— До самой кончины? — Орлов постарался сохранить равнодушно вежливую интонацию.
— Ваше здоровье, святой отец. Мне неловко спрашивать у вас сигару…
— И не спрашивайте.
— Но человек, который заказывает виски до обеда, не может обойтись без хорошей сигары! — воскликнул Клавдий Питерсон. — Я усматриваю в этом вопиющее противоречие!
Орлов постарался вернуть собеседника к более важной теме.
— А кстати, что заказывал здесь рыцарь закона? Тоже виски? Или бесплатную воду?
Пропустив этот вопрос мимо ушей, Клавдий Питерсон долго рылся во внутреннем кармане засаленного клетчатого сюртука, пока, наконец, не извлек неплохо сохранившиеся останки сигары. Он чиркнул спичкой по скатерти и, причмокивая, разжег уголек на конце окурка. Едкое облако на какое-то время скрыло его от собеседника, а когда одним движением ладони Клавдий Питерсон развеял дым, то это был уже совсем другой человек. Шляпа чудом держалась на затылке, а отвисшие губы вряд ли смогли бы теперь произнести словосочетание «буржуазный материалист». «Вот чем отличается хорошее виски от плохого, — отметил про себя капитан Орлов. — Хороший напиток выделяет лучшие черты человека, а плохой — худшие. Как быстро два глотка самогона смыли последние следы образованности. Но Крюгер! Бедный Крюгер, как его занесло сюда?»
— Вот на этом самом месте он и сидел, этот немец, — сказал Клавдий. — И я говорил с ним, как с вами. И он был еще живой. А прошло пять минут, и он вышел из салуна, и не успел сделать трех шагов. И тут со всех сторон в него ударили десять револьверов. Они ударили одновременно, и все мы услышали только один выстрел, но их было десять!
Клавдий Питерсон вдруг остановился на полуслове, заметив нового посетителя салуна. Капитан Орлов тоже не оставил без внимания эту замечательную персону.
К ним приближался человек в клетчатой рубахе до колен и в городском котелке, слегка надвинутом на гриву длинных черных волос. Его лицо имело цвет хорошо обожженной глины, а широкие скулы украшала татуировка — две волнистые линии под каждым глазом.
— Ты пьешь, — пророкотал утробный бас откуда-то из недр индейца, но губы его при этом сохраняли неподвижность.
— Знакомьтесь, ваше пыр… прыс… преосвященство, это Альвино, мой лучший друг! — Клавдий Питерсон попытался привстать. — Альвино, садись с нами, мы как раз поминаем твоего приятеля, сержанта Крюгера.
— Сержант не был моим приятелем, — Альвино опустился на стул. — Я должен был убить его.
— Наверно, у вас были веские причины? — спросил капитан.
— Он отправил на каторгу моего отца. Отец умер в пути. За его смерть должен был рассчитаться я.
— Что же вам помешало?
— Я индэ, — сказал Альвино.
— Это апачи так себя называют, — пояснил Клавдий Питерсон. — «Индэ» значит человек. А все остальные для них не люди.
— Интересно, — сказал капитан. — А что же тогда значит слово «апач»?
— В их языке и слова такого не имеется. Это слово из языка их соседей, индейцев зуни. А означает оно — «враг». И правильно. Самые страшные враги — это соседи!
— Но почему индэ не мог убить сержанта Крюгера? — спросил капитан, повернувшись к индейцу.
— Он белый. Это город белых. Я живу в городе белых. В чужом племени нельзя жить по законам своего рода.
— Альвино, выпей, — предложил Клавдий Питерсон, подвинув к индейцу свой стакан.
Альвино отодвинул стакан обратно.
— Твой долг — двадцать два пива.
— Выпей это виски, и останется двадцать одно пиво, — сказал Клавдий Питерсон. — Ваше преосвященство, вы же можете подтвердить, что порция виски равносильна одной порции пива.
— Подтверждаю, — кивнул капитан.
— Альвино, не сомневайся, я прекрасно помню, что задолжал тебе немного. Подожди, пройдет черная полоса в моей жизни, и я снова начну всех угощать, как раньше, помнишь?
— Не помню, — сказал Альвино.
Капитан Орлов решил снова вернуть беседу в нужное ему русло.
— Мне трудно поверить, что в таком тихом городе нашлись десять мужчин, способных выстрелить в полицейского, — сказал он.
— Не десять, а пять, и каждый стрелял из двух стволов. То были чужаки. Они квартировали в доме Родригеса. Его сейчас допрашивает шериф, но что может рассказать этот пьянчуга? Поверьте мне, святой отец, сержанта убили из-за женщины. Я догадываюсь, чья юбка заманила его сюда. О, нет, вы не услышите от меня больше ни слова! — Клавдий решительно налил себе и быстро выпил. — Слышали, как говорят французы? Хотите совершить преступление, ищите женщину. И правильно говорят. Все зло от них, проклятых. Верно, Альвино?
— Нет.
— Много ты понимаешь в женщинах! А ведь каждого преступника родила женщина, и женщина его воспитала таким. И женщина толкает нас на разные поступки, о которых мы потом жалеем, и за которые потом расплачиваемся всю жизнь. А пока мы расплачиваемся, эти твари находят себе нового дурака! — с болью в голосе воскликнул Клавдий Питерсон.
— Значит, вы думаете, что сержант приехал сюда к любовнице?
— Он искал женщину, а нашел свою смерть… — заключил Клавдий Питерсон и поднял стакан.
— Нет, — сказал Альвино. — Он искал Джерико.
— Почему вы так думаете? — спросил капитан у индейца.
Альвино выпил свое виски, бесшумно опустил стакан, припечатав его к скатерти, и сказал Питерсону:
— Твой долг — двадцать.
— Я записываю, записываю, — закивал головой должник.
— Хорошее виски, — сказал индеец.
Капитан понял намек и откупорил бутылку. Индеец глотал «огненную воду» запросто, словно это было молоко.
Капитан Орлов задержал свой взгляд на лице собеседника чуть дольше, чем это дозволялось правилами общения с индейцами. Но терракотовое лицо Альвино привыкло к дерзким взглядам белых братьев.
— Он говорил слишком много, — пояснил апач, не шевеля губами. — Он сидел в салуне целый час. Он спросил всё у всех. Он говорил, что разыскивает пропавший фургон. Сержант — большой человек. Из-за фургона он не приехал бы сюда из самого Сан-Антонио. Сержант искал Джерико, потому что спрашивал про Родригесов. А Родригесы — друзья Джерико. Сержант хотел найти Джерико. И нашел его.
— Джерико… — задумчиво повторил капитан Орлов.
Его внимание отвлек всадник, появившийся на площади. Он держал карабин в руке, стволом вниз. Его конь кружился на месте, а всадник внимательно оглядывал углы площади и окна окружающих домов. Вот он поднял руку с карабином над головой, подскакал к почтовой станции и спешился, воткнув карабин в гнездо у седла. Через несколько секунд послышался грохот приближающейся кавалькады, и на площадь вылетели разгоряченные кони эскорта, а вслед за ними появилась и четверка, тянущая дилижанс.
На площади сразу стало тесно. Всадники, крепкие парни, увешанные оружием, спрыгивали на землю и отводили своих лошадей к коновязи. Дверцы дилижанса распахнулись, и оттуда тоже выбрались трое вооруженных охранников. Они направились к салуну, а из почтового офиса уже выскочили клерки в голубых рубашках, чтобы тут же исчезнуть в дилижансе.
Рейнджеры, громко топая грубыми сапогами, подошли к стойке бара.
— Эй, Бобби, а ну достань-ка нашу бутылку из-под прилавка! Да поживее, у нас мало времени! Ты же видишь, мы и присесть не успеем!
Капитан Орлов поймал на себе быстрые, но внимательные взгляды рейнджеров. Небрежно прислонившись к стойке бара, они перебрасывались короткими репликами и беспечно посмеивались, радуясь скорому окончанию рейса. Но глаза всех троих цепко охватывали и площадь, которую они видели через окна, и широкую улицу, видную в дверном проеме, и фигуры трех пьянчужек за угловым столиком.
Чтобы не вызывать подозрений, капитан отпил из своего стакана и поставил его обратно на стол с излишним стуком, слегка расплескав виски. Рейнджеры отвернулись. Этот благообразный священник не стоил их внимания, как и те двое бездельников, что пьянствовали вместе с ним в разгар рабочего дня.
Продолжая балагурить, рейнджеры расплатились с буфетчиком и пошли к выходу. Судя по тому, как небрежно и естественно они носили оружие, это были опытные люди, и капитан подумал, что у того, кто решится напасть на их дилижанс, нет никаких шансов.
— Ва… Ва… Ваше преосвященство, я что-то хотел у вас спросить, — пробормотал Клавдий Питерсон, опуская голову на стол и складывая руки под щекой. — Вы только… Никуда не исчезайте… Вы должны рассказать мне, какой смысл в этой жизни… Что останется после нас, кроме гор дерьма… Не уходите… Вы должны…
— Убрать его? — спросил Альвино.
— Незачем, — капитан встал, закупорил бутылку и положил ее в свою дорожную сумку. Но, вспомнив кое-что, тут же достал обратно, откупорил и плеснул виски в стакан индейца. — В счет его долга.
— Осталось девятнадцать.
— А что за фургон был нужен сержанту?
— Армейский «катерпиллер», — ответил индеец. — Передние колеса обтянуты холстом, на задних — голые железные ободья. На правом борту след оторванного ящика.
— Что ж, если увижу, буду держаться от него подальше, — сказал капитан.
— Не увидите, — сказал Альвино. — Сегодня на рассвете этот фургон уехал из города.
— Куда?
— В сторону Эль-Пасо.
— Как хорошо, что мне нечего делать в Эль-Пасо, — сказал капитан Орлов.
Он купил для ротмистра башмаки с белым верхом, клетчатый костюм и светло-серую шляпу. Два билета до Атланты обошлись ему в немалые деньги, но только этот поезд проходил через Новый Орлеан ночью, что было весьма кстати. Всё пока складывалось удачно, и беспокоило капитана лишь одно обстоятельство — придутся ли башмаки впору.
Возвращаясь к месту стоянки, он издалека заметил пару сапог, брошенных под насыпью. Сапоги были ему знакомы. Неподалеку валялся котелок. Орлов остановился, опустил сумку на землю и нащупал под плащом револьвер. «Сам виноват, — подумал он. — Сам беду накликал. Беда приходит ровно в ту самую секунду, как порадуешься, что все идет хорошо. Ровно в ту же секунду».
Это было не совсем так. Беда приключилась гораздо раньше. Изучив следы и пощупав труп, Орлов понял, что все произошло примерно с час назад. Еще раз пройдя от насыпи до следов, оставленных фургоном, он обнаружил то, что надеялся отыскать.