Быстро скользил он, подобно тени, по улицам, и никто не обращал на него внимания, потому что было еще многолюдно и немало прохожих выглядело так же, как и он: в плащах и шляпах, скрывающих лицо.
Сандок пересекал площади, срезал углы, выбирая кратчайший путь, но все равно достиг предместья, к которому стремился, только по прошествии двух часов.
Стояла дивная летняя ночь. Луна сияла во всем своем великолепии, и хотя люди любовались ею, Сандок имел все основания проклинать ее яркий свет. Но проклятия негра ни к чему не привели, и он, смирившись, продолжал свой путь мимо великолепных вилл, пока не достиг Ангулемского дворца.
Укрывшись за деревьями, он стал прислушиваться и осматривать дворец. Окна его горели множеством огней, зелень парка освещали разноцветные лампы. В этот вечер, как и почти ежедневно, графиня принимала у себя многочисленное избранное общество, и Сандок убедился, что в этот момент как раз шло представление – то самое, как мы знаем, где очаровательные баядерки прельщали своими восхитительными формами и грациозными танцами сластолюбивых мужчин.
Не чувствуя себя в безопасности на своем наблюдательном посту, Сандок направился к воротам, но тут же понял, что появление пешехода там, где останавливаются только изящные дорогие экипажи, непременно вызовет подозрение охраны, которая скрытно наблюдает за воротами. Поэтому Сандок двинулся вдоль решетки ограды к тому месту, где из дворца его нельзя было увидеть, и, убедившись, что улица безлюдна, ловко и проворно перелез через ограду и оказался в парке графини.
Вдали прогуливались влюбленные парочки, но их, к счастью для Сандока, было немного, и это благоприятствовало осуществлению его дерзкого плана.
Никем не замеченный, Сандок укрылся в тени деревьев и, соблюдая все меры предосторожности, подобрался к беседкам и жирандолям. Он слышал, как там и сям в уединенных гротах шептались и смеялись мужчины и женщины, несколько парочек прошли мимо него совсем близко. Но Сандока они не интересовали, его внимание было приковано к террасе, где находился боковой вход во дворец, в эти часы почти всегда открытый, – именно им негр хотел воспользоваться, чтобы проникнуть внутрь.
Подобравшись поближе к террасе, Сандок с удовлетворением отметил, что многие мужчины из числа гостей графини одеты в плащи и носят широкополые шляпы; таким образом, его наряд никому не бросится в глаза. Одного только боялся Сандок: встречи с графиней или бароном, которые хорошо его знали. Но Леона, по всей вероятности, находилась в залах дворца и там с сатанинским наслаждением упивалась своим торжеством.
Дверь с террасы была незаперта и коридор освещен. Негр ступил в него, положив руку на рукоять кинжала, готовый смело встретить любую опасность.
Внутреннее расположение этой части дворца было ему незнакомо, но он надеялся проникнуть через коридор в покои графини. Памятуя, что смелым Бог владеет, Сандок свернул по коридору за угол, увидел перед собой ступени и тотчас поднялся по ним. Коридор верхнего этажа был так же ярко освещен, но, поднявшись на последнюю ступеньку, Сандок вдруг услышал шаги и голоса лакеев, доносившиеся из-за угла; через минуту они заметят его.
Негр невольно прижался спиной к стене, и черное лицо его, затененное широкополой шляпой, приняло свирепое выражение. По обеим сторонам коридора находились двери; он взялся за ручку одной из них – заперто. Он заскрежетал зубами и скользнул ко второй двери. Она подалась, и Сандок оказался в помещении, роскошно убранном, как будуар богатой грешницы. Он быстро прикрыл за собой дверь, в тот же миг мимо по коридору прошли лакеи.
Торжествующая усмешка появилась на лице негра – он понял, что находится в будуаре графини. В дальнем конце комнаты у высокого окна, закрытого тяжелой шторой, он увидел бюро Леоны, где та, без сомнения, хранила свои письма. До них-то и стремился добраться Сандок в надежде, что письма помогут ему узнать местопребывание любимой дочери князя.
Мысль о том, что в любой момент может войти графиня и застать его врасплох, не пугала негра; упоенный удачей, он ничего теперь не страшился.
Толстый ковер совершенно заглушал шаги. Бесшумно ступая, он прошел на середину комнаты и вдруг услышал голоса мужчины и женщины, они разговаривали. По обеим сторонам комнаты висели портьеры; Сандок подошел к одной из них. Приглушенный звук голосов свидетельствовал, что за портьерой скрыта еще одна дверь, отделяющая будуар от соседней комнаты. Надо было действовать быстро и решительно.
Сандок подошел к бюро; в замке его дверец торчал ключ.
Это, на первый взгляд, счастливое обстоятельство вызвало у негра недоумение и глубокое разочарование. Он тотчас же подумал, что такая женщина, как графиня, не оставит ключ а замке, который запирает ее тайны и важные документы. Неужели…
Да, Сандок был прав. Письма, которые его интересовали, значили для графини больше, чем самые дорогие драгоценности.
Тем не менее Сандок подошел к бюро и отворил дверцы. В ящиках находились только золотые цепочки, ожерелья, драгоценные камни и безделушки, но все это были ничего не стоящие предметы в сравнении с тем, что он искал.
Наконец ему попалась шкатулка. Раскрыв ее, он с замиранием сердца увидел различные бумаги, но то были расписки, векселя и прочие денежные документы. Писем нигде не было.
Выражение торжества на лице негра сменилось гневом. Он стал осматривать всю комнату в расчете на то, что графиня прячет свои письма в каком-нибудь тайнике. Вдруг лицо его озарилось надеждой: по тихому, но для его тонкого слуха внятному смеху он понял, что в соседней комнате находится сама Леона и взволнованно разговаривает о чем-то с неким господином.
Сандок аккуратно задвинул все ящики бюро обратно, повернул ключ в замке и подошел к портьере; ему подумалось, что, подслушав разговор Леоны с господином, он сумеет извлечь из этого какую-нибудь пользу, может быть, и немалую. Было опасение, что графиня неожиданно откроет дверь и обнаружит его, но Сандок успокоил себя тем, что услышит, как графиня прощается с господином, и успеет спрятаться. Он приподнял портьеру и приложил ухо к резной двери.
– Между нами совершенно излишни всякие похвалы, барон, – говорила графиня. – Мне кажется, что мы давно и хорошо знаем друг друга. Мы оба уже немолоды, а где нет молодости, мой милый, там теряется всякая прелесть. Нет-нет, надо подумать о других средствах, и я уже нашла их.
– Вы упоминали о каком-то письме, графиня, – сказал собеседник Леоны, и Сандок узнал в нем Шлеве, поверенного графини. – Касается ли оно этих средств, касается ли дочери ненавистного нам человека?
– Во всяком случае, оно касается той особы, которая очень пострадала от ваших ловких распоряжений.
– Я позволил себе лишь вполне невинные советы.
– Вполне невинные? – со смехом переспросила графиня. – Однако же, мой милый, в ближайшее время мы должны получить известие о ее смерти.
– Из Бургосского монастыря?
– Совершенно верно. Благочестивый Жозе пишет мне…
– Вы, конечно, сжигаете эти письма? – прервал ее барон.
– Я так надежно прячу их в моих подушках, что вам нечего беспокоиться.
– Эти письма могут представлять большую ценность кое для кого…
– Итак, Шлеве, – продолжила графиня, – Жозе пишет, что девочка очень больна, и вскоре я должна ожидать известие о ее смерти.
– И ваши прекрасные глаза не прольют по этому поводу ни одной слезинки?
Графиня сделала вид, что не расслышала этого вопроса, и продолжала:
– Этот благочестивый Жозе нравится мне: он столь же точен, сколь и услужлив.
– И я люблю подобных людей, на них можно положиться.
– Я и вам обязана за ваших двух поверенных: на них также можно надеяться.
– Не все им удавалось, но, тем не менее, мы обязаны им многими услугами, – заметил Шлеве.
– Без сомнения; и отдавая должное монаху, я ни в коей мере не хочу принизить заслуги ваших людей.
– Мне кажется, мы до сих пор никак не можем простить им прошлогоднюю неудачу на улице Риволи.
– План вы составили отлично, барон, я и до сих пор чувствую себя обязанной.
– Увы, графиня! Я только в том случае мог бы принять вашу благодарность, если бы враг наш был тогда повержен. Но он принадлежит к стойким натурам – у нас немало этому примеров.
– Настанет и его час, барон! А пока что надо удовольствоваться тем, что мы имеем.
– Только будьте осторожны, моя дорогая: князь повсюду разослал своих шпионов, и между ними, узнал я от Фукса, негр Эбергарда.
– Я не боюсь его!
– Фукс поклялся убить его с тех пор, как тот напал на его след; теперь они оба покинули монастырь, чувствуя там себя в опасности.
– Куда же они перебрались?
Барон назвал адрес и какое-то имя, которых Сандок никак не смог расслышать.
– Фукс уверяет, что третьего дня здесь на дороге он видел негра, – сказал Шлеве, – поэтому я и советую вам быть осторожной.
– Будьте покойны, барон!
– Я знаю, что вы обычно одни в своем будуаре…
– Неужели вы думаете, что негр…
– Я не удивлюсь, если он найдет способ проникнуть во все наши тайны.
– Не беспокойтесь, барон, князь Монте-Веро никогда этого не допустит; я его хорошо знаю.
– Я в этом уверен, но тем не менее считаю своим долгом напомнить вам о такой возможности. Только тогда бываешь действительно осторожен, когда всего боишься. Кстати, как скоро можно дозваться ваших.
– Повсюду проведены звонки, и – вы знаете меня, барон, – в моих подушках всегда спрятан маленький револьвер; при случае я сумею им воспользоваться.
– Это успокаивает меня. Я очень, очень забочусь о вашем благополучии.
– Спасибо вам, барон! Нам пора расстаться. Я устала, и вы извините, я пойду в свои покои; вам же рекомендую перед отъездом бросить взгляд на очаровательную Еву.
– Ваша новая прелестница?
– Да, и самая прекрасная из всех, – отвечала графиня.
– Не знаю, как благодарить вас за такую доброту. Желаю, чтобы самый сладкий сон сомкнул ваши веки и чтобы вас посетили самые прекрасные сновидения…