– Но послушайте, графиня, вас не было, и я очень скучал. К тому же я плохо спал ночью. Вам известно, что я собрался уезжать?
– Да, я вижу, что лошади вашего величества готовы.
Король взглянул на часы.
– Ого, оказывается, уже половина десятого! Я проспал почти три часа! – воскликнул он.
– Совершенно верно, государь. Попробуйте теперь сказать, что в Люсьенне плохо спится.
– Спится здесь прекрасно. Но что я вижу? Какого дьявола? – вскричал вдруг король, взглянув на Самора.
– Вы видите губернатора Люсьенны, государь.
– Пока еще нет, пока еще нет, – смеясь, возразил король. – Этот чудак надел мундир, еще не получив назначения. Он, стало быть, рассчитывает на мое слово?
– Государь, ваше слово свято, и мы в полном праве рассчитывать на него. Но у Самора есть нечто большее или, вернее, меньшее, нежели ваше слово, – у него есть патент.
– Какой патент?
– Вот он, мне прислал его вице-канцлер. Теперь Самору осталось лишь принять присягу. Велите ему присягнуть, и пускай он нас охраняет.
– Приблизьтесь, господин губернатор, – приказал король.
Самор приблизился; он был в форменном мундире: расшитый воротник, капитанские эполеты, короткие панталоны, шелковые чулки и шпага на перевязи. Шел он твердым размеренным шагом, а под мышкой у него была зажата огромная треуголка.
– Но знает ли он присягу? – усомнился король.
– Еще как! Проверьте.
– Подойдите, как полагается, – велел король, с любопытством разглядывая эту черную куклу.
– На колени, – подсказала графиня.
– Клянитесь, – приказал король.
Мальчик прижал одну руку к сердцу, другую вложил меж ладоней короля и произнес:
– Верой и честью клянусь моим повелителю и повелительнице защищать до последней капли крови замок, который мне доверили охранять, и в случае нападения, прежде чем сдаться, съесть все имеющееся в нем варенье до последнего горшочка.
Король расхохотался: его развеселила и форма присяги, и серьезность, с какой Самор ее произнес.
– Взамен за эту присягу, – напустив на себя приличествующую случаю серьезность, ответил он, – жалую вам, господин губернатор, право верховной власти, право высокого и низкого суда над всеми, кто населяет воздух, землю, огонь и воду в этом дворце.
– Благодарю, повелитель, – вставая с колен, отвечал Самор.
– А теперь иди и похвастайся своим красивым нарядом на кухне, – заключил король. – Ступай, оставь нас в покое.
Самор вышел. Но едва за ним затворилась дверь, другая дверь открылась, и вошла Шон.
– А, вот и вы, крошка Шон. Добрый вечер!
Король усадил девушку себе на колени и поцеловал.
– Ну-ка, крошка Шон, выкладывайте мне всю правду, – продолжал он.
– Помилуйте, государь, вы не на ту напали! – возразила Шон. – Правду! Я, наверное, еще ни разу в жизни не говорила ее. Если вам и впрямь нужна правда, обратитесь к Жанне, она не способна врать.
– Это верно, графиня?
– Государь, Шон слишком хорошего мнения обо мне. Ее пример меня испортил, и с этого вечера я решила врать, как настоящая графиня, поскольку нет смысла говорить правду.
– А, кажется, Шон от меня что-то скрывает! – воскликнул король.
– Нет, клянусь вам.
– Наверно, свидание с каким-нибудь герцогом, маркизом или виконтом?
– Не думаю, – отозвалась графиня.
– А что скажет на это Шон?
– Не думаю, государь.
– Придется потребовать от полиции донесения на этот счет.
– Какой полиции – господина де Сартина или моей?
– Господина де Сартина.
– И сколько вы ей заплатите?
– Если они сообщат что-нибудь любопытное, скупиться не стану.
– Тогда отдайте предпочтение моей полиции и выслушайте ее рапорт. Я послужу вам… по-королевски.
– Вы сами себя предадите?
– А почему бы и нет, если за тайну будет хорошо заплачено?
– Будь по-вашему. Послушаем ваше донесение. Но только не врать.
– Француз, вы меня оскорбляете.
– Я хотел сказать, без уверток.
– Итак, государь, готовьте денежки, вот вам донесение.
– Они здесь, – позвенев в кармане золотыми, ответил король.
– Во-первых, графиню госпожу Дюбарри видели в Париже около двух часов пополудни.
– Дальше, это мне известно.
– На улице Валуа.
– Очень может быть.
– Около шести туда приехал Самор.
– И это возможно. Но что же госпожа Дюбарри делала на улице Валуа?
– Она была у себя дома.
– Я понимаю, но зачем она поехала к себе домой?
– Чтобы встретиться с «крестной».
– С «крестной»? – повторил король с гримасой, которую ему не удалось полностью скрыть. – Значит, она собирается креститься?
– Да, государь, в большой версальской купели.
– Ей-богу, это она зря – ей больше подходит язычество.
– Что поделать, государь, вы ведь знаете поговорку: «Чего захочешь, о том и похлопочешь»?
– Что ж, нам теперь захотелось иметь «крестную»?
– И она у нас есть, государь.
Король вздрогнул и пожал плечами.
– Мне очень нравится это ваше движение, государь: оно доказывает, что вы пришли бы в отчаяние при виде поражения Граммонов, Гемене и прочих придворных святош.
– Что-что?
– А что? Вы же вступили в союз с этими людьми.
– Вступил в союз? Графиня, зарубите себе на носу: король вступает в союз лишь с другими королями.
– Это так, но все ваши короли – друзья господина де Шуазеля.
– Давайте-ка вернемся к нашей «крестной», графиня.
– Я тоже это предпочла бы, государь.
– Значит, вам удалось изготовить ее?
– Нет, я нашла готовую, да еще какую – графиню Беарнскую, породненную с царствующей династией, ни больше ни меньше. Надеюсь, она не опозорит союзницу союзников дома Стюартов.
– Графиню Беарнскую? – с удивлением переспросил король. – Я знаю только одну графиню Беарнскую, она, кажется, живет неподалеку от Вердена.
– Это она и есть, ей пришлось специально приехать сюда.
– Она вам поможет?
– И охотно!
– А когда?
– Завтра в одиннадцать утра она будет иметь честь получить здесь тайную аудиенцию у короля; одновременно, если это не будет слишком бестактно, она будет просить его величество назначить день, и вы его назначите, причем как можно скорее, не так ли, господин Француз?
Король делано рассмеялся и поцеловал графине руку.
– Разумеется, разумеется, – проговорил он и вдруг переспросил: – Завтра в одиннадцать?
– Ну да, в час завтрака.
– Ничего не получится, друг мой.
– Как это не получится?
– Я не буду здесь завтракать, сегодня вечером я должен вернуться.
– Что такое? – почувствовав холодок в сердце, осведомилась г-жа Дюбарри. – Вы уезжаете, государь?
– Приходится, милая графиня: я назначил встречу Сартину, у нас крайне срочное дело.
– Как вам угодно, государь. Но, надеюсь, вы хотя бы поужинаете?
– Пожалуй… Да, поужинаю, что-то хочется есть.
– Вели накрывать, Шон, – попросила графиня сестру и сделала ей какой-то условный знак, о котором они явно договорились заранее.
Шон вышла.
Король заметил знак в зеркало и хотя не понял его смысла, но заподозрил подвох.
– Впрочем, нет, даже на ужин остаться не могу! – заявил он. – Мне необходимо сейчас же ехать. Я должен кое-что подписать, сегодня ведь суббота.
– Ну что поделаешь. Я велю подавать лошадей.
– Хорошо, моя красавица.
– Шон!
Сестра вошла.
– Лошадей короля, – приказала графиня.
– Сейчас, – улыбнувшись, ответила Шон и снова вышла.
Через секунду из прихожей послышался ее голос:
– Лошадей короля!
33. Король развлекается
Король был доволен: своим внезапным решением он наказал графиню за то, что она заставила себя ждать, и одновременно избавился от забот, связанных с представлением. Он направился к двери.
Возвратилась Шон.
– Ну что, вы видели моих слуг?
– Нет, государь, в прихожих слуг вашего величества нет.
Король сам подошел к двери и окликнул:
– Эй, служба!
Никто не ответил; в замке стояла тишина, не слышно было даже эха.
– Что за черт! Никто не поверит, что я – внук человека, сказавшего: «Мне чуть было не пришлось ждать!» – проговорил король, шагнул к окну и распахнул его.
Но на эспланаде было так же пусто, как и в прихожих: ни лошадей, ни скороходов, ни стражи. И только ночь являла взору и душе свое спокойствие и великолепие: в сиянии полной луны верхушки деревьев леса Шату колыхались, как взволнованное море, а миллионы ярких блесток плясали на поверхности Сены, которая, словно гигантская ленивая змея, извивалась на протяжении четырех-пяти лье между Буживалем и Мезоном.
И тут же соловей рассыпал свои чудные трели, какие можно услышать только в мае, как будто этих ликующих песен достойны только первые дни весны, которые спешат умчаться, не успев прийти.
Однако гармония природы не тронула Людовика XV – король был весьма прозаическим человеком, не склонным ни к мечтательности, ни к поэзии.
– Ну вот что, графиня, – с досадой проронил он, – умоляю вас, распорядитесь же наконец. Довольно шутить, какого черта!
– Государь, здесь распоряжаюсь не я, – отвечала графиня, очаровательно надувшись, что почти всегда достигало цели.
– Ну и не я, – возразил Людовик XV. – Сами видите, как меня тут слушаются.
– Стало быть, не вы и не я, государь.
– Кто же тогда? Быть может, вы, Шон?
– Я и повинуюсь-то с трудом, куда уж мне распоряжаться, – ответила молодая женщина из другого угла комнаты, где она сидела в кресле, составляя прекрасную пару своей сестре.
– Но кто же здесь все-таки хозяин?
– Как кто? Господин губернатор.
– Господин Самор?
– Ну да.
– Резонно. Позвоните-ка ему.
С очаровательной небрежностью графиня протянула руку к шелковому шнуру, на конце которого висела жемчужина, и позвонила.
Явно подученный заранее лакей вошел из прихожей в гостиную.
– Губернатора! – приказал король.