– Ну, не знаю, не знаю, слухи об этом ходят, и это ставит твою хозяйку в двусмысленное положение. Сама понимаешь, поскольку я куда больше дружен с семейством Таверне, нежели с семейством Леге, мой долг – сообщить обо всем этом барону.
– Ваша светлость, – взмолилась Николь, напуганная оборотом, какой приняла беседа, – вы губите меня! Меня же выгонят по одному только подозрению, хоть я и невиновна.
– Да, бедняжка, тебя выгонят. Потому что как раз сейчас некто неизвестный мне, обладающий извращенным умом, поскольку он узрел нечто предосудительное в ваших совершенно невинных свиданиях, видимо, поведал о них госпоже де Ноайль.
– Госпоже де Ноайль! Боже милостивый!
– Как видишь, дело выходит серьезное.
Николь в отчаянии хлопнула в ладоши.
– Да, понимаю, скверно, – вздохнул герцог. – Но что поделаешь?
– И вы, который только что называл себя моим покровителем и не раз уже мне помогал, не можете меня защитить? – с нежным лукавством, какое было бы впору тридцатилетней женщине, спросила Николь.
– Разумеется, могу.
– Так в чем же дело, господин маршал?
– В том, что я не хочу.
– Ваша светлость!
– Да, я знаю, ты мила, твои красивые глазки так красноречивы, но я, бедняжка Николь, становлюсь подслеповат и перестал понимать язык красивых глазок. В давние времена я предложил бы тебе укрытие в Ганноверском павильоне, но сейчас – к чему мне это? Об этом даже и сплетничать бы не стали.
– Однако вы меня как-то приводили в Ганноверский павильон, – с укором заметила Николь.
– А ты, Николь, неблагодарна, коль попрекаешь меня тем, что я приглашал тебя к себе. Ведь я тогда оказал тебе услугу. Признайся, ведь без водички господина Рафте, который превратил тебя в очаровательную брюнетку, ты не попала бы в Трианон, что, наверно, было бы куда лучше, чем оказаться выгнанной. Но что за черт надоумил тебя устраивать свидания с господином де Босиром, да еще у конюшенной ограды?
– Ах, так вы даже это знаете, – протянула Николь, понявшая, что надо менять тактику и отбросить запирательство.
– Как видишь, знаю, и госпожа де Ноайль тоже. Кстати, сегодня вечером у тебя опять свидание…
– Да, ваша светлость, но, жизнью клянусь, я на него не пойду.
– Разумеется, ты ведь предупреждена, зато господин де Босир ничего не знает, придет, и тут-то его и схватят. Само собой, он не захочет, чтобы его сочли вором и повесили или приняли за соглядатая и отходили палками. Поэтому он заговорит, тем более что в признании не будет ничего постыдного. Он скажет: «Отпустите меня, я – любовник крошки Николь».
– Ваша светлость, я пойду предупрежу его.
– Ничего не получится, дитя мое. Да и кого предупреждать? Человека, который, быть может, уже выдал тебя?
– Да, правда, – изображая отчаяние, вздохнула Николь.
– О, угрызения совести – это прекрасно! – воскликнул Ришелье.
Николь закрыла лицо руками, однако сквозь пальцы следила за каждым жестом, каждым взглядом герцога.
– Нет, право, ты восхитительна, – заметил герцог, от которого не укрылись эти маленькие женские хитрости. – Эх, сбросить бы мне лет пятьдесят! Ну да не важно, черт побери! Я помогу тебе, Николь.
– Ах, ваша светлость, если вы это сделаете, признательность моя…
– Я не требую от тебя признательности. Напротив, я помогу тебе совершенно бескорыстно.
– О, как вы добры, ваша светлость! От всего сердца благодарю вас!
– Погоди благодарить. Ты ведь еще ничего не знаешь. Какого черта! Потерпи, пока не узнаешь.
– Я согласна на все, ваша светлость, лишь бы мадемуазель Андреа не прогнала меня.
– Ах, так ты желаешь остаться в Трианоне?
– Больше всего на свете, ваша светлость.
– Так вот, деточка, забудь об этом.
– Но ведь меня же не поймают во время свидания.
– Поймают или не поймают, но ты все равно попалась.
– Почему, ваша светлость?
– Сейчас объясню. Раз про тебя стало известно госпоже де Ноайль, ни у кого, даже у короля, не хватит влияния, чтобы спасти тебя.
– Ах, если бы я могла увидеть короля!
– Ну, голубушка, только этого не хватало! И потом, если уж ты не попадешься, то я тебя выдам.
– Вы?
– Да, и немедленно.
– Право, господин маршал, я ничего не понимаю.
– Мне доставит удовольствие рассказать о тебе госпоже де Ноайль.
– И это вы называете покровительством?
– Если оно тебе не по нраву, у тебя есть время отказаться от него. Только скажи.
– Нет, ваша светлость, я хочу, чтобы вы покровительствовали мне.
– Обещаю тебе это.
– Итак?
– Я все сделаю. Слушай.
– Да, ваша светлость.
– Тебя могут выгнать и посадить в тюрьму. А я тебя сделаю свободной и богатой.
– Свободной и богатой?
– Да.
– Что же нужно сделать, чтобы стать свободной и богатой, господин маршал? Говорите скорей.
– Да почти ничего.
– Но все-таки…
– То, что я тебе велю.
– Это очень трудно?
– Совершенный пустяк.
– Значит, что-то все-таки нужно будет сделать? – спросила Николь.
– Придется. Тебе ведь известно, Николь, правило жизни: ты – мне, я – тебе?
– А то, что нужно будет сделать, это – мне или вам?
Герцог с интересом взглянул на Николь.
– Черт побери! – воскликнул он. – А эта плутовка не так проста!
– Так как же, ваше светлость?
– Ну ладно, это – тебе, для тебя.
– Ага, – бросила Николь уже без страха, так как поняла, что герцог нуждается в ней. Ее изобретательный ум вовсю работал, пытаясь выловить правду среди бесчисленных уверток, которыми герцог старался, по обыкновению, запутать собеседницу. – И что же я должна, ваша светлость, сделать для себя?
– А вот что. Господин де Босир придет в половине восьмого?
– Да, господин маршал.
– Сейчас десять минут восьмого.
– Совершенно верно.
– Стоит мне захотеть, и его схватят.
– Но ведь вы же не захотите.
– Нет. Значит, ты пойдешь и скажешь ему…
– Что?
– Погоди. Сперва ответь, ты любишь его, Николь?
– Раз я встречаюсь с ним…
– Это ничего не значит. Ты хочешь выйти за него? У женщин бывают довольно странные причуды.
Николь расхохоталась.
– Выйти за него? – воскликнула она. – Еще чего!
Ришелье был ошеломлен: даже при дворе ему не часто случалось иметь дело с таким крепким орешком.
– Ну, хорошо, ты не хочешь выходить за него, но ты его любишь. Тем лучше.
– Ладно. Будем считать, что я люблю господина де Босира, и пойдем дальше.
– Черт возьми, экая ты прыткая!
– Что поделаешь. Вы же понимаете, меня интересует…
– Что же?
– Что мне нужно будет сделать.
– Но первым делом условимся, что раз ты его любишь, то убежишь с ним.
– Ну, коль вы так этого хотите, согласна.
– Э, нет, голубушка, я ничего не хочу.
Николь поняла, что поторопилась: она ведь не вызнала еще тайных намерений своего безжалостного противника и не получила от него денег.
Она тут же пошла на попятный в надежде отыграться потом.
– Ваша светлость, – покорно произнесла она, – я жду ваших приказаний.
– То-то же. Так вот, ты пойдешь к господину де Босиру и скажешь ему: «О нас все известно, но у меня есть покровитель, который нас спасет – вас от Сен-Лазара, меня от Сальпетриер. Нам нужно бежать».
Николь взглянула на Ришелье.
– Бежать? – переспросила она.
Ришелье понял, что означает ее столь выразительный и недвусмысленный взгляд.
– Само собой разумеется, – заверил он, – все расходы по путешествию я беру на себя.
Николь не стала требовать дальнейших разъяснений; раз ей обещают заплатить, значит скажут и остальное.
Маршал чутьем угадал решимость Николь и в свой черед поспешил сказать все, что собирался; так человек, проиграв, торопится расплатиться, чтобы покончить с этой неприятной обязанностью как можно скорее.
– А знаешь, Николь, о чем ты сейчас думаешь? – спросил он.
– Нет, ваша светлость, – отвечала девушка, – но готова поклясться, что вы уже догадались, ведь вы же все знаете.
– Ты думаешь, Николь, что вот ты убежишь, а может статься, что ночью ты понадобишься своей госпоже, она позовет тебя, увидит, что тебя нет, поднимет тревогу, и тогда тебя могут поймать.
– Нет, – сказала Николь, – об этом я вовсе не думаю, потому что, поразмыслив хорошенько, я, господин маршал, решила остаться здесь.
– А если схватят господина де Босира?
– Пусть схватят.
– И он признается?
– Пусть признается.
– Но ведь тогда ты пропала, – начиная тревожиться, припугнул ее Ришелье.
– Вовсе нет. Мадемуазель Андреа очень добрая и любит меня, она замолвит за меня словцо королю. Господина де Босира накажут, а мне ничего не будет.
Маршал прикусил губу.
– А я тебе, Николь, скажу, что ты дура, – объявил он. – Мадемуазель Андреа не имеет влияния на короля, а вот я сей же час пойду и велю взять тебя, ежели ты не будешь слушаться меня. Поняла, маленькая гадючка?
– Ваша светлость, я же не спорю и не отказываюсь, я слушаю, но ведь и свой интерес блюсти надо.
– Хорошо. Значит, ты сию же минуту пойдешь и обдумаешь, как вам бежать с господином де Босиром.
– Но как же мне решиться бежать, господин маршал, когда вы сами говорите, что мадемуазель Андреа может проснуться, позвать меня, ну и все такое, о чем я даже не думала, но что вы, ваша светлость, предусмотрели, как опытный человек.
Ришелье вторично прикусил губу, но несколько сильней, чем в первый раз.
– Да, паршивка ты этакая, я все предусмотрел – даже то, как предотвратить опасность.
– И как же вы помешаете мадемуазель Андреа кликнуть меня?
– Помешав ей проснуться.
– Ничего не получится. Она просыпается раз десять за ночь.
– Ах, так у нее тот же недуг, что у меня? – невозмутимо поинтересовался Ришелье.
– И у вас тоже? – рассмеялась Николь.
– Ну да. Я тоже просыпаюсь раз десять за ночь. Только я принимаю лекарство от бессонницы. Она могла бы поступать, как я, но раз она этого не делает, за нее это сделаешь ты.