— Я, — рассказывал Горацио своему благодарному слушателю, — начал свою службу в Тоскане в поворотный год ее истории. Спустя несколько месяцев после поступления в дипмиссию, 9 июля 1737 года, Великий герцог Джованни Гастоне умер, и не очень-то ладившей с ним сестре перешло все баснословное богатство Медичи, в том числе сокровища искусства, которые династия собирала и копила без малого триста лет своего правления в Тоскане. Но не власть над Тосканой, право на престол которой так хотел передать дочери, своему среднему ребенку в обход младшего сына, Козимо III в написанном за шесть дней до своей кончины 25 октября 1723 года распоряжении. Судьбы Тосканы решали уже не ее Великие герцоги, это был вопрос европейского масштаба. Еще 4 апреля 1718 года Англия, Франция и Голландская республика (а затем и Австрия) выбрали Дона Карлоса, старшего ребенка Элизабет Фарнезе и Филиппа V Испанского, наследником тосканского престола. Когда Великим герцогом Тосканским стал Джованни Гастоне, он признал в качестве своего наследника Дона-Карлоса Испанского. И с 1731 года в подтверждение его намерений в Тоскане стояли испанские войска. Но ведь европейская большая политика так изменчива! Это бесконечные компромиссы, династические браки, интриги, войны, в результате которых одни территории вымениваются на другие, короли и курфюрсты отказываются от своих владений в надежде занять троны более могущественных держав, разрушаются прежние альянсы и создаются новые. А за наследство когда-то сильных, а ныне захиревших держав бьются другие монархии, то воюя и силой оружия вырывая друг у друга лакомые куски, то торгуясь за итоги войны. Вот и в ходе Войны за польское наследство 1733–1735 годов для Великого герцогства Тосканского все опять несколько раз поменялось, пока император Священной Римской империи Карл VI не заявил окончательно и бесповоротно, что Тоскана должна отойти к его дочери — Марии-Терезии. В октябре 1735 года Франция, Англия, Голландия и Австрия по предварительному мирному договору пришли к соглашению, что после смерти Джованни Гастоне Тоскана должна перейти к Марии-Терезии, но при этом ей надлежало стать супругой герцога Франциска (Франца Стефана) Лотарингского, а он должен был отказаться в пользу Франции от наследования Лотарингии (после смерти польского «короля без королевства» и будущего последнего герцога Лотарингского Станислава Лещинского) в обмен на наследование Тосканы. Свадьба состоялась 12 февраля 1736 года. И в январе 1737 года теперь уже называющийся Габсбургско-Лотарингским императорский дом направил в Тоскану армию численностью даже не 50 000, а все 60 000 человек, которых тосканцы ненавидели и с презрением звали «лотарингцами». Джованни Гастоне умер 9 июля 1737 года, и после заключенного в 1738 году между основными противниками по Войне за польское наследство Францией и Австрией окончательного мирного договора, к которому некоторое время спустя в 1739 году присоединились и прочие участвовавшие в войне страны — Сардиния, Испания и Неаполь, тосканцы получили в качестве своего Великого герцога мужа Марии-Терезии. Так началось владычество Австрии над Тосканой.
Последняя из Медичи при новом правителе могла снова спокойно жить в левом крыле дворца Питти, откуда после восшествия на престол своего младшего братца была вынуждена съехать в Виллу La Quiete. Более того, она добилась подписания 31 октября 1737 года «Семейного пакта», благодаря которому все фамильные сокровища Медичи сохранялись нераздельными и навсегда оставались во Флоренции, на радость будущим поколениям почитателей искусства.
Обо всем этом Горацио Манн и рассказывал своим гостям из Лондона: поэту Томасу Грэю и сопровождавшему его младшему сыну премьер-министра Роберта Уолпола, своему тезке Горацио Уолполу. Когда при их знакомстве выяснилось, что 21-летний юноша только что окончил Кембридж, как и дипломат Манн, более того, до этого тоже учился в Итоне, старший Горацио воспылал к смазливому путешественнику еще большей симпатией, которая потом переросла в прочную дружескую связь. Правда, потом злые языки называли ее не совсем дружеской, а несколько более близкой… Как бы там ни было, но когда Уолпол покинул Италию в 1741 году и больше не встречался с Манном лично, они продолжали переписку еще без малого двадцать лет. За это время Горацио Уолпол, который позже получит почетный титул «принца эпистолярного искусства», написал Горацио Манну 170 писем! В этих посланиях, которые на первый взгляд или человеку далекому от политики могут показаться просто собранием светских сплетен и забавных анекдотов, он с неподражаемой легкостью, занимательностью и веселостью пишет об основных событиях, волновавших современную ему Европу. А ведь Горацио Уолпол вслед за своим отцом тоже стал депутатом парламента от партии вигов и занимался политикой всю жизнь. Правда, в отличие от отца политических амбиций не имел, его больше привлекали искусства (и потому он стал известным антикваром и коллекционером) и литература. В письмах Уолпол отточил свой литературный талант настолько, что в 1764 году выпустил (анонимно) роман «Замок Отранто», якобы перевод с итальянского оригинала, вышедшего из-под пера некоего Онуфрио Муральто. Он стал первым образцом готического «романа ужасов». Тут неповторимый стиль Уолпола, который отличали причудливая смесь комичного и возвышенного, раскрылся в полной мере.
Если бы Горацио Уолпол относился к своим письмам Манну настолько же легкомысленно, насколько легкомысленными они казались, то, получив их обратно после смерти своего адресата 6 ноября 1786 года, разве переписал бы он их все с такой образцовой тщательностью, расположив в хронологическом порядке, пронумеровав, снабдив вполне серьезными пояснениями о местах, событиях и действующих лицах и завещав опубликовать только после своей смерти? И разве не стали бы они основой для его мемуаров «Заметки о дворе Георга I и Георга II»?
Вот и теперь, спустя четыре года с того достопамятного визита, положившего начало их многолетней связи, Горацио Манн пишет другу Горацио Уолполу в Лондон письмо о последних событиях во Флоренции, где он к тому времени дослужился до ранга министра: «В ночь с 18 на 19 февраля 1743 года вдовствующая палатина Анна-Мария Луиза де Медичи умерла от «тяжести в груди». Простые люди убеждены, что она опочила, когда поднялся ураганный ветер, один из самых неистовых, какие мне довелось видеть; он начался сегодня утром и продолжался около двух часов, а сейчас солнце светит так ярко, как никогда…» По воле покойной ее тело было помещено в усыпальницу в не совсем еще готовом левом приделе базилики Сан-Лоренцо, строительство которой началось при ее пращуре Фердинандо I в 1604 году и было завершено за счет пожертвований последней из Медичи, поступавших, согласно завещанию, и после ее кончины.
Глава 3И вновь туманный Альбион
Горацио Уолполу было что рассказать своему другу о внезапном смятении, в котором очутилась Англия, когда молодой Претендент (внук короля Якова II, после свержения с престола отправившийся в изгнание, местом которого он избрал Сен-Жерменское предместье Парижа), Чарльз Эдуард Стюарт, отплыл из Франции и 23 июля 1745 года высадился на Гебридских островах.
В то время королем Англии был Георг II, курфюрст Ганноверский. Страна разделилась на два лагеря: на так называемых вигов — сторонников новой монархии и тори (или якобитов) — сторонников династии Стюартов, то есть Якова III, также названного «Претендентом» (или Претендентом-отцом). В его жилах текла кровь не только Стюартов, но и кровь Генриха IV и Яна Собеского.
К концу декабря 1743 года Франция признала Якова III королем Англии и объявила о своей готовности помочь ему бороться с царствующим королем Георгом И. В начале 1744 года стало казаться, что французы перешли от слов к делу, в Лондоне поговаривали, что они готовятся перейти пролив. В английских портах царила паника, однако в ночь с 6 на 7 марта 1744 года сильнейший шторм разбросал собравшийся в Дюнкерке французский флот и экспедиция была отменена.[3] Французы больше не хотели рисковать, зато Чарльз-Эдуард, сын Претендента, организовал свою экспедицию и осуществил ее в 1745 году, в целях получить обратно наследие, которого лишили его семью.[4] После высадки в Шотландии он одержал несколько побед над английскими войсками, пошел на Лондон и 15 сентября 1745 года в Эдинбурге Чарльз-Эдуард был провозглашен регентом Англии и Франции.[5] В Лондоне царил панический страх, и Георг II готовился бежать в Голландию.[6]
В письме от 26 июля Уолпол пишет Манну о проекте вторжения, в письме от 7 августа — о слухах относительно планов Претендента-сына и его прокламациях, а начиная с 6 сентября регулярно информирует Манна о передвижениях «бунтовщиков».
К 4 сентября их глава уже был в Перте и оттуда двинулся в поход на Эдинбург, практически не встретивший никакого сопротивления. Претендент называл себя королем Яковом III. Находящиеся за рубежом английские войска под командованием герцога Камберлендского (второго сына короля Георга II) были спешно отозваны, однако недостаточно быстро для того, чтобы предупредить поражение английских сил у Престонпенса. Вторжение было начато с территории Франции, при молчаливом попустительстве французского короля, и в Лондоне это воспринималось почти так же, как если бы вторжение на Британские острова, которое могло закончиться убийством короля Георга, было задумано во Франции. Это случилось как раз в то время, когда в ситуации, представлявшейся безнадежной, Претендент продолжал свой поход на юг, к самому сердцу Англии, и казалось, ничто не могло остановить его — поднялась огромная волна патриотизма, а с нею как необходимое следствие усилилась ксенофобия. При этом в английской столице иностранцы, в особенности с французскими фамилиями, стали внезапно объектом сильнейших подозрений.