Вот такую, очень меткую характеристику дает барон[93] своему знакомому — графу Сен-Жермену:
«Граф де Сен-Жермен был большим насмешником, однако он дозировал количество чудес в своих рассказах в зависимости от слушателя. Когда граф повествовал глупцам о некоем событии времен императора Карла V, он прямо утверждал, что сам присутствовал при нем. Общаясь же с менее легковерными людьми, Сен-Жермен описывал мельчайшие обстоятельства, выражения лиц, жесты персонажей, детали обстановки, то есть рассказывал он обо всем с такими подробностями и столь живо, что создавалось впечатление, будто вы слушаете очевидца давно минувших дней».
Один из современных исследователей привел комментарий к этим словам Гляйхена:[94] «влияние, оказанное графом Сен-Жерменом на великих людей его времени, то, как он пробрался во французский двор, заинтересовал госпожу Помпадур, почти сумел развлечь Людовика XV, объясняется его умением пользоваться своими физическими данными — он был хорошо сохранившимся пятидесятилетним брюнетом — его отличными познаниями в истории, глубоким знанием человеческого легковерия, умением утверждать факты, т. е. своим психологизмом и умом».
Об обстоятельствах своего знакомства с Сен-Жерменом фон Гляйхен рассказывал следующее.
«Однажды в 1759 году я нанес визит вдове шевалье Ламбера. Вслед за мной в дом вошел человек среднего роста и крепкого сложения. Одет он был просто, но крайне элегантно.
Прибывший господин бесцеремонно, по-хозяйски бросил шляпу и шпагу на диван, устроился в кресле у камина и сразу стал выказывать признаки раздражения. Его явно выводил из терпения тот вздор, который он был вынужден слушать. Внезапно он прервал беседу и без обиняков заявил: «Вы не понимаете, о чем говорите. Только я имею право судить об этом предмете, потому что именно я его глубоко изучал, так же как и музыку. Но ею я перестал заниматься, поскольку дошел до пределов своих возможностей».
После такой речи я спросил у соседа:
— Кто же этот человек, позволяющий себе разговаривать с таким самомнением и высокомерием?
— Это знаменитый граф де Сен-Жермен, человек, знающий уникальные секреты, — отвечали мне. — Король предоставил графу апартаменты в замке Шамбор, он проводит целые вечера в Версале с Его Величеством и мадам де Помпадур, за ним все гоняются, когда он появляется в Париже».
Охваченный любопытством, я со свойственной мне тонкой наблюдательностью принялся изучать сего странного господина».
После этого разговор перешел на живопись. Фон Гляйхен рассказал о тех картинах, которые он видел в Италии, а Сен-Жермен предложил показать ему несколько принадлежащих ему самому ценных картин.
Барон продолжает:
«Действительно, он сдержал слово, так как картины, которые он мне показал, характеризовать особым совершенством, и более всех — «Святое семейство» Мурильо, равное по красоте картине Рафаэля в Версале, но он показал мне также кое-что еще — множество драгоценных камней, удивительных размеров и совершенства.
Я думал, что нахожусь в пещере Аладдина и вижу сокровища волшебной лампы. Среди них был и опал немыслимой величины, и прозрачный белый сапфир величиной с куриное яйцо, который своим сверканием затмевал все остальные камни, предложенные для сравнения. Осмелюсь сказать, что я неплохо понимаю в камнях, и могу утверждать, что немного понимаю в драгоценных камнях, и могу утверждать, что даже самый опытный глаз не мог обнаружить ни малейшего основания, чтобы усомниться в них. Их было очень легко проверить, так как они не были оправлены.
Я оставался там до полуночи, а когда уходил, то уже был его верным слугой. После этого я неотступно следовал за ним шесть месяцев с нижайшим усердием.
Хотя и не все басни и анекдоты по поводу возраста Сен-Жермена заслуживают внимания серьезных людей, однако является правдой и то, что коллекция, которую я собрал из свидетельств заслуживающих доверия людей, которые подтвердили долгую продолжительность и почти невероятную сохранность его личности, имеет в себе нечто непостижимое. Я слышал, как Рамо, а также пожилая родственница французского посла в Венеции утверждали, что познакомились с Сен-Жерменом там в 1710 году, и он выглядел на пятьдесят лет, а господин Морен, который с того времени был моим секретарем в посольстве и за правдивость которого я могу поручиться, сказал мне, что встречался в Сен-Жерменом в Голландии в 1735 году и был чрезвычайно удивлен, найдя его сейчас не более старым, чем тогда…
Он обладал химическими секретами для изготовления красок для живописи, для крашения тканей и подобного, в частности, редкой красоты краски под золото; возможно, он изготовлял сам камни, о которых я говорил, чья подлинность может быть опровергнута при огранке. Но я никогда не слышал от него ничего об универсальной медицине.
Он следовал очень строгой диете, никогда не пил за едой, очищал свой организм настоем сенны, который приготовлял сам, и это было все, что он мог порекомендовать тем, кто спрашивал, что им нужно было делать для продления жизни».[95]
Свои впечатления от общения с графом барон, который с гордостью полагал себя самого тонким знатоком людской психологии, выразил следующим образом:
«Граф знал, как возбудить любопытство людей, и учитывая бесконечные нюансы душевного состояния, степень образованности тех, кто его слушал, он умело манипулировал их воображением.
Например, иногда, рассказывая о Франциске I или Генрихе IV, Сен-Жермен мог сделать рассеянный вид и, как бы забывшись, заявить: «Король повернулся ко мне и сказал…», но тут же, как будто опомнившись, быстро исправлялся, заменяя «ко мне» на «король сказал герцогу…» Потом он объяснил мне причину такого поведения: «Глупые парижане верят в то, что мне пятьсот лет — я не спешу разуверить их в этом, ведь им очень нравится так думать. Однако, — уточнил граф, — мне действительно значительно больше лет, чем кажется».
Еще господин Гляйхен утверждал, что по-французски граф Сен-Жермен говорил с «пьемонтским акцентом»[96]. Все знавшие графа в Париже согласны, что он знал английский, итальянский и испанский языки, кроме этого, если верить Гляйхену,[97] португальский и немецкий. В подтверждение этого приводят еще одно свидетельство:
«Сен-Жермен среднего роста и изысканных манер. Черты его смуглого лица правильны. У него черные волосы и энергичное одухотворенное лицо. Его осанка величественна. Граф одевается просто, но со вкусом. Роскошь проявляется только в большом количестве бриллиантов, входящих в его туалет. Они надеты на каждый палец, украшают табакерку и часы. Однажды он появился при дворе в туфлях, пряжки которых были сплошь покрыты алмазами. Господин Гонто, специалист по драгоценным камням, оценил их в 200 тысяч франков.
Следует заметить, что граф говорит по-французски, по-английски, по-немецки, по-итальянски, по-испански и по-португальски настолько превосходно, что, когда он разговаривает с жителями перечисленных стран, они не могут уловить и малейшего иностранного акцента. Знатоки классических и восточных языков подтверждают обширные познания графа Сен-Жермена. Первые признают его более, нежели чем они сами, способным к языкам Гомера и Вергилия. Со вторыми он говорит на санскрите, китайском и арабском, демонстрируя столь глубокие познания, что те убеждаются в том, что граф весьма длительное время провел в Азии, тогда как преподавание восточных языков в колледжах Людовика Великого и Монтеня поставлено из рук вон плохо.
Граф Сен-Жермен музицировал на рояле без нот не только романсы, но и сложнейшие концерты, предназначенные для исполнения оркестром, состоящим из большого количества инструментов. Рамо был поражен игрой этого «дилетанта», особенно впечатляли его импровизации.
Граф прекрасно рисует маслом. Его работы так удивительны, выполнены в таких специальных красках, рецепт которых разработан им самим, что излучают особенный блеск. В своих исторических полотнах Сен-Жермен зачастую вводит в костюмы дам столь сиятельные оттенки голубого, алого и зеленого, что они кажутся квинтэссенцией соответствующих драгоценных камней — сапфира, яхонта и смарагда. Ванлоо, который постоянно восхищался неожиданными сочетаниями красок, неоднократно обращался к графу с просьбой открыть секрет их рецептов. Последний, однако, тайны не открыл.
Не будучи способными оценить все таланты этого человека, о которых в тот самый момент, когда я пишу эти строки, и двор, и город уже успели истощиться в догадках и предположениях, следует все же признать, как мне кажется, что большая часть чудес, связанных с ним, имеют в своей основе глубокие познания в физике и химии; именно в этих науках он демонстрирует наибольшую подготовленность. Во всяком случае, вполне очевидно, что на знании именно этих наук основано не только его цветущее здоровье, но и сама его жизнь, которая способна шагнуть далеко за пределы отпущенного человеку срока. Это знание также позволяет этому человеку обзавестись всеми необходимыми средствами предохранения от разрушительного воздействия времени на организм. Среди некоторых заявлений, несомненно, удостоверяющих потрясающие достоинства и способности графа, выделяется одно, сделанное фаворитке госпожой де Жержи непосредственно после ее первой — по прошествии стольких лет неведения — встречи с графом, которое гласит о том, что еще тогда, в Венеции, она получила от него чудодейственный эликсир, благодаря которому вот уже четверть столетия она сохраняет в неизменности все свое чудесное очарование ранней юности. Пожилые господа, которых мадам де Помпадур спросила относительно этого удивительного случая, подтвердили, что это правда, добавив при этом, что моложавый и цветущий вид госпожи фон Жержи, резко контрастируя со старческим обликом ее сверстников, говорит сам за себя»