Франция не оказала Австрии практической поддержки, но была ее союзником по договору, и Людовик XVI, который, через заключенный 16 мая 1770 года брак с дочерью Марии-Терезии «австриячкой» Марией-Антуанеттой, приходился зятем императору Иосифу, мог посоветовать ему просить мира, который, по имеющейся у него конфиденциальной информации, мог быть принят.
Результатом этого стал мир при Трешене, заключенный «в ту зиму» (по воспоминаниям принца Карла, хотя на самом деле он был подписан 13 мая 1779 года), и де ла Усс приветствовал принца Карла как благодетеля человечества, так как мир был заключен по его инициативе. Джин Овертон Фуллер проницательно замечает, что поскольку де ла Усс был единственным человеком в Алтоне, с которым виделся граф Сен-Жермен, то, помня о мирной инициативе графа в Гааге в 1760 году, можно задать вопрос, не находился ли Сен-Жермен за сценой всех этих событий, на сей раз более скрытно, не вступая в действие?
О встрече с графом принц Гессенский позже напишет в своих мемуарах: «Граф, казалось, привязался ко мне, особенно когда узнал, что я — не охотник и не охвачен другими страстями, противоречащими высшему изучению природы. Тогда он сказал мне: Я приеду к Вам в Шлезвиг, и Вы увидите, какие великие вещи мы проделаем вместе».[399]
Принц дал понять графу, что по ряду причин он не может сейчас согласиться и принять такую честь, но граф ответил: «Я знаю, что должен ехать к Вам и поговорить с Вами». Принц не нашелся сказать ничего, кроме того, что «полковник Кёпперн, заболев, едет следом, и с ним можно будет обсудить этот вопрос».[400]
Спустя несколько дней полковник Кёпперн — маршал при дворе принца Гессенского явился перед графом Сен-Жерменом и постарался сообщить ему пожелания своего хозяина, а именно предупредить его и отговорить от поездки в Шлезвиг. Но граф ответил: «Говорите что хотите, я должен ехать в Шлезвиг, и не откажусь от этой мысли. Остальное приложится». Закончив, он попросил полковника Кёпперна потрудиться подготовить ему квартиру. По приезде в Шлезвиг полковник передал принцу Гессенскому ответ графа — принц остолбенел[401]. Однако он навел справки у полковника Франкенберга — офицера прусской армии, и тот сказал: «Вы можете быть уверены, что этот человек не обманщик и имеет большие познания». В качестве доказательства полковник рассказал следующую историю, в которой сам был действующим лицом. Он познакомился с графом, когда жил с женой в Дрездене в 1777 году. Граф оказал им большую услугу. Жена полковника хотела продать пару серег. Ювелир предлагал за них маленькую сумму. Она рассказала об этом графу, и тот попросил ее показать серьги. Она так и сделала, а он сказал: «Можете ли Вы одолжить их мне на несколько дней?» Через несколько дней граф вернул серьги после того, как улучшил их. Ювелир, которому показали их впоследствии, сказал: «Вот это красивые камни, совсем не то, что Вы мне показывали тогда». И дал за них вдвое больше.[402]
Принц Гессенский поблагодарил полковника Франкенберга за рассказ, но все же в глубине души надеялся, что граф не приедет в Шлезвиг.
Однако связь принца Гессенского и Сен-Жермена оказалась глубже, чем могло показаться принцу Карлу. Изабель Купер-Оукли пишет, что в немецком источнике «Гартенляубе»[403] она нашла интересные свидетельства о предыстории отношений графа и принца, которые переросли в тесную дружбу и глубокую духовную связь. Британская исследовательница считает, что их связь имеет отношение к масонской деятельности, которой активно занимался граф Сен-Жермен. К сожалению, даты этих событий неизвестны, но очевидно, что они имели место до поездки графа в Шлезвиг, а может быть, даже и до его отъезда в Берлин:
«Герцог Карл Август[404] отправился к ландграфу Адольфу фон Гессен-Филиппсталь-Бархфельдскому.[405] Сен-Жермен находился у него в гостях и в числе прочих был представлен герцогу. За время разговора он успел очаровать своего собеседника. После обеда герцог спросил своего радушного хозяина:
— Сколько лет графу?
— По этому поводу трудно что-нибудь утверждать с уверенностью, однако нелегко опровергнуть тот факт, что граф знаком с некоторыми историческими деталями, которые может знать только современник давно минувшей эпохи. В Касселе, например, стало модным уважительно прислушиваться к его заявлениям и ничему не удивляться. Граф известен своей ненавязчивостью и искренностью; он — человек из хорошего общества, с которым все рады иметь знакомство. Однако его несколько недолюбливает глава нашего дома ландграф Фридрих II,[406] который называет Сен-Жермена утомительным моралистом. Он, во всяком случае, состоит в весьма близких отношениях со многими людьми, крайне влиятельными в делах многих государств, и оказывает огромнейшее благоприятное влияние на остальных. Мой кузен, ландграф Карл Гессенский очень привязан к нему; оба они — искренние и ревностные масоны и сообща овладевают, постигая Истину, всеми видами тайных знаний. Лафатер посылает к нему избранных людей. Он умеет подражать многим голосам, передавать свои мысли на расстояние и подделывать любой почерк, едва на него взглянув. По всей видимости, он общается с духами и другими сверхъестественными существами, которые являются по первому его зову. Он также искусный врач и диагност, а также обладает какими-то средствами продления жизни…»
«Герцог отправился к Герцу, который, как известно, был врагом и оппонентом Гёте. Поэтому в этот ответственный момент он встал на сторону этого маршала.
Герц принял редкого гостя очень сдержанно. Однако, после того как ему дали понять, что герцог не будет вести речь о Гёте, его лицо просветлело даже в большей степени, чем можно было бы этого ожидать.
— В начале мая, дорогой маршал, мне удалось свести очень интересное знакомство у ландграфов в Бархфельде, — проговорил наконец не без смущения герцог, — знакомство, которое я желал бы сохранить надолго. Человек, представленный мне, оказался неким графом Сен-Жерменом, остановившимся ныне в Касселе. Пожалуйста, если Вас не затруднит, отправьте этому господину письмо с приглашением посетить Ваш дом.
Герц обещал, что в ближайшее время, как только позволят дела, выполнит эту просьбу. Когда же он удалился, Герц засел за свой письменный стол и написал следующее послание:
Письмо графа Герца:
«Радуйтесь, дорогой граф. Ваше знание людей, Ваше умение обращаться с ними восторжествовало. Предсказание Ваше сбылось: наш милостивый и радушный хозяин очарован Вами, и поэтому просит меня по всей надлежащей форме пригласить Вас посетить его двор.
Вы действительно — творец чудес, ибо его ненавистный низкий любимчик ныне находится в весьма шатком положении опереться ему не на что, всего лишь один удар Вашего гения — и адвокат Франкфурта[407] так нам мешавший, будет окончательно и бесповоротно повержен. Примите ли Вы открытый бой или же предпочтете прежде всего провести лично тайную рекогносцировку? Решите ли Вы подложить одну или две мины под него и показаться только после того, как он взлетит на воздух? И потом уже занять его место, с большим на то основанием и правом?
Все это я оставляю на Ваше усмотрение. Рассчитывайте на меня, как и прежде, полностью. К Вашим услугам также избранное общество преданных аристократов, с которыми, если сочтете нужным, Вы можете свести тесное знакомство.
Остаюсь всегда верным Вам, граф Герц, церемониймейстер».
Ответ Сен-Жермена:
«Дорогой граф! Я всегда готов к дальнейшему общению с Вами и Вашими товарищами, ибо для меня весьма лестно получить Ваше приглашение. Позже я, безусловно, воспользуюсь им.
В настоящий момент я обещал посетить с визитом Ханау и встретиться с ландграфом Карлом в доме его брата, чтобы разработать для него систему «Строгого Наблюдения — посвящение ордена франкмасонов в аристократическом духе… Смею надеяться, что и Вас эта система не оставит равнодушным.
Ландграф является надежным моим покровителем. Его положение в Шлезвиге, отошедшем под контроль датчан, если и не царственно, то во всяком случае, весьма роскошно. Прежде чем я отправлюсь к ландграфу, я, безусловно, наведаюсь в Веймар, чтобы освободить Вас от этого ненавистного пришельца и осмотреть поле предполагаемого сражения. Вполне вероятно, я проделаю это инкогнито.
Передайте своему радушному хозяину мои самые наилучшие пожелания и обещание скоро прибыть с визитом.
Именем осторожности, молчания и мудрости я приветствую Вас.
Ваш Сен-Жермен».
В то время как страны Центральной Европы были сосредоточены на войне за баварское наследство, далеко на запад от них, за океаном, шла другая война — война за американскую независимость. Для французского короля Людовика XVI восстание американских колоний Англии, ослаблявшее ее, было благоприятным, и в 1778 году он ввел в эту войну Францию, на американской стороне. Но согласно свидетельству мадам Кампан, старшей фрейлины Марии-Антуанетты, королева открыто выразила свою оппозицию участию Франции в войне (при этом с патриотизмом выразив свою гордость за то, что посланные туда французские войска с честью выполнили свой долг).[408] Мадам Кампан считала, что королева действительно не могла предвидеть, что одобрение, с которым они относились к восстанию далекого народа против его монарха (Георга III), будет использовано народом Франции как прецедент для восстания против Людовика XVI и ее самой, и их казни.
Это замечание сделано Джин Овертон Фуллер из-за предания (в которое она не верит), согласно которому Сен-Жермен посетил в Париже Марию-Антуанетту, ставшую королевой, в тот момент, когда уже стали заметны признаки надвигающейся Революции, и предупредил ее о приближении бойни.