– Как видите, ничего особенного, ваше величество, – ответил молодой человек, краснея от стыда, что его застали за таким занятием. – Просто забавлялся в ожидании вашего прихода.
– И для забавы ломал мои часы. Хорошенькое дело!
– Напротив, государь, я их чинил. Остановилась главная шестерня: ей мешал вот этот винтик, который ваше величество может увидеть вот здесь. Я затянул винтик, и теперь часы идут.
– Но ты испортишь себе глаза! Я не засунул бы голову в это осиное гнездо за все золото в мире.
– Да нет же, сударь! Я знаю в этом толк: завожу, разбираю и чищу те великолепные часы, которые подарили мне ваше величество в день, когда мне исполнилось четырнадцать.
– Ну ладно, довольно о твоей любимой механике. Ты желаешь со мной побеседовать?
– Я, государь? – переспросил молодой человек, краснея.
– Разумеется: ведь ты передал, что ждешь меня.
– Да, правда, государь, – отвечал дофин, потупившись.
– Ну, отвечай, чего же ты от меня хотел? Если тебе нечего мне сказать, я уеду в Марли.
По своему обыкновению, Людовик XV уже искал предлога ускользнуть.
Дофин положил на кресло свой ножичек, шестеренки, винтики: это свидетельствовало, что он и впрямь хотел сказать королю нечто важное – иначе не прервал бы своего столь серьезного занятия.
– Тебе нужны деньги? – поспешно спросил король. – Если дело в этом, подожди, я тебе пришлю.
– Ах нет, государь, – отвечал молодой Людовик, – у меня осталась еще тысяча экю из моего месячного пенсиона.
– Как он экономен! – воскликнул король. – И до чего же хорошо воспитал его господин де Лавогийон! Право, мне кажется, он привил моему внуку все добродетели, коими не обладаю я.
Молодой человек сделал над собой чудовищное усилие.
– Государь, – спросил он, – скажите, далеко ли еще госпожа дофина?
– Но тебе это известно не хуже, чем мне.
– Мне? – смущенно повторил дофин.
– Конечно! Вчера нам читали отчет о поездке: в прошлый понедельник она должна была миновать Нанси; теперь она, по-видимому, в сорока пяти лье от Парижа или около того.
– Государь, не кажется ли вашему величеству, – продолжал дофин, – что она едет очень уж медленно?
– Да нет же, нет, – возразил Людовик XV. – Напротив, по-моему, она едет очень быстро для дамы, да еще учитывая все празднества, все приемы; каждые два дня она проезжает не менее десяти лье.
– Это совсем немного, государь, – робко возразил дофин.
Король Людовик XV все больше и больше удивлялся при виде подобного нетерпения, о коем вовсе не подозревал.
– Вот оно что! – с насмешливой улыбкой заметил он. – Значит, тебе не терпится?
Дофин покраснел еще сильнее.
– Уверяю вас, государь, – пролепетал он, – что дело совсем не в том, что предполагает ваше величество.
– Тем хуже, мне бы хотелось, чтобы дело было именно в этом. Какого дьявола! Тебе шестнадцать лет; принцесса, говорят, хороша собой; твое нетерпение вполне понятно. Ну не беспокойся, приедет твоя дофина.
– Государь, а нельзя ли немного сократить все эти церемонии по дороге? – продолжал дофин.
– Невозможно. И так уже она проехала, не остановившись, через несколько городов, где ей надлежало побыть.
– Тогда ее путешествию конца не будет. И потом, я питаю одно опасение, – робко вставил дофин.
– Что ты имеешь в виду? Ну, говори же!
– Мне внушает опасение, исправно ли ей меняют лошадей.
– Что ты имеешь в виду?
– Перемену лошадей по дороге.
– Полно! Я выслал за ней тридцать тысяч лошадей, которые ждут по всей дороге, тридцать карет, шестьдесят фургонов, бог знает сколько крытых возков; если все эти возки, фургоны, кареты и лошадей выстроить в одну цепочку, она протянулась бы от Парижа до Страсбурга. С какой стати ты вообразил, что ей будут неисправно их подавать?
– Но, государь, несмотря на все милости вашего величества, я почти уверен в том, что говорю; быть может, я просто неточно выразился: вместо того чтобы сказать, что ей худо подают лошадей, следовало, быть может, сказать, что перемена лошадей дурно организована.
На эти слова король поднял голову и пристально глянул в глаза дофину. Он начинал понимать, что за немногословием его королевского высочества кроется очень многое.
– Тридцать тысяч лошадей, – повторил король, – тридцать карет, шестьдесят фургонов, два полка эскорта… Отвечай мне, умник, какая еще дофина въезжала во Францию в сопровождении подобного кортежа?
– Я признаю, государь, что все сделано по-королевски, как умеет ваше величество; но достаточно ли строго вы распорядились, государь, чтобы все эти лошади, кареты и повозки были предоставлены именно в распоряжение госпожи дофины и ее свиты?
Король в третий раз бросил взгляд на Людовика: в сердце ему закралось смутное подозрение, в голове у него забрезжило едва уловимое воспоминание; ему почудилось зыбкое совпадение между тем, что говорил дофин, и чем-то неприятным, о чем он только что пытался забыть.
– Странный вопрос! – произнес король. – Разумеется, все это предназначено для госпожи дофины, поэтому я и говорю тебе, что она прибудет очень скоро; но почему ты так на меня смотришь? В чем дело? – прибавил он строгим тоном, в котором дофину послышались угрожающие нотки. – Ты что, для забавы изучаешь мое лицо, как пружинки твоих механизмов?
Дофин, который открыл было рот для ответа, при этом выпаде замкнулся в молчании.
– Что ж, – поспешно продолжал король, – сдается мне, тебе нечего больше сказать? Ты доволен, не правда ли? Твоя дофина приезжает, сопровождение у нее великолепное, ты богат как Крез, у тебя своя отдельная казна; все как нельзя лучше. Теперь, когда все твои опасения рассеялись, будь так добр, заведи мои часы.
Дофин не шевельнулся.
– Знаешь, – со смехом сказал Людовик XV, – мне хочется назначить тебя первым придворным часовщиком, с содержанием разумеется.
Дофин опустил голову и, смущаясь под взглядом короля, взял с кресла колесико и ножик.
Тем временем Людовик XV потихоньку пошел к двери.
– Что он, черт возьми, имел в виду, когда беспокоился о смене лошадей? – бормотал король, все еще глядя на дофина. – Впрочем, вот и еще одной сцены я избежал: принц недоволен.
В самом деле, дофин, всегда столь терпеливый, топнул ногой по паркету.
– Часы испортились, – усмехнулся Людовик XV. – Лишь бы мне успеть скрыться!
Но, отворив дверь, он внезапно обнаружил на пороге г-на де Шуазеля, склонившегося в глубоком поклоне.
26. Королевский курятник
При виде нового актера, неожиданно затесавшегося на сцену и помешавшего ему уйти, Людовик XV отступил на шаг назад.
«Ах ты боже мой! – подумал он. – О нем-то я и забыл. Но он пришел кстати, чтобы заплатить мне за остальных».
– А, это вы! – воскликнул он вслух. – Я звал вас, вы это знаете?
– Да, государь, – холодно отвечал министр, – и мне передали ваш приказ, когда я одевался, чтобы ехать к вашему величеству.
– Хорошо. Мне нужно поговорить с вами о серьезных делах, – начал Людовик XV, нахмурив брови, чтобы по возможности смутить министра.
К несчастью короля, г-н де Шуазель был один из самых невозмутимых людей в королевстве.
– Я также, если угодно вашему величеству, – отвечал он с поклоном, – хотел бы поговорить о весьма серьезных делах.
В то же время он обменялся взглядом с дофином, который наполовину был скрыт часами.
Король спохватился.
«Вот оно что! – подумал он. – И с этой стороны меня окружили! Теперь я в кольце, и мне не вырваться».
– Вам, должно быть, известно, – поспешно сказал он, нанося недругу первый удар, – что бедного виконта Жана чуть не убили.
– То есть он получил удар шпагой в предплечье. Я как раз хотел поговорить с вашим величеством об этом событии.
– Да, понимаю, вы хотите опередить слухи.
– Я желал противопоставить толкам свои объяснения, государь.
– Значит, вам известно об этом деле? – с многозначительным видом спросил король.
– Досконально.
– А-а, – заметил король, – об этом мне уже недавно кое-где говорили.
Г-н де Шуазель принял это замечание бесстрастно.
Дофин продолжал закручивать медную гайку, однако, не поднимая головы, он вслушивался в разговор и не упускал ни единого слова.
– Теперь я скажу вам, что произошло на самом деле, – заявил король.
– Ваше величество полагает, что вас хорошо осведомили? – спросил г-н де Шуазель.
– Да, разумеется.
– Мы слушаем, государь.
– Почему «мы»? – переспросил король.
– А как же, государь, – его высочество дофин и я.
– Его высочество дофин? – повторил король, переводя взгляд с почтительного Шуазеля на внимательного Людовика-Августа. – Но какое его высочеству дофину дело до этой стычки?
– Она касается его высочества дофина, – продолжал г-н де Шуазель, отвешивая поклон молодому принцу, – поскольку ее причиной была ее высочество дофина.
– Ее высочество дофина! – вскричал король, содрогнувшись.
– Несомненно, разве вы этого не знали, государь? В таком случае, ваше величество, вы плохо осведомлены.
– Ее высочество дофина и Жан Дюбарри… – протянул король. – Это становится любопытно. Ну-ка, ну-ка, объясните мне, в чем тут дело, господин де Шуазель, и, главное, ничего не скрывайте, даже если удар шпагой Жану Дюбарри нанесла дофина.
– Государь, удар нанесла не госпожа дофина, – по-прежнему спокойно отвечал Шуазель, – а один из офицеров ее эскорта.
– А! – снова напуская на себя серьезность, проронил король. – И вы знаете этого офицера, не так ли, господин де Шуазель?
– Нет, государь, но ваше величество должно его знать, если вы, ваше величество, помните всех, кто служит вам верой и правдой. Имя этого офицера, вернее, имя его отца, звучало при Филипсбурге, при Фонтенуа, при Маоне: это Таверне Мезон-Руж.
Казалось, дофин впитывает это имя вместе с воздухом, чтобы получше удержать его в памяти.
– Мезон-Руж? – повторил Людовик XV. – Разумеется, это имя мне знакомо. Но почему же он ввязался в схватку с моим любимым Жаном? Да, ведь я, пожалуй, люблю Жана… Нелепая ревность, мелкие неудово