11 ноября 1859 года состоялось срочное заседание правительства Пьемонта, на которое были приглашения Кавур, Массимо Д'Адзельо и Бонкомпаньи. Кавур предложил, чтобы принц Евгений официально принял делегации Тосканы, Модены и Эмилии-Романьи и сказал им, что немедленное вступление в должность было бы для него неосмотрительным шагом в отношении конгресса, но он готов назначить Бонкомпаньи руководить делами центральных итальянских государств. При таких действиях Пьемонт поддержал бы бывшие герцогства, не вызывая раздражения Наполеона III. Раттацци и Дабормида выступили против. Когда план Кавура был озвучен в Париже, то император отметил, что его реализация нанесет ущерб ситуации и сделает проведение конгресса бесполезным. По словам Тейера, «Кавур вернулся в Лери полный презрения к робости и нерешительности Дабормиды»[455].
Однако через несколько дней план Кавура получил новую жизнь. В сложную международную проблему вмешался неукротимый Рикасоли, отвергший любые иные варианты развития событий. Он буквально провозгласил лозунг «принц Кариньяно или никто». Барон не хотел признавать больше никаких внешних вмешательств в дела Тосканы и других государств региона. Единственным его пожеланием было то, чтобы Тоскана, Модена и Эмилия-Романья пользовались автономией в переходный период до воссоединения с Сардинским королевством. Он настоял, чтобы Бонкомпаньи был назначен в качестве официального представителя принца Евгения и защищал интересы всех бывших герцогств. Рикасоли отправился в Турин, где его принял король Виктор Эммануил II и принц Евгений. В конечном итоге члены Савойского дома согласились с тосканцем. 21 декабря 1859 года во Флоренцию прибыл Бонкомпаньи, который стал генерал-губернатором Центральной Италии.
В конце 1859 года стало понятно, что происходит драматический пересмотр позиций Англии и Франции по «итальянскому вопросу».
Правительство Палмерстона в борьбе с королевским семейством и консервативными кругами Англии взяло курс на отход от традиционной поддержки Австрии и выразила согласие, чтобы проблемы Центральной Италии решались, прежде всего, самими итальянцами. Это было вызвано тем, что непомерное усиление Франции негативно воспринималось в британском обществе. Англия не могла смириться, что политическое влияние страны на Апеннинах было минимальным, хотя британцы имели огромный экономический интерес в регионе. Многие в Лондоне восприняли международный кризис первой половины 1859 года и последовавшую войну в Италии как провал британской политики. В определенном смысле англичане сейчас как бы говорили, что Апеннины принадлежат итальянцам. Сардинскому королевству предоставлялся карт-бланш на последующие изменения в Италии. Министр иностранных дел Джон Рассел не считал правильным поддерживать какое-либо вмешательство Вены в дела полуострова. Еще в середине июля 1859 года Палмерстон в личном послании французскому послу в Лондоне, Персиньи, резко отозвался о предварительных договоренностях Австрии и Франции. В частности, он писал, что «Англия никогда не сможет присоединиться к таким плохим договоренностям… Напротив, мы считали бы своим долгом выразить решительный протест перед лицом Европы против такого порабощения народов Италии. Австрию следует исключить из любого вмешательства, политического или военного, за ее пределами. И если ничего не будет сделано, то все придется начинать заново в очень короткое время. Будьте уверены, что если Австрия не будет исключена от всякого вмешательства в дела Италии, то французская кровь пролита напрасно, а императорская слава будет недолгой»[456].
В этой связи во второй половине осени 1859 года британцы неоднократно высказывались о необходимости возвращения Кавура на пост главы правительства Пьемонта. По их мнению, ясная и четкая позиция Кавура, а также решительные действия властей Сардинии в данной ситуации были бы наиболее правильными шагами на полуострове.
Наполеон III некоторое время продолжал придерживаться своих взглядов на создание Королевства Центральная Италия и конфедерации итальянских государств под почетным главенством понтифика на руинах бывших герцогств. Однако все иллюзии по данному вопросу вскоре рассеялись. Папа Пий IX видел в этом только угрозу своему правлению и крушение многовековых устоявшихся правил. Он задавался вопросом: почему император ничего не предпринимает для предотвращения революции в Папской области? что Святой престол будет иметь от такой конфедерации? к чему приведут заигрывания с либералами и революционерами, которые рвут на части его государство? В ответ Наполеон III указывал, что он верный сын церкви, а французские войска уже с десяток лет охраняют понтифика. Но времена требуют не проявления грубой силы, а проведения реформ, которые должны только укрепить Святой престол.
С другой стороны, император оказался заложником самого себя и взаимосвязи событий в Италии и внутриполитической ситуации во Франции. В Наполеоне III причудливым образом пытались ужиться идеализм, доктринерство и реалии. Он искренне желал помочь итальянцам и найти выходы из сложнейших ситуаций. При этом он сам же проповедовал принцип национальностей, который в наиболее концентрированной и ярко выраженной форме имел место в Италии. Императора нещадно критиковали католики и консерваторы за неразумные действия, повлекшие проблемы для Папы Римского и герцогских династий. Разгул революции в Италии — это результат шагов императора. Левый спектр политического поля Франции обрушился на Наполеона III за труднообъяснимую срочную остановку войны с Австрией и договоренности с Францем Иосифом, за попытки погасить народные движения в Центральной Италии для того, чтобы не получить аналогичные события в самой Франции. При этом оба политических фланга могли блокироваться на основе осуждения потери влияния Франции на Апеннинах и возможного появления новой большой сильной державы на южных границах страны.
С учетом всех обстоятельств у Наполеона III к концу года произошла существенная корректировка позиций по «итальянскому вопросу». 22 декабря 1859 года в Париже вышла брошюра Le Pape et le Congrès («Папа и конгресс»), подписанная «Ла Героньер». Однако авторство этого литературного труда общество сразу же приписало Наполеону III[457]. В книге говорилось, что Папа Римский должен сосредоточиться на правлении Римом и прилегавшей территорией, а Романья должна стать свободной. Автор брошюры давал совет понтифику провести реформы в Вечном городе и организовать эффективное управление на оставшейся территории.
«Бессмертная брошюра! Я прощаю императору мир в Виллафранке, он только что оказал Италии бо́льшую услугу, чем победа при Сольферино»[458], — воскликнул воодушевленный Кавур.
Поскольку это произведение имело широкий успех у читательской публики, оно обратило на себя в Европе самое пристальное внимание и вызвало гнев негодования в Риме. Папский нунций в Париже Карло Саккони выразил протест Валевскому. Министр ответил, что эта брошюра не отражает мнения французского правительства. В последний день 1859 года Наполеон III написал письмо Пию IX, в котором посоветовал отказаться от управления Романьей и провести реформы в Риме. Романья, по мнению императора, «была мятежной провинцией» и потому постоянно беспокоила Святой престол[459].
Как полагает Дебидур, «после подобных событий не могло быть и речи о конгрессе. Пришедший в негодование от предложений, которые осмелился сделать ему Наполеон III, Пий IX публично заявил, что инспирированная этим монархом брошюра — „выдающийся памятник лицемерия и постыдное сплетение противоречий“. Вскоре после этого (19 января 1860 года) он распространил по всему миру яростную энциклику[460], где политика причудливо переплеталась с религией, а противники светской власти папы объявлялись достойными тех же анафем, что и враги его духовного авторитета. Австрия, подобно папскому престолу, отказалась передать итальянский вопрос на рассмотрение совета великих держав»[461].
Идея конгресса канула в Лету. 3 января 1860 года Валевский объявил, что конгресс, который должен был собраться 19 января, не состоится. При этом правительство Пьемонта получило несколько сигналов из Парижа и Лондона. Британцы были согласны на аннексию Пьемонтом итальянских герцогств с тем условием, что Турин сможет сохранить порядок в центральной части Италии без дальнейших угроз войны и социальных потрясений.
Наполеон III также был настроен поддержать в принципе продвижение Сардинии на юг полуострова взамен передачи Франции Ниццы и Савойи. Правительство королевства было в смятении. «Непосредственная реакция Дабормиды, — полагает Смит, — заключалась в том, что Пьемонт должен избегать любой сдачи национальной территории, а вместо этого полагаться на обещание помощи Англии в аннексии Центральной Италии. Но другие министры были менее оптимистичны. Раттацци озвучил Кавуру предложение о том, что они должны совместно согласиться на компромисс, по которому откажутся от единственной провинции Савойя в обмен на аннексию Эмилии и Тосканы. Кавур сначала, казалось, поддержал это предложение, но затем отступил, и Раттацци из этого сделал вывод — можно спорить, справедливо или нет, что друзья Кавура намеревались пожертвовать Ниццей, так же как и Савойей, чтобы добиться согласия Наполеона на их возвращение к власти»[462].
С учетом внутриполитических и международных обстоятельств в конце 1859 — начале января 1860 года Виктор Эммануил II оказался перед сложным выбором. С одной стороны, он хотел продолжать единолично править королевством при слабом правительстве и отсутствии парламента. Для этого монарх готов был пойти на любые шаги, вплоть до союза с левыми политическими силами. Любезности с Гарибальди были ясным сигналом тому. Однако Ламармора, Раттацци и некоторые другие члены кабинета, а также известные политические деятели принимали эту ситуацию критически. Министры были готовы подать в отставку. Даже генерал Ламармор