Однако к 1850-м годам геополитические планы Николая I перестали устраивать все великие державы, и в ходе переговоров между Российской и Османской империями они приняли сторону турок. Приободренная поддержкой европейских держав, империя Османов не захотела идти на уступки империи Романовых, и в июле 1853 года российские войска вступили в дунайские княжества Молдавию и Валахию, находившиеся под управлением турок.
В октябре 1853 года Османская империя объявила войну России. К этому времени правительства Франции и Великобритании заверяли султана Абдул-Меджида, что не оставят османов в одиночестве, а у турецких берегов курсировали англо-французские корабли. В конце марта 1854 года Франция и Великобритания объявили войну России. Образовалась союзная англо-франко-турецкая коалиция.
Постепенно конфликт втянул в свою орбиту интересы множества государств и во многом определил европейскую политику вплоть до Первой мировой войны. Основные военные действия развернулись на Крымском полуострове, давшем в итоге свое название всей кампании — Крымская война.
Крымская война оказалась первым вооруженным конфликтом, в котором использовались новейшие технические достижения середины XIX века — паровой флот, железные дороги и др. Телеграф и массовое распространение газет делали информацию с залов заседаний дипломатов и полей сражения оперативной и широкодоступной, влиявшей на общественное мнение и во многом его формировавшей.
Пройдут годы, и многие зададутся вопросами — насколько необходима была эта война, стоила ли она тех огромных жертв и усилий ради призрачных достижений, пришло ли успокоение на Святую землю по ее итогам?
Сардинское королевство приняло участие в Крымской войне и, возможно, стало единственным государством, получившим максимальную выгоду от этого.
Премьер-министр Кавур внимательно следил за европейской политикой. Целью своей деятельности на международной арене он считал поднятие престижа Пьемонта, установление союзнических отношений с Великобританией и Францией, ликвидацию австрийского доминирования и уход Габсбургов из итальянских земель, объединение Апеннинского полуострова в единое государство под скипетром Савойской династии.
Перспектива борьбы с Австрией, экономическое положение, выстраивание отношений с Парижем и Лондоном, общественное мнение и другие вопросы сплелись воедино в процессе принятия решения о вступлении Пьемонта в войну на стороне союзников.
На первоначальном этапе (1851–1852 годы) споров великих держав по «восточному вопросу» и о состоянии Османской империи правительство Сардинского королевства придерживалось нейтралитета. Однако с 1853-го, по мере разворачивания кризиса на востоке Европы, Великобритания и Франция все больше задумывались о перспективах войны с Российской империей и, как следствие, начали усиленно искать союзников. В идеале Лондон и Париж желали мобилизовать всю Западную и Центральную Европу на борьбу с Петербургом.
По поручению своих правительств британский посол Джеймс Хадсон и французский — герцог Аженор де Гиш[233] настойчиво добивались от короля Виктора Эммануила II, Кавура и сардинских министров согласия на вступление в союзную коалицию. Сардинцы не испытывали особого желания влезать в международный конфликт. Внутренние проблемы и соседство с Австрией были гораздо важнее, чем споры о Палестине, черноморских проливах и турецких территориях.
После вступления в войну Франция и Великобритания удвоили усилия по поиску союзников, готовых отправить войска на театр боевых действий. Помимо послов в Турин зачастили эмиссары от Наполеона III и британского кабинета с целью склонить-таки пьемонтцев к вступлению в войну. Здесь проявилось различие в проведении внешней политики Англии и Франции. Если британский посол и Форин-офис[234] выражали мнение всего кабинета, то Наполеон III зачастую вел свою собственную политику, не считая нужным даже информировать министра иностранных дел.
Первой начала меняться позиция короля. В ходе конфиденциальных бесед Виктор Эммануил II стал утвердительно говорить о своем намерении присоединиться к союзной коалиции[235]. Стремление короля повоевать объяснялось желанием смыть позор Новары, самому возглавить войска (или послать во главе их брата) и проявить таланты военачальника на поле боя, что позволит стать в один ряд с монархами столь уважаемых западноевропейских держав.
Однако для Кавура ситуация не представлялась столь однозначной. В идеале он желал войны цивилизованных Англии и Франции прежде всего с Австрией, как союзницей России, которая привела бы к крушению консервативных режимов Вены и Петербурга и освободила бы европейские народы от их влияния. При таком раскладе Сардиния с удовольствием вступила бы в англо-французскую коалицию и у нее были бы развязаны руки в Италии.
Перспектива же вооруженного конфликта только с Россией тревожила Кавура по экономическим причинам. Во-первых, прерывалась торговля российским зерном, поступавшим в Европу из черноморских портов. В период неурожая и роста стоимости зерна это был дополнительный негативный фактор для рынка. Во-вторых, торговля ресурсами и готовыми продуктами сильно страдала во время боевых действий, что отрицательно сказывалось на экономике в целом. В-третьих, увеличивались финансовые затраты, связанные с военными нуждами и жизнью населения в этот период времени. Поэтому Кавур-хозяйственник без особой радости воспринял известие о начале большой войны на востоке континента.
Российская империя не вызывала особых симпатий у главы пьемонтского правительства. Николай I прервал дипломатические отношения с Сардинией и поддержал Австрию в войне 1848–1849 годов, не принял личное послание короля, извещавшего о его вступлении на трон[236], поддержал монарха Королевства обеих Сицилий и других легитимистских правителей итальянских государств, участвовал в подавлении революций на континенте. Всё так, но без основательных мотивов вступить в войну с Россией — и притом что сардинцы в целом не особо желали этого — было верхом глупости. Оставалось следить за дальнейшим развитием событий и поведением Австрии.
Каково же было разочарование Кавура, когда выяснилось, что Вена начала реализацию политики дружеского нейтралитета по отношению к антирусской коалиции. По логике, австрийцы только из благодарности к Николаю I, спасшему империю Габсбургов от развала, должны были встать на его сторону. Однако все пошло против логики, а министру-президенту и министру иностранных дел Австрийской империи князю Феликсу Шварценбергу даже приписывают пророческие слова, что «мы еще удивим мир своей неблагодарностью»[237]. Говорил так австрийский политик или нет, доподлинно неизвестно, но Австрия действительно ответила России самой черной неблагодарностью.
Понимая, что вооруженный конфликт затягивается и принимает все более глобальные масштабы, Кавур также начал задумываться об участии Пьемонта в войне. Игнорировать настойчивые просьбы Парижа и Лондона в такой ситуации значило навлекать проблемы в будущем. С другой стороны, и быстрое окончание войны ставило много проблемных вопросов. Пьемонт просто мог не успеть воспользоваться международным кризисом в своих интересах.
В условиях дефицита бюджета и экономической стагнации Кавур попытался занять деньги у Великобритании. Он считал необходимым стимулировать хозяйство королевства и продолжать укреплять армию и крепости на границе. Неприятное удивление вызвало нежелание иностранцев вкладывать деньги в Пьемонт. Тогда глава кабинета разместил государственный заем на 35 миллионов лир на внутреннем рынке[238]. Сделка успешно была закрыта, что свидетельствовало о появлении нового класса собственников и бизнесменов за последние годы реформ.
Однако Кавура продолжала смущать политика заигрывания Франции и Англии с Австрией. Французский министр иностранных дел Друэн де Люис и британский Джордж Вильерс, граф Кларендон, придерживались мнения, что присоединение Вены к союзникам гораздо важнее, чем присоединение других стран. Австрийская империя могла стать ключевым фактором в быстрой победе над Россией. Поэтому союзники предупредили Пьемонт о недопустимости каких-либо стычек в Северной Италии и проблем для империи Габсбургов. Более того, у Наполеона III родилась даже мысль не только гарантировать Австрии сохранность ее владений в Италии, неприкосновенность Тосканы и Пармы, но и разрешить австрийцам занять важнейшую сардинскую крепость Алессандрию, если Пьемонт не предоставит войск союзникам.
В этой связи Хадсон в разговоре с Кавуром сообщил, что англичане получили конфиденциальные сведения из Флоренции, Рима и Неаполя, что Сардиния намеревается воспользоваться первым же благоприятным моментом и объявить новую войну за объединение Италии. Кавур категорически отверг предположения британцев и сообщил, что правительство могло бы убедить короля послать в союзные войска отряд сардинцев численностью 14–15 тысяч бойцов. Хадсон приветствовал слова премьер-министра и попросил представить официальное подтверждение.
Правда, вскоре выяснилось, что правительство Пьемонта единодушно выступило против участия в войне. Эта позиция аргументировалась следующими доводами: вооруженные силы не готовы к боевым действиям, страна без войск перед лицом Австрии или революционеров останется беззащитной, тяжелое положение с финансами, нет четких и ясных оснований для объявления войны России.
Кавур довел до сведения британского и французского послов позицию правительства, но заверил, что лично он стремится к союзу с Англией и Францией. Проблема заключалась в том, что итальянцы могут осуждать Пьемонт за то, что сардинцы станут союзниками не только англичан и французов, но и их заклятых врагов — австрийцев.