Альбино принес колбасу и водку, когда у двери снова послышался звон колокольчика.
Вошли двое мужчин. В одном с первого взгляда чувствовался жулик, а второй по виду был отставным хористом: небольшого роста, сутуловатый, с толстым, круглым, гладко выбритым лицом и бегающими желтыми глазками. Длинные вьющиеся волосы дополняли его портрет. Тщательно застегнутое платье сильно лоснилось, особенно на рукавах, из светло-коричневого оно стало совсем темным. Спутник отставного актера, потерявшего голос, очевидно, прихватил его с собою для своих темных целей. Войдя в трактир, он бесцеремонно бросил шляпу на стол и исподлобья осмотрел присутствующих. Его темные руки давали повод Дольману думать, что пришедший или кузнец, или гравер.
Новоприбывший коротко и отрывисто потребовал себе пунш и тотчас же бросил на стол деньги. Альбино внимательно осмотрел монеты и только потом дал сдачу.
– Вы что, никогда денег не видали? – запальчиво спросил незнакомец, подняв на Альбино мрачные глаза. Трактирщик тем временем бросил монету на стол, чтобы испытать на звук.
– Вы напрасно сердитесь! На этой неделе я два раза получал фальшивые талеры!
Незнакомец, вскочив, выхватил талер из руки Альбино: – Так верните мне талер, вот другие деньги! Но знайте, ноги моей больше не будет в вашем мерзком кабаке!
– Смешно! – заметил актер, желая вставить и свое словцо в шумный разговор. – Что же теперь – остерегаться давать талеры? – Он с удовольствием стал прихлебывать пунш из стоявшего перед ним стакана.
– Самое выгодное дело – чеканить талеры! – рассмеялся Кастелян.
– Верьте им! А пока те, кто живет за счет других, не хотят брать и настоящих! Что значит фальшивый талер? – рассуждал незнакомец. – Какое значение имеют какие-нибудь две тысячи монет, вычеканных не из настоящего серебра?
– Никакого! – согласился актер, не выпуская из рук стакана.
– Только бы каждый брал их! Настоящее это серебро или какое другое – все равно.
– Само собой, все равно! – заключил актер. – Возьмем хотя бы бумажные деньги: какую стоимость имеют эти разрисованные бумажки в руках тех, кто их имеет? Воображаемую, только воображаемую. – Актер явно хотел выказать свою образованность.
Госпожа Робер покачала головой и обратилась к тарелке Кастеляна, желая взять кусок колбасы, но возлюбленный семидесятилетней мошенницы ничего ей не оставил.
– Ты, похоже, проголодалась, милая Робер? – сказал Кастелян, заметив ее удивленный взгляд. – Альбино, принеси-ка нам…
– Ничего не надо приносить, – пугливо перебила старуха. – Мне вовсе не хочется есть!
– Ты опять сильно кашляешь; вспомни о своей одышке, милая Робер, не отказывай же себе! – проявил Кастелян заботливость, которая заставила Дольмана засмеяться.
– Ах, мошенник! – пробормотал он про себя. – Все вытянет из старухи, пока в один прекрасный день не бросит ее. Он просто хочет получить вторую порцию.
Заметив, что Дольман смеется над нею и Кастеляном, старуха злобно проговорила:
– Во всяком случае, будь у меня аппетит, я в состоянии заплатить и за шестьдесят порций колбасы! Некоторых от такого аппетита удерживает то, что им нечем заплатить за ночлег и за водку!
– Вот тебе, Альбино, мой долг, – сказал Дольман вместо ответа и положил на стол монету. – Я не из тех, кто не оплачивает своих счетов.
Тут старуха разразилась таким громким хриплым смехом, что актер, о чем-то шептавшийся с незнакомцем, испуганно обернулся.
– …От доктора! – выдавила сквозь смех старуха.
При этих словах Дольман порывисто вскочил, с шумом отодвинув стол, и стакан полетел на пол.
– Смотри, чтобы я не поломал тебе ребер, проклятая старуха! – закричал он, размахивая кулаком. – Еще только раз скажи это – и отправишься к чертям вместе с твоим Кастеляном! Он знает меня – я не люблю шутить.
– Что с тобой? Разве есть что обидное в слове доктор? – удивился толстяк.
Дольман готов был броситься на престарелую парочку, но Альбино остановил его:
– Вы что, не слышите, что колокольчик звонит? Не шумите!
Действительно, кто-то вошел.
Это оказалась нищая графиня. Полиция не тревожила ее больше, несмотря на фантастические лохмотья. Правда, сначала ее как бездомную посадили в работный дом и повели к судье для допроса. Но там она без всяких церемоний назвала себя графиней Понинской, и когда подтвердилась ее принадлежность к обедневшему польскому дворянству, старуху выпустили. Вскоре ее знали все полицейские, но не трогали, так как всякий арест ни к чему бы не привел.
Нищая графиня поклонилась гостям, с достоинством уселась у стола в задней части комнаты и подозвала к себе Альбино.
– Принеси мне стакан, только побольше, – сказала она хриплым голосом, и ее грязное загорелое лицо передернула довольная улыбка.
– Хорошо, графиня, – ответил Альбино, – но прежде… – Он протянул руку.
– Знаю, что ты думаешь, сын мой, – старуха ко всем обращалась на ты. – На, послушай-ка звон! – Она похлопала по одному из карманов, в котором зазвенели деньги.
– Значит большой…
– Если не хочешь лишний раз беспокоиться, принеси сразу два больших – мне пить хочется, сын мой! О, давно у меня во рту не было и капли драгоценного напитка, облегчающего нашу жизнь! – Графиня тяжело вздохнула.
– Что это вы сегодня спозаранку ходили с пакетом к наезднику Лопину? – поинтересовался Альбино, наливая водку в стаканы.
Старуха на минуту растерялась.
– Я, утром? Ты, верно, тогда еще не совсем проснулся, сын мой?
– Когда поутру я выпускал последних гостей, чтобы закрыть на пару часов свой погребок, вы проходили по Фридрихштрассе.
– Ты это видел во сне: я ночевала в Вильдпарке и встала очень поздно; у меня старая привычка долго спать. – Графиня хрипло засмеялась.
Альбино подал ей два больших стакана, за которые она, не мешкая, вынув несколько монет, расплатилась.
Приход графини в кабак за порцией водки, от которой опьянел бы любой мужчина, прервал разговор Дольмана с госпожой Робер и Кастеляном. Дольман казался сильно разгневанным. Он встал и подошел к столу, за которым сидела эта нелепая пара.
– Чтобы вам известно было, что случилось с доктором, – начал он, – и чтобы вы впредь ко мне не приставали, я вам сейчас все расскажу.
– Ему кто-то свернул шею у тополиной аллеи, мы это и без тебя знаем, – перебил Кастелян.
– Помолчи, пока я кончу! Он напился до бесчувствия в «Белом Медведе» и не мог заплатить по счету. У меня было несколько грошей в кармане, доктор заметил это; мы шли ночью вместе, и когда дошли до того места, где началось громадное поле, этот мошенник предложил мне померяться силами, обещая заранее меня побороть. В этой борьбе он сломал себе оба ребра; так было дело, и горе тому, кто осмелится рассказать это иначе!
– Уже поздно, – сказала старуха Робер Кастеляну, как будто не слышала Дольмана. – Пойдем-ка!
– Как хочешь, милая Робер, ты знаешь, я сговорчив, но не очень крепко стою на ногах!
– Мне здесь очень не нравится, ты поел, выпил – и довольно. Господин хозяин, потрудитесь получить деньги, они настоящие.
Старуха встала, взяла свой мешок и, порывшись в нем, вынула деньги, потом бережно отсчитала и положила на стол несколько монет, но долго не могла отвести от них руку – видно, ей трудно было расстаться с ними.
Кастелян с трудом стал вставать из-за стола, а старуха, вооружившись зонтиком и мешком, уже подходила к полуотворенной двери, как колокольчик снова зазвонил. На этот раз в кабак вошли Маргарита и Вальтер. Тут-то и произошла любопытная встреча.
В дверях Маргарита столкнулась с госпожой Робер, и обе воскликнули от удивления, уставившись друг на друга.
– Что случилось? – спросил Кастелян, с удивлением глядя на эту немую сцену. Теперь, когда он уже встал, ему хотелось поскорее выйти из кабака.
– Эге! – произнесла старуха, – да это же Марго, мы должны воротиться! Это милая красавица Маргарита! И опять с новым дружком? Детка, так не годится: от принца – к работнику!
Маргарита хотела молча, с презрением пройти мимо старой сводницы – Вальтер успел шепнуть ей, что нищая графиня сидит в передней комнате, но старухе не хотелось выпускать из рук молодую женщину. Она знала ей цену и уже думала о вознаграждении, которое может получить за то, что найдет девушку. Робер опять вернулась в кабак, толкнув Кастеляна и дав ему понять, чтобы и он следовал за нею. Дольман с удивлением смотрел на всю эту сцену, а Альбино не мог отвести глаз от прекрасной посетительницы.
Графиня была так занята вином, что не заметила вошедших.
– Войдем, детка, – старуха схватила Маргариту за руку, – садись сюда, я желаю тебе добра!
– Оставьте меня, госпожа Робер, – отвечала испуганная Маргарита.
– Тебе не будет вреда, если ты пойдешь со мной, – убеждала старуха, глаза ее алчно блестели, а костлявые пальцы все крепче сжимали руку молодой женщины.
– Оставьте Маргариту, – вмешался Вальтер, становясь между ними. – В противном случае…
– Ого! Только не давать воли рукам! – С этими словами Кастелян оттолкнул Вальтера.
– По какому праву вы вмешиваетесь в дела…
– Которые вас не касаются? То же самое я хотел спросить у вас, – перебил Вальтера заступник сводницы.
– Я.ничего не понимаю! Маргарита, знаешь ли ты госпожу Робер и ее защитника?
– О Вальтер, помоги мне!
– Дитя мое, расскажи мне лучше, как ты сюда попала! Пойдем со мной, один очень богатый господин… – нашептывала старуха.
– Святая Дева, сжалься надо мною! – простонала девушка.
– Прочь с дороги! – воскликнул рассерженный Вальтер, оттолкнув Кастеляна.
– Убирайтесь отсюда, если желаете шуметь и ссориться! – закричал Альбино, подскочив к Вальтеру, на которого замахнулся Кастелян.
– Отвяжитесь добром, – Вальтер отступил к стене.
– Девушка может остаться, но мальчишка пусть убирается, – настаивал Альбино.
Толстый Кастелян, вооружившись ключом, набросился на Вальтера.
Дольман видел, что защитник девушки, которая плакала от страха, стараясь освободиться из рук старухи Робер, должен будет отступить перед двумя мужчинами.