— Голод! Еда! Наталия! — заорал чужим голосом Бобринский и попёр на Нечаева.
Петр отбросил разряженное ружье, выхватил пистолеты, но и они оказались бесполезны. Короткой толстой рукой Бобринский попытался схватить его, но не рассчитал своей скорости, извернулся и упал, сбив с ног и Петра.
Нечаев пролетел с десяток метров и распластался в грязи. Граф навис над ним, роняя на землю едкую слюну. Чудовищный рот открылся, намереваясь проглотить взрослого мужчину целиком.
Я вскочил на бугристую спину Бобринского, пробежал по ней и вонзил клинок точно в покрытый толстыми складками загривок. Меч с шипением вошел в податливое тело, но мне пришлось выпустить рукоять и прыгнуть в сторону. Визжа от боли Бобринский начал кататься по земле, угрожая раздавить и меня, и Нечаева.
Не успев среагировать, Петр получил удар хвостом, отчего сложился пополам и отлетел в кусты. Я успел увернуться и избежать подобной участи. Бобринский пронесся мимо, вкатился в свой особняк, разрушил там несколько стен и выпростался наружу трясущийся от ярости.
— Убью! Убью! Убью! — брызжа слюной, орал он.
— Бегите! — прохрипел выбравшийся из кустов Нечаев. Он хотел сказать что-то еще, но так и замер с раскрытым ртом, глядя на меня.
Мой же взгляд впился в безобразную тушу изверга, коим стал Бобринский. Я не мигал, не дышал и не думал ни о чем больше, кроме как о том, чтобы прикончить эту тварь. Всепоглощающий гнев накрыл меня с головой. В сознании гулко ударили два сердца. Потом одно, но громоподобно. Сверкнула молния. В ее короткой вспышке моя тень многократно разрослась и вытянулась, встав у меня за спиной. Я поднял руку, в которой сразу же появился пылающий черным пламенем меч, и тень повторила мой жест.
В черной пустоте зажглись два зеленых глаза. И когда я разрубил мечом воздух перед собой, гигантская тень опустила свое призрачное оружие на застывшего на месте графа Бобринского. Гигантский меч рассек и уродливую тварь, и часть особняка, после чего тот «сложился», словно карточный домик.
Разрубленный на две половины Бобринский продолжал дергаться. В его изуродованной плоти среди внутренностей копошились сотни личинок полозов. Я призвал перед ладонью печати, и тень за спиной сделала то же самое. Ревущее черное пламя охватило то, что осталось от графа Бобринского и превратило его в пепел, который тут же подхватил воющий ветер и остервенело разметал по округе.
Тень за моей спиной исчезла, а сам я, лишившись сил, припал на колено. Кое-как дохромавший до меня Нечаев уселся прямо в грязь. Он порылся в кармане, достал оттуда смятую пачку папирос, сунул одну из них в рот и попытался зажечь зажигалкой. Но вымокший табак наотрез отказывался гореть.
— Михаил Семёнович, — пробормотал он, не оставляя попыток закурить, — помнится, вы говорили о том, что нужно по-человечески…
— А вы о том, что лучше скрытно, — выдохнул я, чувствуя, как силы понемногу возвращаются.
К нам подбежал Гришка и помог Петру подняться. Я от помощи отказался и выпрямился сам. Мальчишка смотрел на меня со смесью ужаса и восхищения. Пришлось выдавить из себя измученную улыбку и взъерошить его мокрые волосы.
— Мда… — Нечаев рассеянно достал изо рта мокрую папиросу и отбросил ее прочь. — Не знал, что вы умеете… — он неопределенно указал пальцем куда-то вверх и за мою спину.
— Сам не знал, — признался я. — Но получилось очень кстати.
— Воистину, — серьезно кивнул Нечаев и задумчиво повторил. — Воистину.
16. Три девицы под окном
Я проспал до следующего вечера, но поднялся с кровати все еще усталым. Заниматься ничем не хотелось. Будь в этом времени телевизоры, я бы провалялся в постели весь вечер. Но технический прогресс еще не достиг нужной точки, так что пришлось искать иные занятия.
За окном все еще моросил неугомонный дождь: уже не такой сильный, как вчера, но и не слабый. В воздухе пахло летней свежестью. Этот запах помог мне избавиться от остатков сонливости и взять себя в руки.
Одевшись и умывшись, я спустился вниз, где застал только Дею. Горничная ловко орудовала пипидастром, уничтожая пыль на тех предметах интерьера, что когда-то бедствующий граф Воронцов еще не успел продать. Цыганка узнала о моем приближении еще до того, как увидела меня, поэтому встретила с уже учтивой улыбкой.
Барин, — девушка чуть склонила голову.
— Добрый… вечер. — Я немного рассеянно осмотрелся. — Нечаев уже проснулся?
— Около полудня он выпил чаю, потом долго беседовал с Дарьей Сергеевной, после чего за ними приехали. — Будничным тоном сообщила мне Дея. — Петр Аркадьевич просил передать вам, чтобы вы не волновались — они убыли осматривать место вчерашнего происшествия.
— А этот паренек, Гришка?
— Уехал с Петром Аркадьевичем. Он за ним теперь хвостом ходит.
— Бедный ребенок, — я подошел к окну и посмотрел на хмурый и дождливый, но все же прекрасный пейзаж. — Он теперь сирота. Стоило ли брать его с собой туда, где он пережил настоящий кошмар?
— Иногда стоит взглянуть в глаза собственным кошмарам, — Дея вернулась к своему занятию: пипидастр снова зашуршал по немногочисленной мебели. — К тому же, мальчик сам захотел поехать.
Мне оставалось лишь развести руками — захотел, так захотел. Пацана, конечно, жалко, но он уехал несколько часов назад, так что думать об этом теперь бессмысленно. Как вернется — предложу ему остаться у меня, куда-нибудь пристрою. А может у него какие родственники в окрестных деревнях остались?
— Барин, — Дея закончила смахивать несуществующую пыль, — желаете отужинать?
— Пожалуй.
Цыганка снова поклонилась и вышла. Кажется, роль горничной ее забавляла. Более того, Дея отлично справлялась с обязанностями по дому. Если она вскоре «наиграется», я, пожалуй, даже немного расстроюсь. А еще придется искать замену.
— А может, просто повысить ей зарплату? — пробормотал я себе под нос.
С деньгами сейчас стало намного лучше. Прикончу еще пару-тройку полозов, и будет совсем хорошо. К тому же мне, как агенту Тайной канцелярии, теперь и денежное довольствие полагалось, так что одной головной болью меньше.
— Барин! — на пороге появился Прохор. — Вам тут бумаги вчера передали.
— Кто передал? — я взял из рук дворского красивый конверт, от которого пахло цветочными духами. Края тисненной бумаги скрепляла восковая печать с причудливым гербом.
— Хлыщ какой-то на коне, — пожал плечами Прохор. — Важный, напыщенный, как петух. Дал мне бумажку эту и велел вам в руки передать, опосля ускакал.
— Угу, — я вскрыл конверт и достал оттуда письмо, которым оказалось приглашение на званый ужин в поместье некоего Уланова сегодня вечером. — Прохор, фамилия Уланов тебе о чем-нибудь говорит?
— Старый граф, — кивнул дворский, — его земля недалече от Бобринского. Там на развилке только по левую руку надобно свернуть, а не по правую. Эх, хороший мужик был Уланов. Простой люд его уважал очень. Два года, как схоронили…
— Погоди, он умер?
— Ну да… — захлопал глазами Прохор, — или его зазря закопали…
— Тогда кто пригласил меня на ужин? — я помахал конвертом и протянул его мужику.
— Вдова его, видать, — пожал плечами Прохор. — Как старый граф Богу душу отдал, так она вас и других неженатых дворян зазывает, а вы все не ездите. Падчериц своих опять сватать будет, как пить дать. — Он взял у меня письмо, повертел перед глазами и спросил. — А чего мне с бумажкой-то делать? Я грамоте не научен.
Я забрал у дворского приглашение и положил на стол.
— Хотел бы научиться?
— Зачем она мне, грамота ваша? — отмахнулся Прохор. — Я человек простой, да и некогда мне буквы эти мудреные глядеть. Других дел по горло. Вот помните, вы наказывали поместье отремонтировать? Дарья Сергеевна нашла людей из столицы, но они только в конце лета взяться смогут. Хотите, я местных мужиков соберу? Они рукастые — враз все сделают!
Я представил, как толпа крестьян с топорами да молотками бегают взад-вперед по моему дому, придавая пусть и видавшим виды, но все еще благородным стенам черты деревенской избы и покачал головой:
— Подожду мастеров из столицы.
— Воля ваша, — с толикой сожаления вздохнул Прохор. — Я тогда пойду глядеть, как там деревню восстанавливают. Дело спорится, но за мужиками глаз да глаз нужен. А еще, — дворский вдруг оживился, — они хотят деревне название поменять. Хотят, чтобы она звалась Воронцово. Там еще две бабы на сносях. Говорят, если мальчики родятся, то Михаилами нарекут!
— Чудесно, — сухо прокомментировал я услышанное. — Просто чудесно.
Не то, чтобы становление местной знаменитостью не тешило моего самолюбия, но мне от такого повышенного внимания становилось не по себе.
— Вот и я им так сказал! — Прохор не уловил иронии и принял мои слова за чистую монету. — Михаил Семенович, говорю, только рад будет.
— И как в воду глядел, — со всей возможной серьезностью кивнул я, чем просто осчастливил дворского.
— Тогда пойду. Доброго вам вечера, барин, — он преисполнился решимости если не сделать новую деревню лучшей в округе, то, как минимум, приложить для этого все усилия.
— Удачи, — пожелал я. — По пути скажи Дее, что ужинать я буду в гостях. Пусть она приготовит одежду, а Демидка седлает коня.
Прохор кивнул, поклонился и вышел из гостиной. Я же задумался — не принял ли поспешного решения. Вроде как я достаточно освоился, чтобы начать познавать окружающий мир. Да и связи с соседями нужно укреплять. К тому же, мы с Нечаевым и Дарьей хотели проверить владеющих даром женщин. Пока мои компаньоны заняты одним расследованием, я мог бы совместить приятное с полезным — посетить званый ужин и осмотреться.
Дея быстро приготовила мне выходную одежду: добротный черный костюм и накидку, чтобы защититься от дождя. Когда я вышел на крыльцо, Демидка уже подвел Демона. Пока конь лениво щипал неухоженный газон, детина игрался с медвежонком, который совал свой любопытный кожаный нос повсюду.
Почуяв меня, зверек встрепенулся и покосолапил навстречу.