сказал ему: «Не говори больше о приморской торговле. Если продолжишь, то загубишь мир; а если будешь упорствовать, то турки сразу начнут готовиться к войне с царем. Турецкое правительство собирается вообще закрыть выход из Азовского моря в Черное, соорудив в проливе крепости, чтобы русские корабли никогда не смогли выйти оттуда…». Далее патриарх сказал Голицыну, что закрытие Азовского моря стало бы катастрофой для всех православных народов, которые верят в то, что освободить их может только русский православный царь. Турки знают, что царь создает флот и вооружает его против них. Поэтому, продолжил патриарх, царь может выйти в Черное море, опираясь только на свои силы, но никак не полагаясь на помощь турок. После этой неудачи князь Голицын вернулся из Царьграда в Москву. Есть сведения, что Савва Владиславич также был в контакте с Голицыным, но никаких подробностей мы не обнаружили.
3
В такой обстановке в ноябре 1701 года в Царьград прибывает третий русский посол, Петр Андреевич Толстой, но не с временной миссией, как прежние посланники, а в ранге постоянного представителя Петра Первого при турецком дворе. Толстой был исключительно умным человеком, осторожным и хитроумным дипломатом, проницательным и оборотистым, и не брезговал воспользоваться такими методами, которые нынешняя дипломатия считает непозволительными. В детские годы Петра Первого Толстой был сторонником регентши Софьи, то есть противником будущего юного царя Петра. Но царь Петр великодушно простил ему старую вражду и отправил Толстого послом в Царьград, а его брата Ивана назначил губернатором Азова.
Толстой в правление Петра Великого действительно стал выдающимся русским дипломатом. Царь Петр исключительно высоко ценил его. Рассказывают, что однажды он обхватил руками его голову и сказал: «Эх, голова, голова! Не быть бы тебе на плечах, если б не была так умна».
В молодости Толстой стал одним из первых русских, выехавших за пределы России, добровольно согласившись войти в группу, которую Петр отправил за границу обучаться технике, механике и мореплаванию. Вместе с Головиным, Голицыным и другими Толстой посетил многие иностранные государства и верфи. Попутно он занимался и литературой. В Казанском университете все еще хранятся его неопубликованные рукописи; особенно интересен текст о турецких владениях по берегам Черного моря, который он послал Петру[46].
Его записки о Венеции полны интересных наблюдений. Венецианцев он считает умными и ловкими в обращении, а их жен – стройными, прекрасными, но слишком вольными. Венеция – город, обитатели которого живут на улицах, в гондолах и в музыке, в постоянном карнавале на площади Святого Марка. Народ весел, беззаботен и музыкален. В Голландии он описал заполненный трупами кабинет одного анатома, что в то время почти невозможно было представить в Европе, хотя именно тогда были придуманы диссекция[47] и обдукция[48]. Он рассказывал и о Германии, где едва не умер от жажды, «потому как там вода нездоровая». В Роттердаме он увидел только богословские споры, а в Амстердаме, напротив, обедал за столом, где прислуживали две абсолютно голые девушки. В Риме его не заинтересовали ни картины, ни мрамор. Вполне допустимо, что он путешествовал и по Далмации, которая тогда вся, за исключением Дубровника, принадлежала Италии, и посетил в Перасте знаменитую школу мореплавания Марко Мартиновича, где обучалась группа русских юношей.
Но Толстой был трагической личностью. Когда-то он был замешан в стрелецкий заговор против Петра Великого и чудом избежал смертной казни благодаря одной даме из царской семьи. Позже, в Турции, во время Прутского похода, его посадят в тюрьму, а затем в России, при Екатерине I, попадет под суд и, наконец, в 1730 году умрет в заключении. Его современник Берхольц запишет в своем знаменитом «Дневнике», что Толстой был не только умным, но и исключительно любезным и вежливым. Профессор Пекарский утверждает, что далекие предки Толстого были греками, и он, будучи русским дипломатом, получил графский титул и высокие чины, однако добавляет, что его предки поселились в России в давние времена.
Граф Петр Андреевич Толстой прибыл в Царьград 1 ноября 1701 года. Принимая должность, он получил от царя следующие секретные инструкции: ознакомиться с обстановкой, в которой пребывает местный народ; кто управляет страной, каковы власти предержащие, как они общаются с другими государями в политических и воинских делах, не меняют ли они вооружение, против кого вооружаются на море и против кого – на суше; какую державу уважают более прочих и которую больше иных любят; велики ли государственные доходы и как их собирают? Благодетельствует ли народ или живет в скудости? Особливо разведать все, что касается Персии. Сколько и где содержится войска: хорошо ли ему платят; каков их флот, и готовят ли они его особым способом? Засыплют ли у Керчи пролив (из Азовского моря в Черное) и когда? Обучают ли конницу и пехоту на европейский манер или продолжают учить по-прежнему? Свои ли или иностранные у них оружейники и пушкари; есть ли для них особливые школы?
Есть ли там кроме патриарха иерусалимского еще какой человек, на него похожий, который был бы нам желателен, и может ли такого человека патриарх присоветовать?
Принимая от царя эти инструкции, посол Толстой принял и его рекомендацию обратиться в Царьграде к патриарху Досифею, убежденному другу России, на которого можно рассчитывать в самых доверительных делах. Досифей же, в свою очередь, рекомендовал Толстому в качестве самой подходящей личности «господина Савву Рагузинского», как назвал Толстой в переписке с Москвой этого серба, который и по его мнению мог быть весьма полезным. Савва прослыл великолепным знатоком турецкой внешней и внутренней политики, хитросплетений придворных тайн и мрачных турецких политических фигур. Граф Толстой быстро оценил отличные способности Саввы.
Савва начал дипломатическую карьеру одновременно с графом Толстым. По крайней мере так следует из русских источников. Патриарх Досифей и господин Савва – главные фигуры, на которые в основном опирается в дипломатической деятельности на Босфоре русский посол Толстой, точно так, как до него поступал Украинцев, а может, и Голицын. Он уже знал, что Россия многим обязана Савве Владиславичу за его обстоятельное исследование турецких проливов.
Толстой привез в Царьград значительные денежные средства, тем самым значительно облегчив свою работу. С помощью денег можно было легко подкупить многих турецких министров и легче было войти в контакт со многими иностранцами, готовыми помочь русскому послу. Ему было приказано с помощью денег установить контакт с патриархом Досифеем и другими высокопоставленными греческими священниками, которые видели в России будущую освободительницу их порабощенного отечества. Они и стали главным средством деятельности посла[49]. Россия того времени не имела постоянных представителей за границей, а послами временно служили подходящие люди, и потому в стране принимали различные сведения разведывательного характера только от перебежчиков, шпионов, дезертиров и нищенствующих монахов. России была крайне необходима – особенно после выхода на Черное и Балтийское моря – современная разведывательная организация, которая могла бы опираться на людей, с симпатией относящихся к России и готовых работать на нее как на свое духовное отечество. Такими людьми и были патриарх Досифей и Савва Владиславич. Патриарха весьма уважали при русском дворе, а Савва Владиславич несколько позже был тепло принят в России самим царем Петром I.
Во всяком случае уже во время Морейской войны разведывательная служба русского посольства в Царьграде охватывала весь Балканский полуостров. В качестве примера можно привести историю одного сербского монаха из монастыря Раковица под Белградом. В 1699 году он встретился в Царьграде с послом Украинцевым и передал ему сведения о планах турецких войск на Дунае. Когда этот иеромонах прибыл 21 марта 1701 года в Москву, то пожаловался, что за его услуги царю его ничем не вознаградили. И тогда русское правительство выдало ему грамоту с позволением собирать милостыню, подобную тем, что выдавались иностранным монахам, а также 15 рублей наличными деньгами, 25 – соболями, а его служке – два рубля. Он также получил в подарок ткани, а для монастыря Раковник было ему выдано вспомоществование сто рублей соболями, поскольку он пожаловался царю, что в монастыре нет ни церковной утвари, ни священных книг, ни одежды, ни облачения и обуви для священников.
Кроме подобных сведений ныне хранятся протоколы всех путешественников, которые тогда побывали в России и сообщили все, что им было известно об иностранных государствах. Фактически это была единая разведывательная сеть, которая простиралась и на сербские земли, о чем свидетельствуют показания многих сербов, побывавших в России, имена которых остались запечатленными в истории того времени.
Посол Толстой не был доволен своим новым положением. Он писал царю: «Мой приезд учинил туркам великое су мнение; рассуждают так: никогда от веку не бывало, чтоб московскому послу у Порты жить, и начинают иметь великую осторожность, а паче от Черного моря, понеже морской твой караван безмерный им страх наносит. О засыпании гирла морского вышло у них из мысли, а ныне приездом моим паки та мысль в них возбуждается, и о житье моем рассуждают, яко бы мне у них быть для усматривания подобного времени к разорванию мира. Уже я всякими мерами разглашаю, что я прислан для твердейшего содержания мира, обаче не верят, а наипаче о том сумневается простой народ». Далее Толстой жалуется, что турки открыто демонстрируют свое презрение, даже в присутствии иностранных посланников, прежде всего потому, что им не нравится его постоянное пребывание в их стране, а также потому, что он той же веры, что и греки, которых турки считают своими врагами. Они опасаются, что Толстой, проживая в Царьграде, станет распространять зловредные слухи и подстрекать турецких подданных. Потому христианам запрещено проходить мимо его дома, а тем более навещать его. Особо ненависть возросла после того, как сюда дошли слухи, будто русские приготовили в Архангельске 70 больших кораблей, откуда они приплывут в Средиземное море и далее – придут к Царьграду. Наконец, Толстой в одном из писем жалуется, что после двух лет пребывания в Царьграде не сумел лично встретиться с иерусалимским патриархом Досифеем.