тором Сэмюэл Джонсон написал: «Когда человек устал от Лондона, он устал от жизни». Сен-Жермен жил в Сент-Мэри-Экс, в Сити, у доктора Абрахама Гомеса Эргаса, иначе — Лакура. Люди типа Джонсона, жившие в менее комфортабельных условиях или просто желавшие встретиться с друзьями, проводили по полдня в кофейнях, из которых стоит особо отметить четыре, где собиралась интеллектуальная и артистическая публика.
В драматическом театре господствовала большая серия возобновленных Гарриком постановок пьес Шекспира, с их великолепными декорациями; прошло лишь несколько лет с того момента, когда новое открытие Барда было отмечено установкой монумента в его честь в Вестминстерском аббатстве. Но главным развлечением столицы была музыка, то есть, можно сказать, главным образом опера. С тех пор как Гендель отказался от своего состязания с итальянцами в этой области, поменяв театральные подмостки на духовную музыку, теперь, даже более, чем раньше, это была Итальянская опера, и не только итальянская опера в Королевском театре. Георг II был покровителем Генделя, которому он заказал сочинение гимнов для своей коронации. Фредерик Льюис, принц Уэльский, во многом противоположность своего отца, оказывал всемерную поддержку итальянским музыкантам. Он устраивал музыкальные вечера на улице Албермарл и в Клайвдене, и появлялись крупные салоны, хозяйки которых устраивали у себя в гостиных музыкальные вечера, как, например, в настоящее время граф и графиня Харвуд.
Берни добавляет к своему рассказу, приведенному выше:
«Что касается этих элегантных частных концертов, которые сейчас (1789 г.) часто даются знатными и незнатными дворянами в своих домах, то в то время они едва были известны. Первый, который я могу вспомнить, был у леди Браун, под руководством графа Сен-Жермена. Сама хозяйка отличалась упорной неприязнью к Генделю и покровительствовала вообще всем иностранным музыкантам, особенно нового итальянского направления; она была одной из первых светских женщин, следовавших моде, которая имела смелость, подвергая риску стекла своих окон, устраивать концерты воскресными вечерами».
Интересно отметить, что Сен-Жермен участвовал не как простой исполнитель, а как руководитель.
Статьи в газетах упоминают об образной музыкальной терминологии в его разговоре,[28] а также о том, как он однажды появился на музыкальном вечере у леди Тауншенд в ее доме на площади Гровенор, заткнув пальцами уши, из-за шума, который устроили при выгрузке доставленного к ее дому угля.[29] Можно заметить, что этот рассказ подозрительно напоминает случай, рассказываемый о Рамо, это похоже на нечто вроде шаблонной истории, которую рассказывают о композиторах. Но ссылка на леди Тауншенд интересна, так как она и ее муж принадлежали к кругу принца Уэльского Фредерика, и их часто приглашали в его загородную резиденцию Клайвден, огромный дом в Букингемшире, а также на его лондонские музыкальные вечера в дом лорда Грэнтхема на улице Албермарл. Возможно, что именно через леди Тауншенд Сен-Жермен познакомился с принцем Уэльским и возбудил у него любопытство. Вероятно, Тауншенды как-то раз, отправляясь на один из музыкальных вечеров у принца, взяли с собой Сен-Жермена.
Формировалась особая салонная музыкально-поэтическая культура, и попытки Сен-Жермена писать аккомпанемент к английским стихам доставили большую радость хозяйкам английских салонов.
«Дева, созданная для любви и для меня», пьеса, положенная на музыку графом Сен-Жерменом», появилась в издательстве Уолша без даты. Сотрудник каталога Британского музея сообщил приблизительную дату — 1745 год, тогда как еще одна публикация того же произведения, тем же издателем, но озаглавленная просто «Новая песня, положенная на музыку графом Сен-Жерменом», внесена в каталог по своей первой строке «О wouldst thou know what sacred charms» и датирована около 1747 года. На самом деле я сомневаюсь, предшествовала ли какая-то из них публикации в «The London Magazine» за январь 1747 года, за которой последовала перепечатка в «The Gentleman’s Magazine» в сентябре 1747 года. Слова ее таковы:[30]
О wouldst thou know what kind of charms
This destines heart of mine alarms;
What kind of nymph the Heav’ns decree
The maid that’s made for love and me.
Who joys tohear the sigh sincere,
Who melts to see the tender tear,
From each ungentle passion free,
О be the maid that’s made for me.
Whose heart with gen’rous friendship glows,
Who feels the blessings she bestows,
Gentle to all but kind to me,
Be such the maid that’s made for me.
Whose simple thoughts, devoid of art,
are all the natives of her heart,
A gentle train from falsehood free,
Be such the maid that’s made for me.
Avaunt! ye light coquets retire,
Where flatt’ring fops around admire.
Unmov’d your tinselcharms I see,
More guenuine beauties are for me.
О, сколько я видел фальшивых чар!
От них в моем сердце чад и угар.
Кого же теперь небеса мне шлют?
Какую нимфу я встречу тут?
Пусть она любит искренность грез.
Пусть не стесняется чистых слез.
Но пусть боится огня страстей,
Вот кто мне нужен — скажите ей!
Та, чье сердце готово в любви
Раны другого взять, как свои,
Та, для которой весь мир — семья,
Знай, что желанная ты моя.
Если бесхитростна в мыслях ты,
Если рождаются от красоты
Эти мысли в сердце твоем,
То для тебя построен мой дом.
А вы, кокетки, подите прочь.
Какая из вас не обмана дочь?
Меня обманом не ослепить.
Только невинной со мной и быть.
В одиночных листах инфолио, опубликованных Уолшем, слова «what kind of charms» (что за чары) заменены на «her sacred charms» (ее святые чары), что говорит об исправлении, сделанном, так как было замечено, что «kind of» повторяется двумя строками ниже. Однако, если оно должно стоять перед «nymph», то что-то другое нужно поставить перед «charms». Если идея была именно такова, то листы Уолша, в обоих изданиях, вышли уже после журнальных публикаций.
Музыка имеет размер 3/4. Ключевой знак си бемоль, но настойчивость, с которой перед ля появляется бемоль, и структура пьесы в целом привели меня к ощущению, что она написана в ми бемоль мажоре. В «Интерпретации старинной музыки» Роберта Донингтона[31] я нашла, возможно, подходящий отрывок: «В музыке барокко знак при ключе часто может иметь на один диез или один бемоль меньше, чем требуется, при этом недостаток впоследствии исправляется с помощью случайных знаков альтерации на протяжении всей пьесы, по мере необходимости. Это остаток записи по тональностям…» Я написала профессору Донингтону, выслав ему фотостат фотокопии, полученной мною из Британского музея, по которой я играла это произведение, и спросила, было ли это примером такого случая. Его ответ подтвердил мое суждение: «Ключевой знак — ми бемоль».
Однако кто же автор слов? Написаны ли они, как и музыка, Сен-Жерменом? Во всех четырех публикациях поэмы в Лондоне, которые мы обнаружили, две в литературных журналах и две в музыкальном издательстве Уолша, никакого другого имени, кроме имени Сен-Жермена, в связи с ними не упоминается.
Однако позднее появился вариант стихотворения, уже без музыки, в сборнике «Стихотворения на особые случаи», вышедшем в издательстве Роберта и Эндрью Фоулис (Глазго, 1748). Этот сборник был опубликован без каких-либо сведений об авторах, и позже его стали считать первым изданием стихов шотландского поэта Уильяма Гамильтона. Он встал на сторону Претендента в восстании 1745 года и поэтому был вынужден бежать из страны. Анонимное предисловие, предсказывающее возвращение поэта в родную землю и появление «более совершенного издания», датировано 21 декабря 1748 годом, поэтому, вероятно, печатание книги началось только в следующем году. По-видимому, стихотворения для сборника были собраны друзьями Гамильтона, из опубликованных и неопубликованных источников, без его согласия, — ему даже не сообщили. Хотя намерения их были добрыми, однако они могли допустить ошибки в установлении авторства. Было отмечено, что одно из стихотворений в сборнике «Летите, жалобные звуки», хотя оно и перешло во все следующие издания произведений Гамильтона, появилось с датой 4 ноября 1747 года в «Манускриптах Королевского общества» Хьюма в Эдинбурге (см.: Жизнь и переписка Дэвида Хьюма. Эдинбург, 1846. С. 227) и, следовательно, это наводило на мысль, что автором его должен считаться Хьюм. Если его включили в «Стихотворения на особые случаи» по ошибке, то же могло случиться и со стихотворением Сен-Жермена. Второе издание «Стихотворений на особые случаи» появилось в 1749 году и содержало исправления к некоторым стихам, которые Гамильтон сделал на копии первого издания, с экслибрисом Эндрю Льюмисдена. Имя Гамильтона все еще не появляется, но уже есть его портрет, говорящий об его авторстве всего сборника в целом.
Я написала в университет Эдинбурга о том, что хотела бы связаться со знатоками шотландской поэзии того периода, и профессор Дэвид Дейчиз, возглавляющий отделение английской филологии, написал по интересующему меня вопросу доктору Томасу Кроуфорду, с Английского отделения университета в Абердине. Доктор Кроуфорд ответил мне, что в ходе проведенных им исследований источников стихов Роберта Бернса он составил каталог, как он надеялся, первых строчек всех стихов в сборниках песен (с музыкой или без нее), опубликованных в Шотландии в период 1662–1785 годов. «Woulds thou know her sacred charms» появилась, без музыки, в песеннике «Чародей» (Эдинбург, 1744), без имени автора или композитора, однако с указанием, что она должна быть спета на мотив песни «Swains I scom», которая ей предшествовала и с которой, похоже, она составляла пару, так как песенка «Swains I scom», тоже анонимная, была представлена как бы от имени дамы, мечтающей о мужественном человеке. Издателем «Чародея» был некий Йэр, который ограбил Уолша и другие английские песенники совершенно бессовестно». О «Стихотворениях на особые случаи» (Глазго, 1748) доктор Кроуфорд написал так: имея в виду то, что сборник был составлен без его (Гамильтона) согласия, из рукописных списков, ходивших по Эдинбургу в это время… «возможно, что одна или несколько песен вообще написаны не Гамильтоном».