С этими словами Марек подошел к сундуку и достал из него свою старую солдатскую пищаль.
Бродяга, называющий себя Арностом, неторопливо шагал по лесной дороге, уже где-то минутах в пяти ходьбы от деревни. Солнце садилось, нужно было подыскать место для ночлега.
— Стой, тварь!
Бродяга остановился и неторопливо оглянулся.
— Мы уже здоровались сегодня, добрый пан.
— Я не собираюсь желать тебе здоровье, порождение Тьмы!
— Ты думаешь? Сдается мне, ты меня с кем-то спутал.
Арност спокойно стоял, не обращая внимания на направленный ему в грудь ствол. Над пищалью вился тонкий дымок фитиля.
— Ты принес болезнь в нашу деревню!
— Ты ошибаешься, добрый пан.
— Ты — зло!
— Нет.
— Ты — Алая чума!
Грохнул выстрел. Взлетели птицы.
Постояв секунду, Марек уронил дымящуюся пищаль и подошел к упавшему телу.
Грудь Арноста была разворочена серебряной картечью, кровь почти не текла. Пустые глаза мертво смотрели в сереющее небо.
Крестьянин взял труп за ноги и потащил в лес.
Заразу нужно сжечь.
Давно уже погас в овраге огромный костер, в котором сгорело тело бродяги. Давно уже пришли братья Марека, Томаш и Лукаш, помогли закопать кострище и отвели полубезумного парня домой. Давно уже все стихло. Уже и ночь прошла.
Наступило утро.
Чуть шевельнулась кучка рыхлой земли. Скатилось несколько комочков — и все опять замерло. И снова задвигалось. Земля вспучилась и из нее показалась рука, с тонкими костлявыми пальцами. Они схватились за траву, рядом вынырнула вторая рука, помогая первой. Медленно-медленно из могилы вылез бродяга Арност, вчера застреленный и сожженный.
На груди — ни следа от выстрела, потрепанный плащ цел и невредим. Ни на бледном лице, ни на одежде — ни одного признака огня. Хотя, нет…
Левая пола плаща наполовину обгорела, охвачена черным полукругом.
Бродяга стряхнул со шляпы остатки земли и зашагал к дороге. Пока он шел, обгорелый край плаща побежал вниз, оставляя за собой нетронутую ткань. Несколько шагов, струйка дыма — и вот теперь уже точно никаких следов вчерашнего происшествия.
В Малых Гнищах больше никогда не видели бродягу, называвшего себя Арност. Кстати, эпидемия Алой чумы там тоже не начиналась: девочка Михалка проснулась наутро совершенно здоровой, страшные признаки болезни исчезли без следа. Наверное, простыла где-то…
Многие слышали о порождениях Тьмы, несущих в наш мир зло, несчастье и беды. И никто, никто не слышал о порождениях Света… Мало, слишком мало их на земле…
Стать порождением Света можно только добровольно. Совершенно точно зная, что отныне твоя судьба — постоянные скитания, что благодарности от людей ты не дождешься. А также зная, что сам ты не получишь того, что принесешь людям.
Ходят по свету вечно кашляющее Здоровье, испуганная Смелость, одинокая Любовь, невезучая Удача… Там, где они появляются, там пропадают болезни, исчезает злоба и недоверие, появляются дружба и доброта.
Говорят, когда-то было и Счастье. Но…
Шакалы Его Величества
Сапог сержанта врезался мне в бок.
— Вставай, отрыжка…ская!
Я перевернулся и сел на землю, стягивая с себя плащ, которым я укрывался во сне. Потер пострадавшие ребра.
— Я сказал «Встать!», а не чесать задницу!
Вот…! Теперь ребра болели с двух сторон. Хорошие сапоги у сержанта Крада: толстая кожа, железные подковки…
Я встал и вытянулся в более-менее уставной стойке. Пусть отвяжется…
Сержант оглядел меня и сплюнул:
— Где твое оружие, солдат?
Меч висел на боку и я мысленно попросил всех богов сразу, чтобы Крад не потребовал его показать: я уже забыл, когда последний раз доставал его из ножен. Там уже, может, не только слизни — змеи завелись.
Видимо, сержант это понял, потому что ничего больше не сказал. Хотя только за мой внешний вид, другой солдат отправился бы к профосу за десятком-другим розог: сапоги нечищены, грязная рубашка с расстегнутым воротом (где мне ее стирать прикажете?), кольчуга давным-давно заложена (на кой она мне?), лохматые волосы и дерзкий взгляд. Другой солдат, да… А меня — сходи, попробуй. Найди другого дурака делать мою работу.
Но и лишний раз драконить сержанта тоже не стоит. Я взмахнул рукой, попутно подумав, что нужно все-таки подобрать себе шлем:
— Солдат Тауни готов к выполнению задания. Да здравствует Его Величество!
— Да здравствует. Чтоб к тому моменту, когда я подойду к караульным, ты уже был там…ская блевотина!
Быстрое движение — и кулак сержанта впился в мое солнечное сплетение. Я рухнул на колени, хватая ртом воздух.
Что за отношение… А я ведь прошел всю Чернорудную кампанию с самого начала, с города Бейлих. На моем счету… так… ага… сто двенадцать вражеских солдат. У меня даже орден есть! «Королевское солнышко», между прочим…
Я подождал, пока сержант не скроется за палатками наемников, задышал нормально и сел на землю. Да, сержант Крад… Уже бегу…
Меч воткнулся в мягкую землю, рядом со свернутым в тюк плащом и тяжелой кучей ржавых колец — моей кольчугой. Ни меч ни кольчуга мне не нужны — не тот род деятельности я выбрал. А вот мундир…
Я натянул свой мундир. Мой счастливый мундир. Я без него не выйду никогда. Он мне может жизнь спасти… Наверное. Пока еще не было случая убедиться. Но должен, должен… Я человек предусмотрительный.
В мешке остался последний сухарь. Я постучал им по ладони, выбивая личинок. Моб еду имею право жрать только я сам!
Хрустя сухарем, я закинул мешок на плечо, прицепил на пояс мой верный нож, с которым мы не расстаемся — это тебе не меч — и встал. Пора.
Солнце уже садилось, освещая облака багрово-красным светом (к дождю), над полем, где встала лагерем армия герцога Кравайского, стелился дым многочисленных костров и колыхались знамена и вымпелы… Красно-синие — гвардейцы герцога, зелено-бело-красные — латники семнадцатого полка, бело-красные — городское ополчение, голубой грифон на желтом поле — варвары с окраинных земель, красный бунчук с позолоченной орлиной головой — маги-фойермейстеры…
За небольшой канавой, по которой протекал извилистый ручеек, стояли палатки армейского отребья, тех, рядом с которыми воевать не брезгуют, зато находится рядом во время отдыха — ни за что.
Я шагал по территории отверженных, отбросов войны, мусора, пачкающего парадный мундир королевской армии. Нас презирают, но без нас не обходится…
Черные палатки Мертвого полка: здесь живут воры, убийцы, насильники и грабители, набранные из тюрем, вытащенные с каторги, чуть ли не вынутые из петли виселицы и отправленные на войну защищать короля, да здравствует его величество… его сожри…
Серые — не столько по замыслу портного, сколько от грязи — палатки наемников, тех же воров, убийц, насильников и грабителей, только отправившихся на войну по собственной воле, чтобы заработать денег на безбедную старость. Что любопытно: до старости доживали разве что один из десяти. А до безбедной — и вовсе один из ста. Хотя… Все мы здесь воюем ради денег. Денег, которые здесь поднимают из грязи и черпают из крови, кто-то в переносном смысле, а кто-то — и в самом прямом… Война ради добра, справедливости и прочей подобной…ской ерунды — это мантикора. То есть… эта… тварь с козьими ногами… Выдумка, короче.
Можно подумать, есть хоть один человек, которому охота спать в грязи, жрать гниль пополам с червями, постоянно тупить свой меч о чужие черепа и пачкаться в крови и мозгах… И все ради торжества добра и справедливости, ради каких-то плачущих детей, который он и в глаза никогда не видел. И не увидит, потому что сдохнет, упав с распоротым животом, его затопчут копыта конницы, раздавит камнем при осаде замка, сожгут огненные залпы магов… А если и выживет: что он получит в конце войны? Ничего. Не-ет, таких дураков на свете не водится. Все воюют за деньги. Только за деньги. Все и всегда. Только одни в этом признаются, а другие хотят быть чище лебединых крыл.
Вон, наемники. Сидят у костра, хлещут вино, тискают потасканных шлюх. Простые честные ребята, которые не скрывают, что они здесь ради звонких кружков.
— …чуть было не поймали саму Красную Розу…ы ее отдери во все места во всех местах, — размахивал обглоданной костью Поцелованный. Его лицо, изуродованное ударом булавы, который разорвал щеку, вмял скулу и вынес половину зубов, кривилось то ли в усмешке, то ли от злости, — Мы зажали ее в овраге под черным дубом… ну ты знаешь, в левой половине поля… Нас десять, а с ней — только один, да еще коня под ней убили…
— Ну?! — выдохнул кто-то. Визгливо захихикала шлюха.
— Что ну?! Ушла! Как проклял нас кто-то. Этот…ский солдат дрался как монашка за невинность. Семь человек там остались валяться, семь…ы их отдери! И Семь пальцев, и Ржавчина, — Поцелованный поймал в бороде вошь и раздавил ее ногтями, — И Двуглазый, и…
Я в сердцах сплюнул. Ну что за…ское невезение?! Двуглазый задолжал мне серебрушку. А теперь попробуй найди его, чтобы должок вернуть. Ладно, может повезет…
Под кустом калины храпел наш капеллан, отец Нутр. Полы мантии капеллана были мокрые: то ли кто-то не заметил его, когда решил помочиться, то ли сам Нутр расслабился во сне. На сером валуне неподалеку сидел как темно-зеленая горгулья, кто-то из Лесных стрелков, задумчиво правящий острие наконечника стрелы. Кто именно: не разберешь — Лесные стрелки поклоняются каким-то своим неведомым богам, которые запрещают им носить одежду иного цвета, кроме зеленого, и обязывают закутывать рожу в зеленые тряпки так, что только глаза сверкают из щели. Некоторые даже думают, что Стрелки — на самом деле эльфы, которые притворяются людьми, чтобы их не перебили. Вот что я вам скажу: все это вранье. Обычные у них уши под этими тряпками, могу вас заверить. А что живут в лесу и стреляют из луков так, что лучшие королевские стрелки слюни глотают от зависти — так это их личное дело. Некоторые и людей жрут.