Попытка Персано найти опору для переворота среди офицеров бурбонского военно-морского флота потерпела неудачу. Офицеры не захотели связывать себя с сардинским адмиралом и даже стать добровольцами в армии Гарибальди.
О возможности осуществления переворота Кавуру говорили также Рикасоли и Ла Фарина, последний был весьма обижен на Гарибальди. Были установлены контакты с новым неаполитанским министром внутренних дел Либорио Романо и известным генералом Алессандро Нунцианте. Оба неаполитанца были близки к Франциску II, но все больше разочаровывались в его политике и готовы были поддержать идею единения Италии. При этом назвать их поборниками идеи поглощения Неаполя Сардинским королевством было трудно, поскольку они больше склонялись к варианту федерации итальянских государств.
«Однако, — как говорит Хердер, — было не ясно отношение Наполеона III к этому заговору. Принц Наполеон согласился переговорить с императором, и когда он это сделал, то выяснилось, что Наполеон III не одобряет идею переворота. Император даже сказал Плон-Плону ответить Турину, что об этих планах ему не говорили. Несмотря на все свои заговоры, Кавур все же смог отойти от непосредственной сцены и выразить восхищение блестящим революционером. 9 августа он написал Нигре: „Гарибальди оказал Италии величайшие услуги, какие только мог оказать ей человек, — он дал итальянцам уверенность в себе и доказал Европе, что итальянцы умеют сражаться и умирать на поле битвы, чтобы отвоевать Отечество“»[498].
Тем временем 8 августа 1860 года гарибальдийцы осуществили неудачную попытку переправиться на материк. Через десять дней при помощи британских кораблей Гарибальди смог высадить 6000 бойцов в Мелито на южном побережье Калабрии. Неаполитанский генерал Карло Джаллотти ожидал высадки на западном побережье королевства и опоздал к Мелито. 21 августа Гарибальди одержал победу над Джаллотти при Реджо. Эта победа стала роковой для южной группировки правительственных войск.
22 августа Гарибальди двинулся на север, к холмам у Вилла-Сан-Джованни, где соединился с отрядом Козенца, переправившимся из Сицилии. Практически без боя добровольцы захватили гарнизон. Дальше последовали сдачи неаполитанских частей в Альтифьюмаре, Торре Кавалло и в замке Шила. 30 августа последние крупные части бурбонской армии в Калабрии под командованием генерала Джузеппе Гио сдались при Соверия-Маннелли.
Через неделю командующий бурбонскими войсками в Неаполе генерал Скотти поддался на телеграфную «утку», отправленную одним из командиров «краснорубашечников», британцем Джоном Пирдом, дерзко и умело действовавшим в образе Гарибальди. Он сообщил о предполагаемой утром 5 августа высадке крупных сил добровольцев в Салерно и в Неаполитанском заливе. Скотти в панике отдал приказ срочно выводить гарнизон из столицы. Успех был полнейший.
«Войдя в Салерно как герой-победитель, — пишет Филд, — Пирд продолжал маскарад и неоднократно появлялся на балконе мэра городка перед ликующими толпами. Когда наконец в Салерно прибыл настоящий Гарибальди, то, выйдя из кареты и сняв шляпу, подошел к Пирду и воскликнул: „Viva Garibaldi! Так что же Вы опять похитили мое имя“»[499].
4 сентября 1860 года король Франциск II под давлением окружения неохотно решил отречься от престола и 6 сентября на пароходе Messaggero отправился в крепость-порт Гаэту. Он еще надеялся на благосклонность судьбы и военную удачу.
Гарибальди был в Салерно, когда утром 7 сентября к нему приехали принц Д'Алессандрия, синдик Неаполя, и генерал де Сауджет, командующий национальной гвардией. Они хотели организовать его въезд в Неаполь. Вскоре на имя «непобедимого генерала Гарибальди» пришла телеграмма от министра Романо, в которой говорилось, что «Неаполь с величайшим нетерпением ждет Вашего прибытия, чтобы приветствовать Вас, Искупителя Италии, и передать в Ваши руки власть государства и его судьбу. В этом ожидании я буду твердо сохранять общественный порядок и спокойствие»[500].
Со слов представителей из Неаполя выяснилось, что в городе оставались правительственные части и ситуация была весьма тревожной. Приближенные генерала попытались отговорить его от поездки в Неаполь, но диктатор твердо решил отправиться на поезде в столицу с несколькими офицерами своего штаба. Последовали распоряжения подготовить специальный состав для Гарибальди. Молва о непобедимом генерале летела быстрее поезда, и на протяжении всего пути толпа приветствовала его. Выстроившиеся ряды национальной гвардии, развевавшиеся флаги итальянского триколора, женщины и девушки, пытавшиеся поцеловать народного кумира, и мужчины, протягивавшие руки, чтобы прикоснуться к его одежде. Гарибальди был не прочь купаться в лучах славы и народного обожания. В результате скорость движения поезда едва превышала черепашью. В Портичи, одной из последних станций перед Неаполем, поезд остановился, и вбежавший в вагон морской капитан объявил, что на окраине города находятся бурбонские орудия. Гарибальди решительно ответил, что «когда люди так приветствуют, то пушкам нет места. Вперед!»[501]. И поезд вполз в город.
Неаполь обезумел то ли от счастья, то ли от любопытства. Скорее всего, от того и другого, вместе взятого. Огромная разношерстная толпа на улицах, множество экипажей, украшенных в национальные цвета, и вечнозеленые растения, развевавшиеся итальянские флаги в руках простолюдинов и огромные полотнища, свисавшие с балконов и окон многоэтажных зданий. На вокзале с трибуны под оглушительные крики народа диктатора приветствовали министры и знатнейшие жители города во главе с Романо. В открытой карете Гарибальди сквозь людское море проследовал в Королевский дворец. Не задерживаясь там, он отправился в резиденцию вдовствующей королевы, Марии Терезии. Ближе к вечеру генерал проехался в открытой карете по наиболее известной и оживленной улице Неаполя, знаменитой Via Toledo, где также получил долю народного обожания. Поздно вечером Гарибальди посетил кафедральный собор (собор Святого Януария) и обосновался в палаццо Дориа Д'Ангри.
Первым шагом Гарибальди как правителя Неаполя стало подчинение адмиралу Персано военно-морского и торгового флота королевства, прибрежных складов, арсеналов, укреплений и всей инфраструктуры. Вскоре появилось временное правительство, в которое вошли Либорио Романо (министр внутренних дела), Энрико Козенца (военный министр), Джузеппе Пизанелли (министр юстиции), Карло де Чезаре (министр финансов), Джаки (заместитель министра внутренних дел), Гульельмо де Сауджет (заместитель военного министра). Поскольку в составе правительства появились умеренные демократы из Пьемонта, то это стало еще одним неприятным сигналом для Кавура, чрезвычайно тревожно воспринявшего шаги Гарибальди по созданию полноценной власти на юге полуострова.
Следует отметить, что в августе — сентябре 1860 года совершилась невероятная вещь по меркам последних столетий, когда один человек стал героем-победителем огромного королевства и торжествующе вступил в ее столицу. Магия имени Гарибальди и легенда о нем уже шли впереди самого генерала.
Гарибальди, фактически правивший уже несколько недель Сицилией, а теперь и бо́льшей частью Неаполитанского королевства, стал мощным политическим фактором, влиявшим на расстановку сил на всем полуострове. 11 сентября генерал написал Виктору Эммануилу II письмо, в котором попросил прислать в Неаполь главу гражданской администрации, а также потребовал сместить со своего поста Кавура и военного министра Фарини[502]. Король отказался, объяснив это тем, что в настоящее время это не представляется возможным. Однако, когда копия ответа короля была отправлена Кавуру, слова о «настоящем времени» были предусмотрительно изъяты.
10 сентября британский посол в Неаполе Генри Элиот встретился с Гарибальди на борту фрегата Hannibal и поздравил с замечательными подвигами, но при этом отметил, что лорд Джон Рассел надеется, что на Венецию не будет совершено нападение. На это диктатор ответил, что собирается идти на Рим и, когда город будет в его руках, предложить корону объединенной Италии королю Виктору Эммануилу, который затем возложит на себя задачу освобождения Венеции, а он будет всего лишь лейтенантом Его Величества. «Если это освобождение может быть достигнуто путем покупки или переговоров, тем лучше, — продолжил Гарибальди. — Но если Австрия добровольно не откажется от Венецианского королевства, то оно должно быть вырвано у нее мечом…»
Въезд Гарибальди в Неаполь 7 сентября 1860 года. Художник Ф. В. Шварц, 1860
Эллиот указал на опасность такого курса и предупредил, что англичане, которые почти аплодировали его достижениям на юге Италии, могут отвернуться от него, если он грозит вовлечь Европу в войну. Гарибальди отверг предположение, что нападение на Венецию вызовет такой результат. «У Австрийской империи, — сказал генерал, — прогнило ядро, и она готова рассыпаться на куски». Затем Эллиот поинтересовался, думал ли Гарибальди о последствиях нападения на Рим и столкновения с французским гарнизоном, а те вызовут немедленное вмешательство Франции в дела Италии? В ответ Гарибальди провел параллель между Францией и Австрией и добавил, что Рим — итальянский город и ни у императора, ни у кого-либо еще нет права удерживать его. Какими бы ни были риски, по мнению диктатора, у него не было альтернативы не поехать в Рим, и он даже не рассматривает это дело как предприятие, представляющее значительную трудность. В заключение Гарибальди с горечью высказался о Кавуре, так как он «уступкой Савойи и Ниццы окунул Сардинию в грязь у ног Франции, которую боится. Что касается меня, то я ее не боюсь и никогда бы не согласился на такое унижение»