В течение нескольких недель Иоганн находился между жизнью и смертью.
Эбергард ничего не жалел, лишь бы только принести ему облегчение. Им были созваны искуснейшие парижские врачи, даже сам Нелатон, лейб-медик Наполеона, употребил все свои усилия, чтобы вылечить не только раны на теле мальчика, но и душу его, потрясенную несчастными событиями.
Но эти несчастия произвели чудо: Иоганн действительно обрел дар речи. Хотя произносимые им слова были невнятны и малопонятны, доктора обещали, что если он останется в живых, то не будет более немым и со временем научится говорить совершенно чисто. Выздоровление шло пока очень медленно, но Эбергард радовался и тому, что оно, по крайней мере, началось.
С тех пор прошел целый год. Иоганн так подробно описал князю наружность двух личностей, устроивших пожар, что Эбергард совершенно точно узнал в них преступников Фукса и Эдуарда.
Князь решил собственноручно их наказать и обезвредить, так как теперь видел, что никакая тюрьма или каторга не могли избавить его от этих опасных союзников Шлеве.
О связи их с Шлеве узнал Сандок, ловкий и усердный шпион князя.
Негр имел обыкновение сообщать Мартину результаты своей часто поразительной ловкости, чтобы вместе с ним обсудить их, прежде чем делать донесения князю.
Исполинского роста кормчий и мускулистый негр стояли однажды вечером в укромном уголке парка, примыкающего к особняку на улице Риволи, полностью к тому времени восстановленному, и как раз были заняты подобными рассуждениями.
Они разговаривали вполголоса, чтобы никто не мог их слышать, и доклад Сандока был, очевидно, очень важен, так как глаза его сверкали, а Лицо подергивалось от возбуждения.
– Кормчий Мартин, – продолжал Сандок по-португальски, чтобы никто не мог его понять, – верь мне, что Фукс и Эдуард хитрее, нежели Мартин и Сандок.
– Ты думаешь, они заметили тебя и узнали?
– Сандок не знает. Сандок видел три дня назад Фукса и Эдуарда в монастыре Святого Антония, а вчера вечером они ушли оттуда.
– Ах, черт возьми, значит, Сандок, ты был неосторожен! Твой проклятый черный цвет повсюду выдает тебя!
– Не чертыхайся, кормчий Мартин. Сандок осторожен, как все негры. Черный цвет не мог его выдать, так как у Сандока есть плащ с высоким воротником.
– И ты говоришь, что видел этих проклятых негодяев у хромого барона?
– Своими глазами. О, Сандок хорошо знает своего масса и врагов своего масса. Если бы это было в Монте-Веро или на другом далеком берегу, где родился Сандок, он взял бы тогда кинжал и тут же наказал бы их!
– Держи эти мысли при себе; от такой помощи здесь тебе может не поздоровиться. Так, значит, все трое шли к Булонскому лесу?
– Они ночью шли во дворец графини; о, Сандок знает этот дворец!
– И тебе удалось их подслушать?
– Я не все слышал, Мартин, только отдельные слова. Фукс осторожен, он говорил очень тихо, но Сандок забегал вперед и пользовался каждым кустом, чтобы спрятаться и дать им пройти мимо себя. Они говорили о монахине и о девушке. Тогда Сандок подумал о красивой дочери масса и слушал дальше; они сказали, что девушка-немка несколько месяцев назад отправлена с монахиней.
– Ты услышал, куда ее отослали?
– За границу… в Испанию… – Негр пожал плечами. – А в какое место – Сандок не понял.
– Так оно и есть; эти четверо объединились, чтобы тайно похитить дочь господина Эбергарда, и им это удалось. Черт возьми… Боже, прости мое прегрешение… Неужели эти негодяи всегда будут победителями и всегда окажутся хитрее нас? Нам надо захватить Фукса, тогда он должен будет во всем признаться!
– Сандок пытался; Сандок следил за ними; когда они вошли во дворец, Сандок побежал за полицией…
.– Почему же полиция не обыскала дворец? Фукс и Эдуард – беглые каторжники и их везде можно захватить.
– Начальник полиции не захотел этого, он говорил, что Сандок дурак, что Сандок ошибся, – как могли каторжники оказаться у графини?
– Каково! Какие у нее связи! Начальник полиции не смеет окружить и обыскать ее дворец! Черт возьми! – проворчал Мартин своим низким голосом.
– Именно так – начальник полиции просто не захотел. Но когда Сандок стал просить и упомянул князя, тогда начальник приказал двум полицейским идти со мной и захватить Фукса и Эдуарда, если они выйдут из дворца.
– Ну и что же?
– Фукс и Эдуард не появились ни ночью, ни днем.
– Глупцы, вы не взяли под наблюдение все выходы? Когда такой хитрый мерзавец, как Фукс, чует недоброе, он не выходит тем же путем, каким вошел.
– О, Сандок наблюдал за двумя дверями.
– Так они исчезли через третью и теперь отыскали себе лисью нору побезопаснее монастыря Святого Антония.
– Сандок знает, что их нет уже в монастыре, но Сандок отыщет их след.
– Это будет трудно, негр.
– Сандок похож на кровожадную собаку, которой белый травит негров. Не сегодня – так завтра, не завтра – так послезавтра Сандок найдет след.
– Главное, что нужно узнать, не дочь ли господина Эбергарда та молодая немка, которую отправили вместе с монахиней, и куда ее увезли, – сказал Мартин.
– Сандок думал об этом и вчера искал случая поговорить с монахом.
– Если бы ты не был черным! Твое лицо каждому бросается в глаза и настораживает.
– Нет, не настораживает, Мартин; когда темно, то не видно, какого цвета у меня лицо.
– Что же сказал тебе монах?
– Монах долго не хотел разговаривать со мной, он был очень осмотрителен, но Сандок поворачивал разговор так и сяк, и монах все-таки проронил несколько слов о двух монахинях.
– О двух монахинях? Кажется, ты напал на ложный след.
– Нет, не ложный, Мартин, а самый настоящий. Чужестранный монах увез несколько месяцев тому назад двух монахинь: одна была беглянка из испанского монастыря, а вторая новенькая и молодая.
– Но как же теперь узнать об их дальнейшей судьбе? Ты думаешь, что монахи любят болтать? Кроме того они, может быть, и сами не знают, кто была эта девушка-немка.
– Мне незачем расспрашивать монахов, я должен поговорить с графиней.
– Ты думаешь, что она примет тебя в своем дворце и выложит все нужные сведения? – Мартин громко рассмеялся. – Тебе, негру, слуге князя Монте-Веро?
– Масса потребует ответа от графини.
– Это все вздор! Господин Эбергард никогда не войдет в ее дворец; но главное в том, что графиня не даст ему никакого ответа.
– Масса принудит ее отвечать.
– В этом я очень сомневаюсь. Господин Эбергард презирает графиню и не станет ни стращать, ни принуждать ее к чему-либо. Другое дело, если бы ты мог привести ему Фукса.
– Сандок слышал от Мартина, что масса может расправиться с графиней и заключить ее в тюрьму.
– Он действительно имеет на это право, потому что графиня во многом виновата перед ним. Но господин Эбергард слишком благородный человек, чтобы пользоваться подобными средствами.
– Это ненужная жалость; для того, чтобы обезвредить графиню, все средства хороши.
– Я согласен с тобой, Сандок, но господин Эбергард думает иначе.
– Но как же ему в таком случае спасти свою несчастную дочь?
– Если бы господин Эбергард даже был уверен, что графине известно ее местопребывание, он не мог бы рассчитывать на ее признание – она наверняка солгала бы.
Сандок призадумался; внезапно лицо его озарилось улыбкой, толстые красные губы открыли ряд белоснежных зубов; в голову ему пришла какая-то счастливая мысль, и он воскликнул:
– О, масса не сможет сказать, что у него плохой шпион! Завтра Сандок все узнает.
– Ты скорчил дьявольски радостную рожу.
– Сандок очень рад, потому что он нашел средство.
– Какое средство, скажи-ка мне?
– Только не сегодня. Мартин не будет больше смеяться над Сандоком; шпион князя исполнит свое дело хорошо.
– Ты задумал что-то очень таинственное. Дай мне хоть какой-нибудь намек, я не выдам тебя.
Негр хитро засмеялся.
– Если масса не найдет, дороги во дворец графини, то ее отыщет Сандок.
– Как, ты хочешь проникнуть в Ангулемский дворец?! Не делай этого, а то, пожалуй, разгневаешь господина Эбергарда.
– Другого способа не существует, Мартин. Масса не узнает, что Сандок был во дворце, а графиня тоже ничего не узнает.
– Разве что так… Ты всегда был необыкновенно ловкий шпион, как и все чернокожие; ты умеешь как-то особенно пригнуться и, подобно угрю, проскользнуть там, где никто из прочих смертных не сможет пробраться; так покажи же свое искусство, негр! Если тебе удастся напасть на след похищенной, весь свой век я буду называть тебя своим братом.
– Мартин и теперь может называть Сандока братом, потому что дочь масса все равно что найдена.
– Черт возьми, у тебя, должно быть, необыкновенная голова, если ты так уверен в своем успехе; но я все-таки прежде должен узнать, как ты провернешь это дельце, и потому ночью займу твое место во дворце.
– Только не выдавай меня, масса ничего не должен знать.
– Ты хочешь сделать сюрприз господину Эбергарду? Что ж, будь по-твоему, все останется шито-крыто. Прощай, Сандок!
Негр дружески поклонился моряку и, пока Мартин, бормоча что-то себе под нос, шел ко дворцу, побежал в людской флигель, где в его комнате находилась ливрея и все его имущество.
Он отворил дверь в маленькую темную комнату и, точно при дневном свете, безошибочно подошел к большому сундуку. Порывшись между бренчавшими стеклянными шарами и прочими ценностями, он вынул сверток и развернул его. Это оказался темный плащ. Надев его, Сандок совершенно скрыл от посторонних глаз свою голубую, вышитую серебром ливрею.
Затем он снял со стены коричневую широкополую шляпу и, повертев ее в руках, нахлобучил на голову, так что большая часть его лица скрылась под тенью полей.
– Сандока никто теперь не узнает, – самодовольно прошептал он.
Выйдя из комнаты, он запер дверь на ключ и, никем не замеченный, выбрался из дворца.
В парке он взглянул на свою тень, образуемую лунным светом, и, удовлетворенный ее очертаниями, быстро и ловко побежал к воротам. Через несколько минут Сандок очутился на улице. С этой частью Парижа он был хорошо знаком и поэтому, ни секунды не задумываясь, направился в сторону Булонского леса.