ет объявить награду за его голову, а также посылали христианам (сербам) деньги за его выдачу, однако те наотрез отказались от таких предложений.
Из-за такого поведения «латинян» католические христиане в Албании не присоединились к сербскому освободительному движению, особенно после письма, которое им направил барский епископ Винченцо Змаевич, обладатель громкого титула «примаса Сербии», сохранившегося с древнейших времен. Враги освободительного движения даже поставляли туркам сведения о передвижении повстанческого войска, и владыка был вынужден напомнить некоторым племенам о необходимости соблюдать осторожность, «поелику венециане выдают туркам все тайны нашего восстания». Тем не менее восстание началось со всей жестокостью.
Владыка Данило и полковник Милорадович прежде всего атаковали город Спуж, причем оба проявили личную отвагу. После штурма все без исключения пограничные герцеговинские области присоединились к восставшим, сожгли турецкие дома в Оногоште (Никшиче), Подгорице и Жабляке и загнали турок в крепости, откуда те более не смели выйти. Бои велись на широком фронте от Скадара до Требинья. Можно сказать, что широкомасштабное восстание оставляло впечатление хорошо продуманной и тщательно подготовленной акции. Воодушевление сербов было безгранично, а позиционный перевес в то время был на стороне восставших.
К несчастью, именно в тот момент, когда владыка Данило и полковник Милорадович добились максимального успеха и почти принудили турок подписать мир на условиях повстанцев, от царя Петра с берегов Прута пришла весть о том, что он вынужден заключить с ущербом для себя мир с турками, причем уже 21 июня. Извещая об этом владыку Данилу, русский царь предложил ему прекратить сражаться с турками и со всем народом уйти в горы. К сожалению, царь Петр не смог признать тот печальный факт, что в мирном договоре с турками он не упомянул ни сербов, ни их восстание, которое фактически стало первым в борьбе сербов за освобождение. Благородный черногорский владыка Данило, набожный герой, вынужден был удовольствоваться хотя бы тем, что не позволил герцеговинским и албанским мусульманам в массовом порядке выступить против России.
Правительства Венеции и Дубровника с одинаковым удовлетворением восприняли весть о подавлении восстания в Герцеговине и Черногории, потому что исходя из собственных интересов не желали роста авторитета России среди православных сербов. Венецианцы в последнее время открыто выступали против Милорадовича и даже объявили награду за его голову. Подданные Дубровника из Жупы и Конавала, которые всегда помнили, что Дубровник в XV веке купил эти земли и насильно обратил их жителей в католичество, были воодушевлены восстанием братьев в Черногории и Герцеговине. В связи с этим правительство Дубровника послало командира Николу Бучу с целью умиротворить окрестности Дубровника, не позволить их жителям примкнуть к восставшим и тем самым осложнить отношения Дубровника с Портой. Сам Дубровник, который в то время насчитывал всего лишь две тысячи жителей, жил продажей амуниции и тем, и другим, и сумел угодить и туркам, и повстанцам, и Петру Великому, и Венеции. Сенат Дубровника послал к паше в Мостар своего канцлера по вопросам сербского языка Луку Лунина, чтобы тот предложил туркам оккупировать Царину (которая находилась на пути из Дубровника в Требинье), с тем чтобы она не попала в руки повстанцев. Эта просьба успокоила турок, убедив их в том, что Дубровник на самом деле не поддерживает связей с черногорцами. Сенат Дубровника также послал и Юния Растича, чтобы тот успокоил и боснийского визиря Ахмет-пашу.
Полковник Милорадович, по-сербски отважный офицер, но по-русски весьма легкомысленный, называл себя «великим полковником», и вообще любил похвастать. После поражения на Пруте он еще год оставался в Черногории, вплоть до апреля 1712 года; расставаясь с черногорцами на народном сходе, он передал им некое письмо, в котором сулил золотые горы. Как говорится в одном из документов Архива Дубровника, Милорадович вернулся в Россию через Сеньскую Риеку (так дубровчане называли Фиуме) вместе с несколькими членами семьи Владиславича, и путешествие это было тайным, поскольку за ним охотились гусары из Ульциня, в то время пользовавшиеся в нашем Приморье дурной репутацией. Его место занял капитан Ново Црноевич (в действительности – Иван Лукачевич, русский капитан родом из Подгорицы), который прибыл вместе с ним из Москвы в Цетьинье. Повстанцы не доверяли Дубровнику и потому замыслили отомстить городу, ограбив принадлежащие ему летние имения в окрестностях Конавала; но Црноевич, товарищ Милорадовича, по просьбе дубровчан удержал повстанцев.
Печальным последствием поражения русских на Пруте явилась не только неудача первого сербского освободительного восстания, но и две акции, которыми султан жестоко отомстил Черногории и ее несчастному владыке Даниле. Боснийский визирь Ахмет-паша в 1712 году с пятидесятитысячным войском двинулся в Черногорию, где его встретили три черногорских отряда: первый под командованием Янко Бурашковича, на горе Пржник, второй – Буко Мичуновича на холмах Вране, а между ними, в центре, отряд самого владыки Данилы. Началась кровавая схватка, в которой Данило был ранен. В славной битве 29 июля 1713 года на Царевом Лазе, как утверждают, погибло 20 тыс. турок и было захвачено 86 знамен. Это было самое знаменитое сражение в новой сербской истории, правда, его масштабы подвергаются некоторому сомнению, что, однако, никак не отражается на его славе.
Чтобы совершить второй акт мести, султан в 1714 году послал Нуман-пашу Кеприли (Чуприлича), который застал черногорцев, рассеянных по Боке Которской, без достаточных запасов оружия. Это была третья черногорская война за три года! Кеприли-паша разорил дома и церкви, разрушил монастырь Црноевича в Цетинье, увел в рабство детей и женщин и вынудил владыку бежать в Венецию. Из Черногории турецкие войска двинулись в Морею и отобрали ее у Венеции.
Тем не менее восстание Милорадовича сыграло очень важную роль: это был первый контакт православного сербского народа с мощной православной славянской Россией, и в первую очередь контакт Черногории с русским царем. Для сербского народа это означало, что он более не брошен на произвол судьбы, а для Черногории в ее отношениях с Турцией и Венецией – что она вскоре станет важным политическим фактором на Адриатике, в результате чего отношение к ней стало более серьезным и внимательным.
Вспомним и то, что «сербский полковник» Михаил Милорадович вскоре после возвращения из Черногории (1715) получил должность «русского полковника» в малороссийском Гадяче. После этого мы не находим никаких сведений о нем, кроме того, что в этой должности он слишком усердно и не всегда законными методами помогал тамошним сербам. Мы уже упоминали, что Савва Владиславич, посылая его в Черногорию, обещал сделать его генералом, если тот сможет поднять против турок сербов и другие окрестные народы. Однако нет никаких сведений о том, что заслуги Милорадовича в Черногории были как-то оценены в России, и даже после успешного восстания он так и не стал генералом.
Между тем, в сербской литературе существует еще одно упоминание о полковнике Михаиле Ильиче Милорадовиче. Павел Ровинский опубликовал «Цароставник (Древнюю книгу)», которую позже назвали «Рукописным сборником Михаила Милорадовича». В этом «Цароставнике», начиная с сотворения мира, отмечены даты наиважнейших исторических событий в жизни главных народов мира, в том числе и сербов. Над текстом сначала работал Михаил Милорадович, взявший за основу старинную рукопись, хранившуюся в требиньском монастыре Тврдош. После него записи продолжил некий Никола Властели-нович, который жил в Москве, в доме Ивана Свиркова на Покровке, «а то на квартиру господина Михаила Милорадовича, 1715 года 14 януара».
К приписке Властелиновича Милорадович собственноручно добавил следующие слова: «Свершился день, и я ему подписал для большей веры своею рукою, будучи цароставник, ему принадлежащий, и его труд и подвиг, бывший нами вместе на квартиру». Далее он собственноручно приписал: «Царского Величества полковник и кавалер Михаил Милорадович». Ровинский, изучая рукопись, которая, похоже, была прекрасно выписана каллиграфически, сделал вывод, что «Милорадович был не только любителем письменности, но и сам умел прекрасно писать, а это значит, что ему приходилось часто заниматься писанием». Некий Никола Лаинович из Никшича привез этот сборник из Москвы в Оногошт.
Непосредственно связан с упомянутыми посулами полковника Милорадовича требиньскому митрополиту Савватию в случае успеха его восстания и некий Павел Аркулей, грек, также бывший русским офицером. По сведениям, полученным мною из Архива Дубровника, Аркулей был русским военным атташе в Венеции и человеком Саввы Владиславича. В этих материалах говорится, что 17 июля 1712 года Аркулей просил о тайной встрече с представителями Дубровника, и такая встреча состоялась на следующий день; там же говорится, что вместе с ним в Сеньскую Риеку отбыла семья Владиславича и сам Милорадович. Что интересно, этот Аркулей, судя по выпискам из русских архивов, был замешан и в восстании полковника Милорадовича. Из документа следует, что этот грек сумел получить от требиньских монахов на нужды восстания Милорадовича 1 700 венецианских дукатов. После поражения восстания монахи так и не получили назад свои дукаты, не произошло этого и после десяти лет ожидания. В 1721 году в Москву отправился сам требиньский архимандрит Леонтий с требованием выплатить долг десятилетней давности. К счастью, в бумагах Милорадовича хранилась расписка Аркулея, в которой говорилось о том, что он взял эти деньги у монастыря Св. Успения «для воинских нужд Е.Ц.Величества». Сам граф Головкин, царский канцлер (Савва Владиславич в то время был русским посланником в Риме) написал владыке Даниле в Черногорию, что он получил от требиньского архиепископа письмо владыки и что Леонтию возвращено 1 000 дукатов, которые занял
Павел Аркулей «без указа и приказания»; и что Леонтия и его людей содержали в Москве за счет царской казны, и за ее же счет возвратили на родину.