Ситуация была ужасная. Что делать? Царские генералы Галлард, фон Энсберг, Остен, Бергхольц и Ренне собрали военный совет. Последний, немец по происхождению, настаивал на продвижении вперед. Они продолжали верить, что «христиане» восстанут и придут на помощь царю. Молдавия уже поднялась. А что может случиться, если маршал Шереметев вдруг оробеет и отдаст приказ об отступлении русской армии?
13 июля царь пишет Шереметеву:
Когда я сюда с гвардиею пришел, то обрел зело мало провианта, а именно только на пять дней; того ради немедленно просим дать ведать, а именно в три дни, и от сего числа, есть ли у вас на всю пехоту, буде не хлеба, то хотя скота, недель на шесть, а буде хотя теперь нет, однако ж надеетесь конечно получить; и когда сие получим, то тотчас пойдем к вам; буде же не можете на всю пехоту сыскать, то дайте знать, на коликое число можете сыскать, такое число и пошлем к вам пехоты, дабы, ведчи, не поморити. Паки скорого прошу ответа, ибо не можем здесь долее быть, не имеючи ничего.
Но 16 июня царь получил столько провианта, что ему хватило бы его до Ясс. К тому же и Шереметев обещал ему прибавку в продуктах. После этого царские полки двинулись вперед. В ночь на 24 июня царь Петр вышел к Пруту, и в тот же вечер, оставив армию, прибыл в Яссы, столицу молдавского князя Кантемира.
Царь приказал Шереметеву выслать в Валахию отряд регулярной конницы в 3 тыс., а если потребуется, то и нерегулярной.
… пишите с ними от себя, тако ж Саве (Рагузинскому) велите писать с общего согласия с господарем и с Кантакузиным, призывая их, чтоб по обещанию своему к нам пристали; а меж тем велеть купить провианта, и буде провианта не могут весьма получить, то хотя и скота по последней мере на все войска недели на две или сколько возможно, ценою не гораздо дорогою, для чего с ними послать денег. Буде же станут мултяны отговариваться, что не могут пристать, то объявить, что мы из того увидим их самое неприятельство, и велеть в таком случае тому командиру, посылая, брать самим в Мултянской земле хлеба и скота, сколько могут получить безденежно, только чтоб ничего не грабил.
Савва Владиславич в эти дни написал графу Апраксину, генерал-адмиралу и губернатору Азова, отчаянное зашифрованное письмо:
У нас в армии очень мало хлеба, и мы уже страдаем от голода. Все-таки я купил в Валахии, еще до прибытия Государя, 10 тыс. волов и 30 тыс. овец, ими ныне и питаемся.
В валашскую землю послали мы за провизией, и более ни за чем; и если не получим ее, то не сможем дать генеральное сражение; и принуждены будем, не дай Боже, отказаться от плана генерального сражения, и только хлеба просить будем, чтобы войско не пропало.
Татары на нас нападают; хотя никакого ущерба нам нанести не могут, все же мешают фуражированию и прочему. Между тем, по милости Всевышнего до дня сегодняшнего армия наша все же марширует в порядке, и мы теперь находимся в 120 верстах от Дуная и визиря.
Дела наши в Польше мы завершили исключительно. Поляки, хотя и никогда не желали нам добра, обещают даже воевать с нами против турок, хотя и весьма рады, что могут остаться нейтральными. От них никакой помощи против турок не будет. В Померании не только шведский корпус сдержан будет, но и беспокоить его будут войска нашего верного союзника короля датского и гуляки (!) Августа; а это в полном интересе Царского Величества, его прибыток и радость.
Генерал Шидловский[65] сидит за стенами караула. Вчера хотел я его пыткам подвергнуть, но всемилостивейшая Царица со слезами на глазах просила не мучить его некоторое время. Впрочем, обида на него не из-за чего другого вышла, а только за то, что он воспротивился. Сегодня многие от его имени появляются, о чем я скорблю. Ежели бы мог ему помочь, то уже давно бы это сделал от всей души, хотя ему ни от кого, кроме как Бога и Государя, помощи ждать не следует. Царское Пресветлое Величество, по милости Всевышнего, здоров и весел. Часто вспоминает Вашу особу, с большой милостью и уважением; а я, где только могу, возвращаю свой долг перед вами, чему Бог свидетель.
Сообщаю вам доверительно, что Его Величество не сердится, но зело ругает господина вашего брата Петра Матвеевича, особливо из-за его бумагомарания старым образом: более титулов, нежели дел. Извольте его в будущем в том урезонивать, и велите ему писать о делах действительных; и то с покорностью, как ты то делаешь; а не по старому обычаю, привычным бумагомаранием. А меня, во имя любви Христовой, прими под защиту, и сохрани это письмо в тайне. Далее вашему брату ничего не пишите, чтобы никому от этого ущерба не было. Я вашему дому превелико обязан, но все ж всякую тайну всякий готов себе на пользу оборотить. И на будущее сможем один другому помочь и спастись от случайных опасностей, коими все подвержены. Мои господа министры часто промеж себя ругаются, потому как один другому ничего не спускают.
4
Как мы уже видели, фельдмаршал Шереметев 30 мая перешел Днестр у года Сороки, а уже 5 июня прибыл в Чучоры на реке Прут. Он привел 30 тыс. солдат и нескольких генералов, в том числе и Долгорукого, которого царь послал со специальным заданием подгонять старого фельдмаршала. «Как только Кантемир узнал о форсировании Днестра, он тоже двинулся в поход, ведя с собой гетмана Иона Некулчу и великого казначея Стевана Луку, чтобы встретиться с Шереметевым и “синьором Саввой”, посредством которого были уговорены дела между Кантемиром и русским царем», – пишет молдавский хронист Аксинт. Далее этот автор говорит о Владиславиче: «Этот Савва был из Дубровника… Человек гордый и достойный (omu mandru i trufa i)».
Другой молдавский хронист того времени, гетман Ион Некулче, пишет о Савве следующее:
Фельдмаршала Шереметева сопровождал один из царских министров, синьор Савва Рагузинский, родом из Дубровника, турецкой провинции. Его считают очень влиятельным боярином и членом дворцового совета в Москве, который знает много языков. Царь выделил ему много денег для нужд войска; и этот министр дал князю Димитрию (Кантемиру) 100 кошелей денег, чтобы тот смог в Молдавии поднять войско более чем в 10.000 людей. Обещал дать еще больше, если будет надо. Савва имел право выдать единовременно каждому полковнику молдавскому по 100 рублей, каждому офицеру по 30 рублей, каждому интенданту и унтеру по 10 рублей, а простому солдату – 5 рублей. Это на личные нужды; а если бы кто захотел и далее в войске остаться, то получал бы регулярное жалованье. Министр Савва получил 30 кошелей, для того чтобы купить в Молдавии скотину, по 4 лея за голову для пропитания войска. Тот же министр привез царские письма дворянам и народу молдавскому, приказывая всем им оседлать лошадей и вступить в войско наемниками; а те, кто не вступит в войско, когда станут русскими подданными, будут лишены имения (земли). Крестьянам велит доставлять провизию в войска, которые с ними рассчитаются на месте.
Князь Кантемир распространил эти вести по всей стране, и мало кто не отозвался. А когда еще услышали про плату, явились не только кметы, но и сапожники, портные, скорняки и корчмари. И слуги оставили своих бояр. Но войско было безоружное; за 15 дней собралось 17 полковников и 170 офицеров со знаменами. Но не спешно. Вокруг каждого знамени собралось не более 100 человек, поскольку времени не хватало….
Ровно столько пишет гетман Некулче о войске своего князя и царского союзника, а также о роли в этом Саввы. Добавим и мы, что за три недели перед самым сражением предательство Бранковяну стало очевидным. И, пожалуй, только царь верил в то, что Бранковяну в последний момент сдержит данное им слово.
Другой молдавский хронист, Аксинт, так описывает эти события:
В субботу 24 июня на Прут у Чучора прибыл император из Москвы со своим штабом. Тут его встретили молдавский митрополит Гедеон и губернатор Иордаки с другими боярами, потому что князя Кантемира не было в Яссах, поскольку он отбыл в лагерь фельдмаршала Шереметева. Митрополит благословил царя крестом и окропил святой водой, прочие же бояре целовали ему руку. В их сопровождении царь отправился вперед. Случилось так, что один из царских шутов утонул в реке, пытаясь развеселить государя своими шутками на волнах Прута. Его конь плыл, а он стоял в седле, возможно, пьяный, и оба они утонули. Поскольку собрались уже все бояре, царь со свитой оставил Прут и отправился в Яссы вечером того же дня, и прибыл во дворец молдавского князя. Его жена, царица Екатерина, приехала только на следующий день утром. Несколько позже прибыл и князь Кантемир. В низу лестницы, во дворе, он встретился с Императором, который возвращался из ванной. Царь поцеловал его в чело, обнял и приподнял, поскольку князь Кантемир был невелик ростом, а царь был настоящим колоссом. Княгиня Кассандра, жена Кантемира, дочь покойного князя Щербана Кантакузена, ушла навестить царицу, которая подарила ей ожерелье из золотых монет с цепочкой и драгоценным камнем, и повесила ей на шею.
В воскресенье, 25 июня, князь Кантемир дал большой обед в честь царя и всех генералов, сколько их там было. Хронист гетман Некулча сообщает, что сам он также присутствовал за столом. Царь не хотел садиться во главе стола, и посадил туда канцлера Головкина, рядом с ним – Долгорукого, затем Михаила Голицына, затем «министра Савву», затем министра финансов Шафирова, затем генерала Ренна, затем Вейсбаха, затем Тому Кантакузена (родственника Бранковяну), и, наконец, сына фельдмаршала Шереметева (сам фельдмаршал на обед не остался, отправившись в лагерь на Чоре с бригадирами и полковниками). Когда царь поднялся, его окружили бояре, и он каждому в отдельности протянул бокал вина. В это время царица была в малом доме за столом, где тоже обедали.
Хронист Аксинт, описывая обед в честь царя, говорит, что царь поставил Кантемира на стул так, что тот оказался выше его, а когда тот решил сесть, то поцеловал царю руку, и царь ответил ему поцелуем в лоб. Затем, после первой чаши, поднятой Кантемиром, они обменялись поцелуями.