— Принимаю ваши условия,— сказал Ван Хелсинг,— но прошу вас об одном: прежде чем будете осуждать меня, хорошенько взвесьте свое решение и уверьтесь, что мои поступки не нарушают ваших условий.
— Решено! — сказал Артур.— Итак, переговоры завершены. Могу я теперь спросить у вас, в чем дело?
— Я хочу, чтобы вы пошли со мной на кладбище в Кингстед, но об этом никто не должен знать.
Артур изумился.
— Туда, где похоронена Люси? — спросил он.
Профессор кивнул. Артур продолжал:
— Зачем?
— Чтобы войти в склеп.
Артур вскочил:
— Профессор, вы говорите серьезно или жестоко шутите?.. Простите, я вижу, это серьезно.
Он снова сел, гордо выпрямившись, как человек, чье достоинство оскорблено.
Наступила долгая пауза. Наконец он спросил:
— И что же мы будем там делать?
— Откроем гроб.
— Это уж слишком,— сердито сказал Артур, вставая.— Я согласен на все, в разумных пределах, но такое... такое осквернение гроба той, которую,..
Дальше он не мог говорить от негодования. Профессор с состраданием смотрел на него.
— О, если бы я мог уберечь вас от мучений, мой дорогой друг, клянусь, я сделал бы это,— сказал он.— Но в эту ночь вам придется пройти по тернистой дороге, иначе вам суждено потом, быть может даже на веки вечные, ходить по адским тропинкам!
Артур побледнел и вскричал:
— Осторожней, сэр, осторожней!
— Не лучше ли будет, если вы послушаете меня? — спросил Ван Хелсинг.— Тогда, по крайней мере, вы будете знать, что я предлагаю. Могу я начать?
— Да, разумеется,— вставил Моррис.
После некоторого молчания, сделав над собой видимое усилие, Ван Хелсинг продолжил:
— Мисс Люси умерла, не так ли? Да? Следовательно, все в порядке. Но если она не умерла?
Артур подскочил.
— Господи! — воскликнул он.— Что вы хотите этим сказать? Разве произошла какая-то ошибка? Разве ее похоронили живой? — Он был в таком отчаянии, что тяжело было на него смотреть.
— Я не сказал, что она жива, дитя мое, я не то хотел сказать. Я хотел сказать только, что она не мертва.
— Не мертва! Не жива! Что вы имеете в виду? Это кошмар или что-то другое, еще более ужасное?
— Бывают тайны, о которых мы можем только догадываться, разгадка их приходит годами и по частям. Поверьте мне, перед нами только часть тайны. Но я ничего еще не сделал. Вы разрешите мне отрубить голову умершей Люси?
— Клянусь небом и землей, нет! — воскликнул Артур с негодованием.— Я ни за что на свете не соглашусь, -чтобы тело ее подверглось поруганию. Ван Хелсинг, вы слишком испытываете меня! Что я вам сделал дурного, за что вы меня так терзаете? Что сделала вам эта бедная девушка, что вы так издеваетесь над ее могилой? Или вы помешались, что говорите подобные вещи, или я сошел с ума, что слушаю их! Не смейте и думать о таком, святотатстве, я ни за что не дам своего согласия! Я пойду защищать ее могилу от поругания, и, клянусь Богом, я это сделаю!
Ван Хелсинг встал со своего места и сказал сурово и серьезно:
— Лорд Годалминг, у меня тоже есть долг, долг по отношению к другим, к вам, к покойной, и, клянусь Богом, я это сделаю. Я прошу вас лишь об одном: пойдемте со мной, посмотрите, послушайте, и если потом я предложу вам то лее самое, не беритесь за это дело более ревностно, чем я, ибо тогда — тогда я исполню свой долг по собственному усмотрению. Тогда я исполню ваше желание и буду готов дать вам отчет, когда и где захотите.
Тут голос его дрогнул, и он продолжал гораздо мягче:
— Но, умоляю вас, не смотрите на меня так гневно. В моей жизни было много тяжелых минут, терзавших душу, но столь трудная задача впервые выпала на мою долю. Поверьте, когда придет время и вы перемените ваше мнение обо мне, один ваш взгляд искупит эти печальные часы, ибо я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы уберечь вас от горя. Подумайте только, чего ради стал бы я так стараться и так горевать? Я пришел сюда, чтобы сделать то, что должен: прежде всего, чтобы оказать услугу моему Другу Джону, затем помочь милой молодой девушке, которую я, как;и вы, очень любил. Ей — мне даже стыдно сказать, но я говорю просто — я отдал то, что и вы,— кровь из моих вен, отдал ей, хотя я.вовсе не ее возлюбленный, а только врач и друг. Если смерть моя в состоянии ей что-нибудь дать теперь, когда она и мертвая и «не-мертвая», пусть свободно возьмет мою жизнь.
Он сказал это с какой-то благородной, мягкой гордостью, и Артур был очень тронут. Он взял старика за руку и произнес дрожащим голосом:
— О, так ужасно об этом думать, и я никак не могу понять, в чем дело, но обещаю пойти с вами и подождать.
Глава XVI
Ровно без четверти двенадцать мы перелезли через низкую ограду кладбища. Ночь была темна, луна лишь изредка выглядывала из-за туч, тянувшихся по небу. Мы старались держаться как можно ближе друг к Другу. Ван Хелсинг шел впереди, показывая дорогу. Когда мы ближе подошли к могиле, я стал внимательно следить за Артуром, так как близость мест, связанных со столькими печальными воспоминаниями, могла его взволновать; но он держался молодцом. Должно быть, таинственность приключения увлекала его. Профессор открыл дверь склепа и, заметив нашу нерешительность, подбодрил нас тем, что сам прошел вперед. Мы последовали за ним, и он закрыл за нами дверь. Затем он зажег тусклый фонарь и указал на гроб. Артур, сильно волнуясь, двинулся вперед. Ван Хелсинг обратился ко мне:
— Вы вчера были здесь со мной. Тело Люси лежало тогда тут, в гробу?
— Да, лежало.
Профессор обратился к остальным со словами:
— Слышите? И все-таки тут есть кое-кто еще, кто мне не верит.
Он взял отвертку и снова снял крышку с гроба. Артур, бледный и молчаливый, глядел на это; когда крышку сняли, он вышел вперед. Он, очевидно, не подозревал или забыл о свинцовом гробе. Когда он увидел в нем дыры, кровь бросилась ему в лицо, потом мгновенно отхлынула, и он, мертвенно-бледный, стоял и молчал.
Ван Хелсинг отогнул свинцовую крышку, мы заглянули в гроб и попятились.
Гроб был пуст!
В течение нескольких минут никто не произнес ни слова. Молчание прервал Квинси Моррис:
— Профессор, я за вас поручился. Я поверил вашему слову. Я никогда бы не оскорбил вас подозрением, но эта тайна заставляет поступиться вопросами чести. Это дело ваших рук?
— Клянусь всем, что мне свято, я не прикасался к ней и не убирал ее тела. Произошло же вот что.. Два дня тому назад я пришел сюда с Сьюардом и открыл гроб; и мы нашли его, как и сейчас, пустым. Затем мы остались ждать и увидели нечто белое, двигавшееся между деревьями. На следующий день мы пришли сюда днем и нашли Люси в гробу. Не правда ли, Джон?
— Да.
— В ту ночь мы подоспели как раз вовремя. Пропал еще один ребенок, и мы нашли его, благодаря богу, невредимым среди могил. Вчера я пришел сюда до заката,-так как на закате «не-мертвые» оживают. Я прождал тут всю ночь до восхода солнца, но ничего не увидел. Должно быть, потому, что привесил к дверям чеснок, которого «не-мертвые» не выносят, и другие вещи, которых они избегают. Сегодня вечером, еще до захода солнца, я убрал чеснок и остальное. Вот почему мы нашли гроб пустым. Подождите вместе со мной. До сих пор тут происходило лшого странного. Постоим вне склепа, спрячемся где-нибудь потихоньку, и вы увидите еще более странные вещи.
Один за другим мы покинули склеп. Ван Хелсинг вышел последним и закрыл дверь.
О, сколь приятен и чист ночной воздух после душного склепа! Как приятно было видеть бегущие по небу облака, а в просветах мерцание лунного света — не так ли чередуются радости и горести в человеческой жизни? Каким наслаждением было вдыхать свежий воздух, в котором отсутствуют запахи смерти и разложения! Как успокаивал вид алеющего неба вдалеке и приглушенный шум — верные спутники жизни большого города! Все были серьезны и подавлены. Артур молчал, и видно было, что он тщетно пытается постичь тайный смысл происходящего. Я терпеливо ждал развязки и снова был готов отбросить сомнения и поверить Ван Хелсингу. Квинси Моррис был невозмутим, как человек, привыкший принимать вещи такими, какие они есть, а если надо, то и рискнуть всем со спокойной храбростью. Курить было нельзя, и потому он отрезал кусок от плитки табака и начал его жевать. Ван Хелсинг же принялся за работу. Сначала он вынул из своей сумки пачку чего-то вроде тонких вафельных бисквитов, аккуратно завернутых в белую салфетку, затем вынул полную пригоршню беловатого вещества вроде теста Он мелко накрошил вафли и замесил в тесто. Затем, сделав из этой массы тонкие полоски, он замазал щели дверей склепа. Меня это озадачило, и, стоя поблизости от него, я спросил, что он делает. Артур и Квинси тоже подошли, так как оба были очень заинтересованы. Он ответил:
— Я закрываю вход, чтобы «не-мертвая» не могла войти.
— Вот этой штукой? — спросил Квинси,— Терт подери! И это сработает?
— Наилучшим образом.
— Что это у вас? — спросил Артур.
Ван Хелсинг благоговейно снял шляпу и сказал:
— Святые дары. Я привез их из Амстердама. У меня есть индульгенция.
Ответ мог устрашить самого большого скептика, и каждый из нас почувствовал, что при таких серьезных шагах профессора, шагах, при которых он решался употребить самое священное для него, невозможно ему не верить. Мы тихо и покорно заняли указанные нам места возле склепа, стараясь разместиться так, чтобы никто из прохожих не мог нас заметить. Я жалел других, в особенности Артура. Мне-то весь этот ужас был знаком по предыдущему визиту.
Еще час назад я все отвергал, но теперь и у меня похолодело сердце. Никогда еще могилы не казались такими призрачно-белыми, а тисы и кипарисы не были столь исполнены погребального мрака; никогда еще трава и деревья не шелестели так зловеще, а сучья не потрескивали столь таинственно; и никогда еще далекий собачий вой не казался столь дурным предзнаменованием. Наступило долгое молчание, бесконечная, томительная тишина, затем послышался резкий и тихий свист профессора. Он указал вдаль: там в тисовой аллее показалась белая фигура, прижимавшая что-то темное к