взглянул на меня. – Просто знай, что я рядом. Если что-нибудь будет нужно.
Просто к сведению – Джордану эти слова дались непросто. Я точно это знал, потому что он с самого начала не одобрял мой план по завоеванию Руби Грейс. Но, проходя мимо, брат положил руку мне на плечо, сжал его разок, наклонился, чтобы поцеловать маму в щеку, и оставил нас наедине.
Это была братская любовь. Крепкая и вечная – даже когда мы того не заслуживали.
На крыльце остались только мы с мамой, она обошла меня и села рядом в кресло. Долгое время молчала, просто покачиваясь и не сводя взгляда со двора.
Иногда было так странно смотреть на нее. За годы со смерти папы она постарела, и я часто задумывался, как бы он сейчас выглядел. Были бы у него седые волосы? Стали бы морщинки вокруг глаз и губ отчетливее? Был бы он таким крепким, как раньше, или похудел бы? Отрастил бы пивное пузо и полысел?
Мама была все той же женщиной, которую я помнил с детства, но волосы у нее стали короче и поседели, а в глазах появилась усталость, но для меня она оставалась тем же кумиром.
– Итак, – после длительной паузы сказала мама, легонько покачиваясь. – Надеюсь, у тебя была весомая причина отказаться сегодня от брюссельской капусты. Ты любил ее с подростковых лет. А твои братья ее терпеть не могут, поэтому ты понимаешь: я приготовила ее только ради тебя.
Я выдавил улыбку.
– И тебе прекрасно известно, как я за это тебя люблю. Возьму с собой, разогрею завтра на обед.
– Ага, я тебе соберу еду. Но это не освобождает тебя от объяснений, почему ты даже пиво пить не хочешь.
Я взглянул на упомянутую банку, словно она выдала мою тайну, хотя прекрасно понимал, что и сам неплохо с этим справляюсь.
Я всегда с трудом скрывал свои эмоции. Джордану это удавалось лучше всех, а вот Майки утаивать что-то совсем не умел. Но я не сильно от него отстал. Я пылил, когда злился. Частенько ввязывался в драки. Закрывался от тех, кто пытался мне помочь. Парился и хандрил, но никогда не делился своими чувствами.
Может, знал, что никто не сможет помочь.
Может, слишком боялся признаться, что мне это нужно.
– А, – помолчав, сказала мама. – Дело в девушке?
Я вздохнул и провел пальцем по краю банки.
– Все настолько очевидно?
Мама засмеялась.
– Ну, за эти годы я частенько видела, как ты расстраивался, Ноа. Но такие… такие страдания может принести только разбитое сердце.
Я ничего не ответил, и мама поджала губы, задумавшись, что еще тут сказать, а потом продолжила:
– Знаешь, я всегда знала, что если ты влюбишься, то влюбишься по уши. Ты всегда так внимательно смотрел на нас с отцом, и у меня возникало ощущение, что именно ты будешь ждать подходящую девушку. Не пойми меня превратно, – добавила она, криво улыбнувшись. – Я не настолько наивна, чтобы думать, что у тебя никогда не было девушки и ты не разбил попутно несколько сердец. Но я подозревала, что ты просто не готов отдать свое сердце. Нет, только если почувствуешь, что встретил своего человека.
Я покачал головой.
– Как у тебя получается? Неужели все мамы обладают суперсилой, позволяющей им видеть своих детей насквозь?
Она рассмеялась.
– О, мне бы такая не помешала. Думаю, что мне легче тебя понять, – пожав плечами, ответила мама. – Ты очень на меня похож. И, кажется, с тобой у нас особая связь с самого рождения. – Она снова хихикнула. – Твой отец всегда к этому ревновал. Он хотел, чтобы ты был папенькиным сынком, но ты, если болел или расстраивался, всегда ходил хвостиком за мной.
Я улыбнулся, и при упоминании об отце защемило сердце.
– А теперь, – сказала мама, похлопав меня по колену. – Расскажи мне о ней.
Я вздохнул.
– Если я расскажу, ты будешь во мне разочарована.
– Проверим?
– Она помолвлена, – тут же выпалил я.
Как и думал, мама побледнела.
– Ноа Эммануэль.
– Знаю, знаю, – сказал я, зажав пальцами переносицу. – Уж поверь, я пытался держаться подальше, установить между нами границы. Но, мам, клянусь богом, она, как магнит. Чем сильнее я пытался не приближаться, тем сильнее она притягивала меня. Понятия не имею, почему и как. Просто знаю, что был не в силах сопротивляться, когда дело касалось ее.
От моих слов мамин взгляд смягчился.
– Ну, если я чему-то и научилась в любви, то скажу так: любовь редко подчиняется правилам, которые мы устанавливаем. – Мама вздохнула. – Ты говоришь о Руби Грейс Барнетт?
Я не ответил.
Это было ни к чему.
– Знаешь, когда ты был младше, я порой несколько дней ждала, когда ты наконец расскажешь, из-за чего расстроился, – сказала она. – Твои младшие братья раскалывались за пару минут, а Джордан всегда держал все в себе. Но ты… – Мама улыбнулась. – Тебе просто нужно было время.
Я кивнул, зная, что это правда.
– И я пойму, если тебе и сейчас нужно время. Просто мне невыносимо видеть тебя в таком состоянии, я хочу помочь. – Мама протянула руку и сжала мое предплечье. – Но не смогу, если не расскажешь, что произошло.
Я вздохнул, посмотрев на небо, а потом перевел взгляд на маму.
– Даже не знаю, с чего начать. Не пойму, как все так вышло и с чего вообще началось. Просто так… случилось.
– Когда она перестала быть надоедливой девчонкой, которая пинала твою скамейку?
Я усмехнулся.
– Когда заявилась на винокурню в платье, в котором выглядела взрослее меня, на каблуках, подчеркивающих красоту длинных ног, а ее губы были такими же красными, как старый папин «Камаро».
Мама улыбнулась.
– Тогда с этого и начнем?
Так я и сделал.
И не успел опомниться, как село солнце, и крыльцо, на котором мы с мамой тихонько покачивались, стали освещать полумесяц да звезды. Я говорил, а она слушала, кивая и иногда что-то спрашивая. Но в основном мама молчала, и вечер тоже стоял тихий, если не считать негромкой музыки, доносившейся из дома, где братья наверняка подслушивали.
Рассказав маме о домике на дереве и о том, как ушла Руби Грейс, я замолчал.
Больше рассказывать было нечего.
Мама потянулась и сжала мою ладонь, лежавшую на подлокотнике кресла, а после снова сложила руки на коленях. Она покачивалась, не сводя со звезд взгляда, и заговорила только спустя время.
– До твоего отца у меня был другой мужчина.
Я приподнял бровь.
– О чем ты?
Она вздохнула.
– До того, как я влюбилась в твоего отца, мне нравился другой мужчина. А я нравилась ему. Я могла бы сказать, что мы были влюблены… но не так, как с твоим отцом. Та любовь была моложе, безумнее, не такой крепкой.
– А папа знал?
Мама улыбнулась.
– Да. Если честно, его это мало интересовало. Но я ему рассказала – просто потому, что хотела быть с ним честной.
Я кивнул, задумавшись, почему она рассказывает об этом спустя столько лет.
– Когда мы с твоим отцом объявили о нашей помолвке, тот, другой мужчина, вернулся в мою жизнь. Это было много ле