– Сударыня, вы что же, требуете, чтобы я вам ее возвратил? – трясясь от злости, осведомился г-н де Сартин.
– Да, дорогой начальник полиции.
– Но в таком случае знайте…
Бальзамо глянул на графиню.
– Все, что мне нужно знать, я знаю, – объявила она. – Верните шкатулку. Без нее я отсюда не уйду. Вам понятно?
– Сударыня, во имя Бога живого, во имя интересов его величества…
Бальзамо нетерпеливо дернулся.
– Шкатулку, сударь! – бросила графиня. – Шкатулку! Да или нет? Но хорошенько подумайте, прежде чем сказать нет.
– Как вам угодно, сударыня, – униженно пробормотал г-н де Сартин.
И он протянул графине шкатулку, в которую Бальзамо уже успел сложить все бумаги, разбросанные по столу.
Г-жа Дюбарри повернулась к Бальзамо и с очаровательной улыбкой попросила:
– Граф, не будете ли вы так добры донести шкатулку до моей кареты и не предложите ли мне руку: мне не хочется одной проходить через передние, в которых встречаешь столько отвратительных физиономий. Благодарю вас, Сартин.
Бальзамо вместе со своей покровительницей направился было к двери, но вдруг заметил, что г-н де Сартин бросился к звонку.
– Графиня, – произнес Бальзамо, взглядом остановив своего противника, – будьте добры предупредить господина де Сартина, который крайне зол на меня за то, что я потребовал вашу шкатулку, будьте добры предупредить его, что вы будете в отчаянии, если со мной случится какое-нибудь несчастье по вине господина начальника полиции, и что это вызовет ваше большое недовольство.
Графиня улыбнулась Бальзамо.
– Дорогой Сартин, вы слышали, что сказал граф? Это чистая правда. Граф – мой лучший друг, и я смертельно обижусь на вас, если вы причините ему хоть малейшую неприятность. Прощайте, Сартин.
На сей раз г-жа Дюбарри покинула кабинет начальника полиции под руку с Бальзамо, который нес шкатулку.
Г-н де Сартин смотрел, как они уходят, но не выказывал бешенства, взрыв которого надеялся увидеть Бальзамо.
– Ладно, – пробормотал побежденный глава сыска, – ты уносишь шкатулку, но у меня осталась твоя жена.
И, срывая злость, он так дернул за сонетку, словно хотел порвать ее.
126. Глава, в которой г-н де Сартин начинает верить, что Бальзамо действительно колдун
На нетерпеливый звонок г-на де Сартина вбежал пристав.
– Где женщина? – спросил начальник сыска.
– Какая женщина, ваше высокопревосходительство?
– Та, что упала здесь в обморок и которую я поручил вам.
– Ваше высокопревосходительство, она пришла в себя, – сообщил пристав.
– Прекрасно, приведите ее.
– Ваше высокопревосходительство, но где ее искать?
– Да в соседней комнате.
– Ее там нет, ваше высокопревосходительство.
– Нет? Но где же она?
– Не знаю.
– Она что, ушла?
– Да.
– Одна?
– Да.
– Но она же была без чувств.
– Да, ваше высокопревосходительство, какое-то время она лежала без сознания, но через пять минут после того, как в кабинет вашего высокопревосходительства был допущен граф Феникс, она очнулась от странного обморока, от которого не помогли ей ни эссенция, ни соль, открыла глаза, встала и с удовлетворенным видом вздохнула.
– А затем?
– А затем направилась к двери и, поскольку ваше высокопревосходительство не отдали приказа не отпускать ее, ушла.
– Ушла! – вскричал г-н де Сартин. – Болван, да я вас в Бисетр за это закатаю! А ну, быстро пришлите мне старшего сыщика.
Пристав стремительно выскочил исполнять приказание.
– Этот негодяй – колдун, – пробормотал несчастный глава сыска. – Я – начальник полиции короля, но он явно начальник полиции дьявола.
Читатель уже понял то, что не мог объяснить себе г-н де Сартин. Сразу после эпизода с пистолетом, пока начальник полиции приходил в себя, Бальзамо воспользовался недолгой передышкой, сориентировался и, повернувшись поочередно на все четыре стороны света, приказал Лоренце встать, выйти и вернуться тем же путем на улицу Сен-Клод, уверенный, что приказ дойдет до нее.
Как только веление было мысленно произнесено Бальзамо, между ним и Лоренцей возник магнетический ток, и она, подчиняясь полученному приказу, встала, ушла, и никто не воспрепятствовал ее уходу.
В тот же вечер, ложась спать, г-н де Сартин велел пустить себе кровь: потрясение было слишком сильным, чтобы пройти без последствий, а врач заверил начальника полиции, что при промедлении хоть в четверть часа у него случился бы апоплексический удар.
Тем временем Бальзамо проводил графиню до кареты и хотел попрощаться с нею, но она была не из тех женщин, кто позволит покинуть себя, не получив или хотя бы не попытавшись получить какое-то объяснение странным событиям, которые только что разыгрались у нее на глазах.
Она попросила графа сесть с нею в карету, он подчинился, Джерида же повел под уздцы форейтор.
– Теперь вы видите, граф, – сказала она, – как я верна слову, и, если я кого-то объявляю своим другом, я произношу это и устами и сердцем. Я только что возвратилась в Люсьенну, поскольку король сказал мне, что намерен завтра приехать туда повидаться со мной, но тут пришло ваше письмо, и ради вас я все бросила. Многие бы перепугались, слыша, как господин де Сартин бросает нам в лицо слова о заговорах и заговорщиках, но я прежде, чем что-то предпринять, смотрела на вас и все делала по вашим пожеланиям.
– Сударыня, – отвечал Бальзамо, – вы с лихвой заплатили за ту ничтожную услугу, которую мне посчастливилось оказать вам, но за мною ничто не пропадает, я умею быть благодарным, и вы вскоре убедитесь в этом. Только не верьте, будто я преступник, заговорщик, как утверждает господин де Сартин. Наш дражайший начальник полиции получил от предавшей меня особы эту шкатулку, где хранятся мои секреты, относящиеся к химии, секреты, которыми я хочу поделиться с вами, графиня, чтобы вы сохранили свою неувядающую лучезарную красоту, свою ослепительную молодость. Однако милейший господин де Сартин, узрев записанные шифром формулы, призвал на помощь какого-то канцеляриста, который, желая выслужиться, истолковал мой шифр на свой манер. Кажется, сударыня, я вам как-то уже говорил, что над моими занятиями пока еще тяготеют все опасности, которым они подвергались в Средние века, и лишь острые и юные умы, такие, как ваш, благоволят к ним. Одним словом, сударыня, позвольте вам сказать, что вы избавили меня от затруднений, и я крайне признателен вам.
– Но что стало бы с вами, если бы я не пришла вам на помощь?
– Меня заключили бы в Венсен или в Бастилию, чтобы насолить королю Фридриху, которого его величество терпеть не может. Для меня нет ни малейшего сомнения, что я вышел бы оттуда, так как умею дыханием плавить камни, но на этом я лишился бы шкатулки, в которой содержатся, как я уже имел честь говорить вам, интереснейшие и бесценные формулы, по счастливой случайности вырванные наукой из вечной тьмы.
– Ах, граф, вы и успокоили и обворожили меня. Но вы обещаете мне омолаживающий напиток?
– Разумеется.
– И когда же вы мне его дадите?
– Ну, торопиться нам некуда. Попросите его у меня лет через двадцать. Надеюсь, прекрасная графиня, сейчас вы не хотели бы стать ребенком?
– Граф, вы поистине очаровательный человек. Позвольте задать вам последний вопрос, и я вас отпущу, поскольку, как мне кажется, вы торопитесь.
– Слушаю вас, графиня.
– Вы сказали, вас кто-то предал. Это мужчина или женщина?
– Женщина.
– Ах вот что! Любовь!
– Увы, да. Любовь, удвоенная ревностью, доходящей до исступления, которая и приводит к результатам, виденным вами. Женщина не осмелилась нанести мне удар кинжалом, так как знает, что меня невозможно убить, и решила сгноить меня в тюрьме или разорить.
– Как разорить?
– Во всяком случае, она так полагает.
– Простите, граф, я должна выяснить, – рассмеялась графиня. – Уж не ртуть ли течет в ваших жилах, чем объясняется ваше бессмертие и то, что на вас проще донести, нежели убить?.. Вас высадить здесь или отвезти домой?
– Благодарю, графиня, я не хочу злоупотреблять вашей добротой и принуждать вас делать крюк. У меня есть мой Джерид.
– А, ваш великолепный конь. Говорят, на скаку он обгоняет ветер.
– Я вижу, он вам нравится, сударыня?
– Да, прекрасный скакун.
– Позвольте вам его подарить, но с условием, что ездить на нем будете только вы.
– Нет, нет, спасибо. Я не езжу верхом, а уж если случается, то страшно трушу. Но уже одно ваше предложение мне дороже самого подарка. Прощайте, дорогой граф, и не забудьте дать мне лет через десять ваше омолаживающее зелье.
– Я говорил, через двадцать.
– Ах, граф, вы же знаете пословицу: лучше синица в руках… А если сможете, дайте мне его лет через пять. Никому не ведомо, что может случиться.
– Как вам будет угодно, графиня. Разве вы не знаете, что я всецело к вашим услугам?
– И еще одно, граф.
– Слушаю вас.
– Но чтобы сказать вам это, я должна вам очень доверять.
Бальзамо, уже вышедший из кареты, поборол нетерпение и приблизился к графине.
– Ходят упорные толки, – сказала г-жа Дюбарри, – что королю нравится малютка Таверне.
– Графиня, этого не может быть!
– И как поговаривают, очень нравится. Вы должны мне сказать, так ли это. Если да, не щадите меня, скажите как другу. Граф, мне необходимо знать правду.
– Сударыня, – отвечал Бальзамо, – я сделаю большее: обещаю вам, что мадемуазель Андреа никогда не станет любовницей короля.
– Почему же, граф? – поразилась г-жа Дюбарри.
– Потому что я не желаю этого, – отрезал Бальзамо.
Г-жа Дюбарри недоверчиво ахнула.
– Вы сомневаетесь?
– А разве нельзя усомниться?
– Сударыня, никогда не сомневайтесь в науке. Вы поверили мне, когда я сказал «да», поверьте же, когда я говорю «нет».
– Выходит, у вас есть какие-то средства…
И г-жа Дюбарри запнулась.
– Продолжайте.
– Средства, способные подавить желание короля или победить его п