Но Жозефина кротко исполняла свою работу; только вечером ею овладел страх при мысли, что надо вновь возвращаться на чердак.
Но усталость взяла свое, и девочка как убитая заснула на убогом соломенном ложе.
Через несколько дней сильно похолодало, и к вечеру улицы и крыши домов покрылись слоем снега, началась метель.
Жозефина на своем ложе дрожала всем телом; ледяной холод разбудил ее, она почувствовала, что на тонком одеяле лежит снег, нанесенный через щели в крыше.
Она с нетерпением ожидала утра, чтобы можно было, наконец, покинуть хотя бы на время этот жуткий чердак; зубы ее стучали, ноги были почти обморожены, она стонала и плакала от боли.
Но вот в щелях крыши постепенно посветлело, и вскоре пришла кастелянша с хлебом и водой, с холодной водой для замерзшего ребенка. Никто и не подумал дать несчастной девочке ложку горячего супа, глоток кофе или согретого молока.
Идя по коридорам, Жозефина семенила окоченевшими ножками, чтобы хоть немного согреть их.
На некоторое время ей нашлась работа в теплых комнатах, но вскоре потребовалось идти за водой.
На улице было холодно, снег толстым слоем покрывал землю, а колодец, где брали воду, находился в другом конце двора. Маленькая Жозефина должна была взад и вперед бегать босиком по снегу и наполнять кувшины водой, замерзавшей у краев колодца.
Около одиннадцати часов утра у ворот воспитательного дома остановился экипаж.
Благочестивый сторож, расчищавший в это время дорожки во дворе, выглянул в оконце и увидел на дверце кареты королевский герб.
Он быстро побежал в дом и сообщил начальнице о приезде именитых гостей. В ту же минуту раздался звонок.
Начальница, эта тощая ханжа, тотчас созвала всех смотрительниц и учителей, те согнали детей в большой зал, и вскоре оттуда послышалось нестройное пение гимна.
Сторож прибежал снова и доложил о приезде настоятельницы монастыря Гейлигштейн.
Визит принцессы Шарлотты произвел сильное впечатление на начальницу. Она быстро направилась навстречу по расчищенной от снега дорожке и впопыхах не заметила, что как раз в эту минуту Жозефина стояла у колодца и наливала воду в кувшины.
С низким поклоном, придав лицу самое кроткое выражение, начальница встретила у ворот игуменью, шедшую в сопровождении господина в военном плаще.
– Да благословит Пресвятая Богородица благочестивую принцессу! – произнесла начальница певучим голосом, сложив руки на груди и с удовлетворением убеждаясь, что пение детей, подстегиваемое вовсе не христианскими угрозами учителей, слышно было во дворе. – Визит вашего величества – большая милость и высокая честь для нас!
Шарлотта, которой претили низкопоклонство начальницы и ее плебейские манеры, сухо кивнула ей и сдержанно произнесла:
– Хорошо, хорошо, моя милая, мы приехали сюда не только для того, чтобы осмотреть этот приют несчастных сирот…
– …которым Бог посылает свое благословение, – подхватила начальница. – Благочестивая принцесса, я надеюсь, одобрит наши порядки и убедится…
– Я надеюсь, милая моя, – с легкой досадой перебила ее Шарлотта. – Но нас привела сюда еще и другая забота: мы хотели осведомиться об одной из ваших воспитанниц.
– Они все здоровы, благополучны, и мы воспитываем их в скромности, покаянии, песнопениях и молитвах.
– В скромности и покаянии – это отлично, если забота о них соединяется с чистотой помыслов. Должна вам сознаться, – продолжала Шарлотта, – что с недавнего времени я сделалась ревностной доброхоткой вашего заведения, с тех пор, как я и мой двоюродный брат, принц Вольдемар, случайно познакомились с одной из ваших воспитанниц и полюбили ее. Но войдемте же в дом.
Начальница была в восторге от похвалы принцессы и потому кланялась еще ниже и с еще большим умилением.
– Много ли детей у вас в свободное время занимаются рисованием и прочими искусствами по своим наклонностям? – спросила принцесса.
– Да избавит Бог моих детей от таких греховных увлечений! – горячо воскликнула начальница.
– Как, – изумилась Шарлотта, – неужто у вас эти занятия запрещены?
– Эти склонности не находят у нас почвы, мы учим детей скромности и покаянию.
Удивленная и раздосадованная, принцесса взглянула на своего кузена, дабы убедиться, слышал ли он признание начальницы, но Вольдемар смотрел в другую сторону – он только что обратил внимание на девочку-подростка, стоявшую босыми ногами на снегу и теревшую свои красные от холода ручонки.
Жозефина не замечала ни игуменьи, ни принца и, должно быть, сильно страдала от холода, потому что по замерзшему ее личику текли слезы.
– Взгляните-ка на этого бедного ребенка, дорогая кузина! – обратился принц к игуменье.
Та взглянула на Жозефину и ужаснулась.
– Как можно! – воскликнула она, гневно глядя на начальницу. – Почему дети ходят у вас в холод и снег без башмаков?
– Эта девочка несет заслуженное наказание, и благочестивая принцесса подтвердит его, если пройдет мимо, не обратив на нее внимания.
– В чем же она провинилась? – спросила игуменья.
Восклицание принца помешало начальнице ответить.
– Боже праведный, да ведь это наша маленькая Жозефина!
Начальница подумала, что ослышалась или чего-то недопоняла, но тут принцесса прямо по снегу направилась к колодцу.
– Бедное дитя! – воскликнула она. – Ее почти невозможно узнать, так она исхудала и побледнела!
Принц обогнал ее и первым подошел к девочке, и дрожащая от холода Жозефина узнала наконец своего благодетеля.
Обиды, холод, слезы – все было забыто.
С сияющим лицом кинулась она навстречу своему высокому покровителю.
– Это ужасно! – воскликнула Шарлотта. – Бедное дитя! Но скажите мне, милейшая, что заставило вас так сурово наказать эту бедную девочку?
Начальница высокопарно отвечала:
– От одной только мысли об этой заблудшей овце сердце мое обливается кровью. Представьте себе, ваше величество, она – воровка: за ее лифом нашли золотую монету, украденную ею на базаре.
Шарлотта была неприятно поражена, но в эту минуту подошел принц, держа за руку Жозефину.
Начальница широко раскрыла глаза при виде этого, но удивление ее еще больше усилилось, когда девочка, этот змееныш, произнесла:
– О благородный господин, скажите милостивой начальнице, что это вы мне подарили золотую монету, чтобы я могла себе купить новые краски.
Теперь пришло время начальнице задрожать от страха и тягостного предчувствия, на какое-то время она даже лишилась дара речи.
– Неслыханная жестокость! – воскликнул принц, не имея сил более сдерживать негодование. – Посмотрите, дорогая кузина, на этого несчастного ребенка!
– Вы… В самом ли деле ваше королевское высочество подарили девочке золотую монету? – заикаясь, пролепетала побледневшая и сразу вдруг ставшая жалкой лицемерная ханжа. – Господин церковный смотритель Шварц сказал мне…
– Да, это я подарил золотую монету милой девочке, – подтвердил Вольдемар, избегая глядеть на начальницу. – И это вы, якобы благочестивая женщина, заставили невинно страдать бедного безответного ребенка. Я вижу, что давно пора передать это благодетельное заведение, учрежденное для несчастных беспомощных созданий, в другие руки, настоящие христианские руки.
– Как ты дрожишь, милая Жозефина, – сокрушалась игуменья и, целуя девочку, кутала ее полой своего теплого бурнуса. – Бедное дитя, успокойся, я заберу тебя отсюда и увезу с собой.
– Я думаю, дорогая кузина, что нам с вами нет нужды знакомиться с результатами такого прекрасного воспитания, – проговорил Вольдемар с горечью. – Не трудитесь больше, госпожа начальница, и не утруждайте ваших питомцев насиловать свои голосовые связки. Это пение и эти молитвы ведут только к лицемерию, если они не сопряжены с душевной благодатью. Позвольте попросить вас, дорогая кузина, вернуться к нашему экипажу.
У начальницы дрожали и подгибались колени, она пыталась сказать что-нибудь в свое оправдание и не находила слов.
– Я считала вас матерью этих детей, для которых воспитательный дом заменяет отчий дом! – с упреком сказала Шарлотта. – Горе тем, которые забывают, что Бог есть любовь! Вспомните слова Иисуса Христа: «Не препятствуйте детям приходить ко Мне». Да, я сделала сегодня неприятное открытие.
– Не сердитесь так на начальницу, благородный господин! – вполголоса произнесла Жозефина, умоляюще взглянув на принца. – Видите, она вся дрожит.
– Ваше королевское высочество, – вымолвила наконец ханжа со смиренным поклоном, – поверьте, такого никогда больше не повторится. В нашем деле без строгости не обойтись, а молиться и каяться – наша святая обязанность. Попрошу вас ненадолго задержаться, мне еще надо отдать вам золотую монету…
– Купите на нее что-нибудь полезное для бедных детей, – сказал принц и обратился к Жозефине: – А краски мы все равно с тобой купим, и самые лучшие!
Игуменья и принц холодно кивнули начальнице, а Шарлотта заявила, что берет маленькую Жозефину к себе на воспитание.
Кастелянша переодела девочку в ее платье, вернула башмаки с чулками, и Жозефина, радостно простившись с учителями, наставницами, мальчиками и девочками, с сияющим лицом уселась в экипаж между принцем и принцессой.
У начальницы от испуга и волнения сделались сильные головные боли, и на следующий день она никого не велела принимать.
Чтобы успокоить читателя, заметим, что управление воспитательным домом недолго оставалось в руках этой ханжи и ее приспешников. Пришли новые люди, обращавшие одинаковое внимание и на нравственное, и на физическое развитие несчастных созданий, для которых волею судьбы, воспитательный дом стал отчим домом.
XIII. Исповедь страдалицы
Вернемся теперь к Эбергарду и Маргарите.
Уже светало, когда князь с дочерью на руках выбрался из монастыря и, проехав через лес, в глубине которого еще таился мрак, остановился на опушке.
Его сопровождали Мартин, Сандок и плененный барон Шлеве. Что касается монаха Антонио, то он воспользовался суматохой и незаметно исчез, р