И тут в дверь три раза постучали – негромко, сдержанно, вежливо.
Все замерли, не произнося ни слова. Каждый был в таком напряжении, что даже не решался спросить, кто там.
– Прошу прощения, – раздался незнакомый голос, – но я хотел бы поговорить с ее сиятельством графиней Дюбарри.
– Сударь, так в дом не положено входить! – завопил швейцар, прибежавший по следу вторгнувшегося, дабы воспрепятствовать ему проникнуть еще дальше.
– Минутку, минутку, – произнес Жан Дюбарри. – Хуже, чем есть, уже не будет. Что вам угодно от графини?
И он распахнул дверь столь мощным движением руки, что вполне мог бы вышибить ворота Газы[126].
Пришелец избежал удара дверью, отскочив назад, и тут же согнулся в поклоне.
– Сударь, – сказал он, – я хотел бы предложить свои услуги ее сиятельству графине Дюбарри, которая, как я понимаю, готовится к церемонии.
– Какого же рода услуги?
– В соответствии с моей профессией.
– А какова ваша профессия?
– Я – парикмахер.
– Вы – парикмахер! – вскричал Жан, бросаясь на шею молодому человеку. – Входите же, мой друг, входите!
– Милости просим! Милости просим! – повторяла Шон, заключая изумленного незнакомца в объятия.
– Парикмахер! – воскликнула г-жа Дюбарри, воздев руки к небу. – Парикмахер! Нет, вы ангел небесный! Сударь, вас прислал Любен?
– Меня никто не присылал. Я прочитал в газете, что ее сиятельство графиня сегодня вечером будет представляться ко двору, и подумал: «А вдруг у графини нет парикмахера? Это, конечно, невероятно, но вполне возможно». И вот я пришел.
– Как вас зовут? – уже чуть холодней спросила графиня.
– Леонар, ваше сиятельство.
– Леонар? Вы не пользуетесь известностью.
– Пока нет. Но если ваше сиятельство примет мои услуги, завтра меня будут знать все.
– Гм! Гм! – хмыкнул Жан. – Причесывать – дело весьма тонкое.
– Если ее сиятельство сомневается во мне, я ухожу, – произнес молодой человек.
– Понимаете, у нас нет времени попробовать, – объяснила Шон.
– Да незачем пробовать! – с неподдельным энтузиазмом воскликнул молодой человек, обойдя вокруг г-жи Дюбарри. – Я уже знаю, что нужно, чтобы прическа графини привлекала все взоры. Я сейчас посмотрел на ее сиятельство и придумал одну хитрость, которая, убежден, произведет великолепный эффект.
И он сделал жест, исполненный такой уверенности, что почти поколебал графиню и возродил надежду в сердцах Шон и Жана.
– Будь что будет! – промолвила графиня, покоренная самоуверенностью молодого человека, принявшего стойку впору только самому великому Любену.
– Но прежде всего мне нужно посмотреть платье ее сиятельства, чтобы подобрать соответственные украшения прически.
– Ах, платье! Мое платье! – горестно воскликнула г-жа Дюбарри, возвращенная к ужасной реальности.
Жан хлопнул себя по лбу.
– Совсем забыл! – ахнул он. – Представляете, сударь, какую подлость подстроили нам? Похитили и платье, и портниху – короче, все! Ах, Шон, дорогая Шон!
И, устав рвать на себе волосы, Жан всхлипнул.
– Шон, может, ты съездишь к ней? – предложила г-жа Дюбарри.
– А что толку? – ответила Шон. – Она же поехала к нам.
– Увы! – шепнула графиня, упав в кресло. – Зачем мне парикмахер, если нет платья?
В этот момент зазвенел колокольчик у калитки. Швейцар, боясь, как бы кто-нибудь снова не вторгся, как это только что случилось, закрылся на все засовы и запоры.
– Звонят, – сообщила г-жа Дюбарри.
Шон бросилась к окну.
– Картонка! – крикнула она.
– Картонка? – переспросила графиня. – Ее внесли?
– Да. Нет… Передали швейцару.
– Бегите, Жан! Умоляю вас, быстрее бегите!
Жан Дюбарри кубарем скатился с лестницы, раскидал лакеев и вырвал картонку из рук швейцара.
Шон наблюдала за ним из окна.
Жан открыл крышку, сунул в картонку руку и издал ликующий вопль.
В картонке лежало платье из китайского атласа, украшенное искусственными цветами и кружевами несметной цены.
– Платье! Платье! – кричала Шон, хлопая в ладоши.
– Платье! – повторила г-жа Дюбарри, чуть не лишившись чувств от радости, точь-в-точь как совсем недавно от горя.
– Говори, скотина, кто тебе вручил картонку? – допытывался Жан у швейцара.
– Женщина, сударь.
– Какая женщина?
– Я ее не знаю.
– Куда она подевалась?
– Сударь, она сунула мне картонку в калитку, крикнула: «Для графини!» – села в кабриолет, в котором приехала, и кони с места взяли в галоп.
– Ну ладно, – сказал Жан. – Платье есть, а это главное.
– Жан, поднимайтесь! – крикнула ему Шон. – Сестра умирает от нетерпения.
– Берите! – сказал Жан. – Разглядывайте, любуйтесь, восхищайтесь тем, что нам ниспослано небом.
– Но оно не подойдет мне и не может подойти: оно сшито не на меня. Господи! Какое несчастье! Кстати, оно прелестно.
Шон быстренько сняла мерку.
– Длина та же, – сообщила она, – и тот же объем талии.
– Восхитительная ткань! – воскликнул Жан Дюбарри.
– Невероятно! – заявила Шон.
– Это ужасно! – бросила графиня.
– Совсем напротив, – не согласился Жан. – Это доказывает, что у вас наряду с жестокими врагами есть и преданные друзья.
– Нет, то не может быть друг, – возразила Шон. – Иначе как бы он узнал, что замыслили против нас. Это какой-нибудь сильф или гном.
– Да хоть сам дьявол! – воскликнула г-жа Дюбарри. – Мне все равно, лишь бы он помог мне одолеть Граммонов. Даже дьявол не может быть так злобен, как они.
– А теперь знаете, что я думаю? – сказал Жан.
– Что?
– Что вы вполне можете доверить голову этому господину.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Черт побери! Его предупредил тот же самый друг, что прислал нам платье.
– Меня? – с простодушным удивлением спросил Леонар.
– Да ладно, хватит! – обратился к нему Жан. – Ну, признайтесь, сударь: эта история с газетой – комедия?
– Да нет, виконт, это чистая правда.
– Ну, признайтесь же! – настаивала графиня.
– Сударыня, у меня в кармане эта газета. Я захватил ее для папильоток.
И молодой человек действительно извлек из кармана газету, в которой было объявлено о представлении.
– Давайте к делу, – сказала Шон. – Пробило восемь.
– О, у нас масса времени, – заявил парикмахер, – ведь ее сиятельству хватит часа, чтобы доехать.
– Да, если у нас будет карета, – сказала графиня.
– А ведь и правда, черт бы меня подрал! – спохватился Жан. – И этот каналья Франсиан до сих пор не приехал.
– Разве нас не предупредили, – заметила графиня, – что не будет ни парикмахера, ни платья, ни кареты?
– И разве они не добились своего? – поддержала графиню Шон.
– Нет, – отрезал Жан, – и вот перед вами доказательства.
– Но карета, карета! – настаивала графиня.
– Она остановится у ворот. Швейцар пойдет открывать. Да вон он и впрямь открывает. Э, да это никак каретный мастер!
Действительно, почти в ту же минуту в салон бочком вошел мэтр Франсиан, на лице его был написан ужас.
– Господин виконт! – вскричал он. – Карета ее сиятельства направлялась сюда, как вдруг на углу улицы Траверсьер ее остановили четверо мужчин, сбросили на землю моего старшего приказчика, которого я послал сопровождать карету, и, погнав лошадей вскачь, увезли ее по улице Сен-Никез.
– А я что вам говорил! Что я вам говорил! – повторял сияющий от удовольствия Жан Дюбарри, даже не думая подняться с кресла, в которое он уселся, когда увидел вошедшего каретного мастера.
– Но ведь это же грабеж! – возмутилась Шон. – Жан, ну предпримите же что-нибудь!
– Предпринять? А что?
– Поищите карету. У нас тут остались только загнанные клячи и грязные кареты. Жанна не может ехать в Версаль ни в одной из этих колымаг.
– Тот, кто усмиряет ярость морских валов, кто дает пищу птицам небесным, кто посылает нам такого парикмахера, как этот господин, и платье вроде этого, не бросит нас на полпути без кареты, – заявил Жан.
– Слышите, карета как раз подъезжает, – сообщила Шон.
– И даже останавливается, – подхватил Жан.
– Да, но не въезжает, – бросила г-жа Дюбарри.
– Не въезжает, это верно, – согласился Жан, но тут же метнулся к окну, распахнул его и заорал: – Бегом, черт вас возьми! Бегом, не то опоздаете! Да скорей вы! Мы должны хотя бы узнать, кто наш благодетель.
Все лакеи и слуги побежали сломя голову, но было уже поздно. У ворот стояла карета, обитая изнутри белым атласом и запряженная двумя великолепными лошадьми гнедой масти.
Ни кучера, ни лакеев на запятках не было, лошадей держал под уздцы обычный посыльный.
Человек, правивший лошадьми, дал посыльному шесть ливров, после чего убежал в направлении Фонтанного двора.
Принялись исследовать дверцы кареты, но гербы на них были кем-то наскоро закрашены, а вместо них изображены розы.
Похищение кареты и замена похищенной – все заняло не больше часа.
Жан велел завести карету во двор, самолично запер ворота, а ключ взял себе.
После этого он поднялся в туалетную комнату, где парикмахер готовился дать графине первые доказательства своего искусства.
– Сударь! – воскликнул Жан, сжимая руку Леонару. – Если вы не скажете нам, кто наш добрый гений, если не сообщите ему о нашей вечной благодарности, то клянусь…
– Осторожней, господин виконт, – спокойно прервал его молодой человек. – Вы оказываете мне честь с такой силой сжимать мою руку, что она может занеметь, а мне ведь предстоит причесывать графиню. Однако время нас торопит, пробило половину девятого.
– Отпустите его, Жан, немедленно отпустите! – закричала графиня.
Жан рухнул в кресло.
– Это чудо, поистине чудо, – пробормотала Шон. – Платье как будто на Жанну сшито… Только спереди на дюйм длинней, но за десять минут мы это исправим.
– А карета, как она? Приличная? – осведомилась графиня.
– В самом изысканном вкусе, – сообщил Жан. – Я влезал в нее, она обита белым атласом и надушена розовым маслом.