о развалинам к дому, Бальзамо заметил сухопарую фигуру барона, который, закутавшись в просторный ситцевый халат в цветочек, появился из задней двери, выходившей на лестницу, и направился в сад, где принялся снимать улиток с розовых кустов. Бальзамо поспешил ему навстречу и заговорил с учтивостью тем более изысканной, что ему стало ясно, насколько беден барон:
– Сударь, позвольте вместе с выражениями почтения принести вам и свои извинения. Прежде чем спуститься вниз, мне до́лжно было дождаться вашего пробуждения, однако я соблазнился видом из окна и захотел рассмотреть поближе ваш чудный сад и эти внушительные развалины.
– Они и в самом деле красивы, – вежливо раскланявшись с Бальзамо, отвечал барон, – но это, пожалуй, единственное, что тут есть хорошего.
– Это был замок? – осведомился Бальзамо.
– Да, мой замок или, вернее, замок моих предков. Он назывался Мезон-Руж; мы долгое время носили это имя вместе с именем де Таверне. Мезон-Руж как раз и было баронским поместьем. Но, любезный гость, давайте не будем говорить о том, чего более нет.
В знак согласия Бальзамо поклонился.
– Со своей стороны, сударь, я тоже хотел принести вам извинения. Дом мой беден, я предупреждал вас об этом.
– Я нахожу его превосходным, сударь.
– Конура, любезный гость, просто конура, – возразил барон. – Она начинает приходиться по вкусу крысам – с тех пор как лисицы, ящерицы и ужи прогнали их из другого замка. Ах, сударь, вы ведь чародей или вроде этого, – что вам, черт возьми, стоит взмахом волшебной палочки вернуть старый замок Мезон-Руж да не забыть при этом две тысячи арпанов окружавших его лугов и лесов? Но держу пари, что вместо этого вы были настолько любезны, что провели ночь на отвратительной постели.
– О сударь!..
– Не спорьте, любезный гость. Постель отвратительна, я знаю: это постель моего сына.
– Клянусь вам, господин барон, постель показалась мне превосходной. Как бы там ни было, я в смущении от вашей доброты и от всего сердца хотел бы оказать вам взамен какую-нибудь услугу.
Старик, не упускавший случая пошутить, указал ему на Ла Бри, который поднес хозяину стакан воды на прекрасной тарелке саксонского фарфора, и проговорил:
– Прекрасно, господин барон, у вас есть случай сделать для меня то же, что наш Спаситель сделал на свадьбе в Кане Галилейской: превратите эту воду в вино, но по крайней мере в бургундское, например в шамбертен, и вы окажете мне тем самым величайшую услугу.
Бальзамо улыбнулся; барон, сочтя его улыбку за отказ, залпом опорожнил стакан.
– Замечательное средство, – заметил Бальзамо. – Вода, барон, – самое благородное вещество: именно над нею носился Дух Божий перед сотворением мира. Ничто не может ей противостоять: она точит камень, и, быть может, когда-нибудь обнаружат, что в ней растворяются алмазы.
– Ну, меня-то она растворит, – отозвался барон. – Не хотите ли и вы выпить со мною, а? У нее перед моим вином есть преимущество: она совершенно чиста. К тому же вода у меня еще есть – с нею не так, как с моим мараскином.
– Если вы расправились со своим стаканом, велите принести и мне, дорогой хозяин, и тогда я, быть может, найду способ оказаться вам полезным.
– Но объяснитесь же! Вы, надеюсь, не торопитесь?..
– Господи, разумеется, нет. Прикажите этому доброму малому принести мне стакан чистой воды.
– Вы слышали, Ла Бри? – обратился к слуге барон.
Со своею обычной расторопностью Ла Бри удалился.
– Но неужели в стакане воды, который я выпиваю каждое утро, заключены какие-то особые свойства или тайны, а я о них даже не подозреваю? Оказывается, я уже десять лет, сам того не ведая, занимаюсь алхимией – точно так же, как господин Журден[46], сам того не ведая, говорил прозой?
– Мне неизвестно, чем занимаетесь вы, – серьезно ответил Бальзамо, – но известно, чем занимаюсь я.
Затем, повернувшись к Ла Бри, который выполнил поручение с волшебной быстротой, Бальзамо сказал:
– Благодарю, добрый слуга.
Взяв стакан в руки, он поднял его до уровня глаз и принялся всматриваться в содержимое хрустального сосуда, которое в ярком свете дня переливалось жемчужными и радужными отблесками.
– Проклятье! Что хорошего можно увидеть в стакане воды? – поинтересовался барон.
– Как раз сегодня – много хорошего, господин барон, – ответствовал чужестранец.
Он, казалось, удвоил внимание; барон вопреки собственному желанию пристально следил за ним, а оторопевший Ла Бри так и продолжал стоять с тарелкой в руках.
– И что же вы видите, любезный гость? – с прежней насмешливостью проговорил барон. – Я сгораю от нетерпения! Что там? Наследство или новый Мезон-Руж, чтобы чуть-чуть поправить делишки?
– Я вижу приглашение, которое передам вам, чтобы вы были наготове.
– В самом деле? На меня нападут?
– Нет, сегодня утром вам нанесут визит.
– Ну, значит, вы просто назначили кому-то у меня свидание. Это плохо, сударь, очень плохо. Имейте в виду: сегодня утром куропаток, по-видимому, не будет.
– То, что я имею честь вам сообщить, дорогой хозяин, весьма важно и серьезно, – продолжал Бальзамо. – В этот миг кое-кто направляется в Таверне.
– Господи, неужели? И что это за визит? Просветите меня, любезный гость, умоляю, ибо надо признаться – да вы и сами убедились в этом по несколько кислому приему, который я вам устроил, – надо признаться, что для меня любой гость – докука. Уточните, милый чародей, уточните, если это возможно.
– Не только возможно, но даже просто, поэтому не чувствуйте себя слишком уж мне обязанным.
С этими словами Бальзамо устремил внимательный взгляд на волнующуюся опаловую поверхность жидкости.
– Ну как, видите? – спросил барон.
– Превосходно.
– Да говорите же, сестра Анна![47]
– Я вижу, что к вам едет некая высокопоставленная особа.
– Да ну? И что, едет просто так, без всякого приглашения?
– Она напросилась сама. Ее сопровождает ваш сын.
– Филипп?
– Он самый.
Тут на барона напал приступ веселости, что выглядело весьма неучтиво по отношению к чародею.
– Ах, мой сын! Вы сказали, эту особу сопровождает мой сын?
– Да, барон.
– Стало быть, вы знакомы с моим сыном?
– В жизни не встречался.
– А где мой сын сейчас находится?
– В полулье или даже в четверти лье отсюда.
– Отсюда?
– Да.
– Дорогой мой, Филипп сейчас в Страсбурге, он служит в тамошнем гарнизоне и, если только не дезертирует – а он этого не сделает, уверяю вас, – никого привезти сюда не сможет.
– И тем не менее он кое-кого везет, – проговорил Бальзамо, продолжая вглядываться в стакан с водой.
– А этот кое-кто мужчина или женщина? – осведомился барон.
– Это дама, барон, и притом весьма знатная. Подождите-ка, тут что-то странное.
– И важное? – подхватил барон.
– Клянусь вам, да.
– Тогда уж договаривайте.
– Дело в том, что вам следует удалить отсюда эту служаночку – маленькую распутницу, как вы ее называете, – которой палец в рот не клади.
– Почему это я должен ее удалить?
– Потому что в чертах Николь Леге есть некоторое сходство с прибывающей сюда особой.
– А вы говорите – знатная дама! Знатная дама похожа на Николь… Не кажется ли вам, что вы впали в противоречие?
– Отнюдь нет. Однажды я купил рабыню, которая была так похожа на царицу Клеопатру, что мы даже подумывали, не следует ли отвезти ее в Рим, чтобы она приняла участие в триумфе Октавиана Августа.
– Эк куда вас занесло! – воскликнул барон.
– В конце концов, поступайте как хотите, дорогой хозяин. Вы же понимаете: меня все это никак не касается, я сообщил все это в ваших же интересах.
– Но каким образом сходство с Николь может оскорбить эту особу?
– Представьте, что вы – король Франции, чего я вам не желаю, или дофин, чего я желаю вам еще менее; так вот, неужели вам будет приятно, если вы войдете в чей-нибудь дом и среди челяди увидите копию вашего августейшего лика?
– Вот дьявол! – воскликнул барон. – Трудная задачка! Из того, что вы сказали, следует…
– Что очень высокопоставленная и могущественная дама, которая вот-вот приедет сюда, будет не очень-то довольна, увидев собственную копию в короткой юбчонке и домотканой косынке.
– Ладно, – не переставая смеяться, заключил барон. – Когда надо будет, я ее ушлю. Но больше всего, дорогой барон, меня радует мой сын. Его мчит к нам сюда счастливый случай и даже не кричит: «Поберегись!»
Старый барон расхохотался громче прежнего.
– Значит, мои предсказания вас порадовали? – внушительно спросил Бальзамо. – Тем лучше, однако на вашем месте, барон…
– Что на моем месте?
– Я отдал бы кое-какие приказы, распоряжения.
– В самом деле?
– Конечно.
– Я подумаю, любезный гость, подумаю.
– Как бы не опоздать.
– Так все это вы говорите мне серьезно?
– Как нельзя более серьезно, барон. Если вы хотите достойно принять особу, которая делает вам честь своим визитом, нельзя терять ни минуты.
Барон покачал головой.
– Вы, кажется, все еще сомневаетесь?
– Ей-богу, любезный гость, я должен признаться, что вы имеете дело с человеком ужасно недоверчивым.
Вот в этот-то момент барон и направился к флигелю, где была спальня его дочери, чтобы рассказать ей о предсказании гостя, и позвал:
– Андреа! Андреа!
Мы знаем, как девушка ответила отцу и как магический взгляд Бальзамо привлек ее к окну. Николь находилась тут же: она с удивлением смотрела на Ла Бри, делавшего ей какие-то знаки и явно желавшего что-то ей сообщить.
– В это дьявольски трудно поверить, – повторил барон. – Вот если бы увидеть…
– Ну, если вам непременно надо увидеть, тогда обернитесь, – проговорил Бальзамо и указал рукою на аллею, в конце которой появился всадник, несшийся так, что земля гудела у коня под копытами.