— Неделя! У вас была неделя, чтобы подготовить нормальный, развернутый ответ, а не это, черт знает что! Переделать! Чтобы… — не знаю, какой срок он хотел поставить, но завидев меня в дверях, голос его смягчается, — Чтобы завтра к полудню был готов отчет.
Одним нажатием на кнопку обрывает телефонный разговор и устремляет все свое внимание только на меня.
— Ди… — мягким раскатом проносится по комнате мое имя, ласкает мой слух и сознание, — Ты почему не спишь?
— Мне без тебя не спится, дорогой, совсем избаловали вы совсем свою жену… маркиз.
Делаю несколько шагов в его сторону, желая встать за спиной и сделать столь полюбившийся нам обоим массаж шеи и плеч, как замечаю, что перед Генрихом стоит старый, разбитый мною стол. Замираю и медленно начинаю сгорать со стыда.
Шутка ли? Может мне мерещится? Это невозможно, я же избавилась от стола! Как он здесь появился? Что Генрих обо мне подумает?! Становится стыдно и страшно одновременно, внутренне сжимаюсь в комок и морально готовлюсь услышать о себе не самые лестные слова на свете.
— Ди… Что случилось, родная? — мурлыкает Генрих, замечая мой ступор, и одним рывком ставит меня перед собой, прижимая ягодицами к столу. Руки его ложатся на бедра, медленно поглаживая, и эти незатейливые движения возвращают мне дар речи.
— Как здесь оказался этот секретер? — спокойно спрашиваю мужа, запрещая своему голосу дрожать.
— Я вернул его на его законное место, — довольно сообщает Генрих, выводя узоры на моей коже, — Увидел в мастерской к Барберри и распорядился поднять его наверх.
Щеки опаляет огнем. Я же все просчитала до мелочей! А слона и не заметила!
— Но он… он немного помялся, — с запинкой произношу и провожу рукой по неровностям верхнего ящика.
— И он стал неидеальным по твоему мнению? — бровь Генриха плавно поднимается на верх, спрашивая меня. И я соглашаюсь.
— Да, он стал совсем-совсем неидеальным.
— Я не люблю идеальные вещи, — шепчет он мне в губы, а я как загипнотизированная слежу за каждым его словом и жестом, — Они скучны и однообразны. Жизнь сосредоточена на изъянах и неровностях, — его пальцы скользят по моему лицу, очерчивают линию скул, гладят брови и заставляют веки сомкнуться на глазах, — Требуется время, чтобы все осознать, и изъяны превратились в особенности, в такую восхитительную неповторимость.
Генрих подхватывает меня под ягодицы и сажает свою неидеальную, но при этом неповторимую жену на неровный, украшенный вмятинами от ее каблуков стол. Целует мои дрожащие ресницы и ловит дыхание своими губами.
— Генри, что ты думаешь по поводу детей? — выдыхаю ему в губы то, что рождается у меня на душе в это самое мгновение.
— Я очень люблю детей, а наших буду любить еще сильнее, — честно отвечает он, и касается моих губ со всей любовью, всей нежностью, которая живет в наших сердцах. Мои пальцы ложатся ему на шею, гладят плечи и спину, и я стараюсь поделиться всеми чувствами, что через край плещутся в моей душе.
И я буду любить наших детей. Ждать их и любить.
Глава 10. На финишной прямой
На следующий день после нашего триумфального возвращения из пустыни, как и планировалось, состоялся обед с шейхом Абу-Сахари. Юсуф с интересом выслушал наши таможенные и не только таможенные приключения, поцокал, поохал, повздыхал и, наконец, с преогромной радостью вновь завладел своим сокровенным камнем-ключом от хранилища с деньгами. Перед отъездом похвалил мою находчивость и вкус, отметив, что подаренная ваза идеально вписывается в интерьер, и сообщил, что он непременно посетит Гран-При серии Мировых Гонок, которое пройдет у нас в Королевстве через две недели.
— Буду рад лицезреть красавицу Донну на треке, — галантно коснулся он моей руки поцелуем в знак прощания, и был таков. Я, конечно, отрицательно качала головой, но, мне кажется, никто толком моего жеста и не заметил.
Элджи, кстати, вернулась домой в компании Николаса в тот же день, что и мы с Генрихом, хотя планировала задержаться в Абу-Сахари еще на сутки. Что именно произошло после гонок, и каким образом у нее в сопровождающих оказался мой брат, для меня и по сей день остается загадкой. Ни рыжая нахалка, ни мой брат-акробат упорно не желают делиться со мной подробностями произошедшего.
Сначала я пыталась расспросить эту парочку, докопаться до истины, но Ник, на удивление, непоколебимо стоял на своем, не желая раскрывать чужие секреты. А Элджи… С подругой все было куда серьезнее, стоило свести разговор к нашей совместной поездке в эмираты, как ее лицо становилось белее мела, губы растягивались в неестественной улыбке, а на дне глаз начинала клубиться вселенская грусть и тоска.
— Я тебе всегда говорила, что Уиллер тот еще… негодяй! — однажды в сердцах выругалась я, о чем тут же пожалела. Взгляд подруги потух, а улыбка на губах стала совсем жалкой и вымученной.
Больше к этой теме я не возвращалась ни на словах, ни в своих мыслях.
Жизнь вообще, удивительным образом, всего лишь за одну неделю вошла в свою обычную, размеренную колею. За исключением наших с Генрихом отношений, разумеется. Хоть такой внезапный и такой волшебный медовый месяц и подошел к концу, но наши с супругом сердца по-прежнему переполняет чувство любви, тепла и взаимопонимания, а на губах чувствуется сладкий вкус поцелуев. Дни тянутся друг за другом в привычной суматохе, а ночи продолжают от раза к разу трепетно хранить наши с Генрихом тайны и секреты.
И все это продлилось ровно одну неделю, до тех пор, пока тишину в комнате и в моей жизни не нарушил стук в дверь. Громкий, настойчивый, игнорирующий кнопку звонка.
Хмурюсь, заранее предчувствуя неприятности. Откладываю в сторону книгу и спешу к двери, экономка возится на кухне, занимаясь приемом доставки продуктов на дом, а Генрих работает у себя в кабинете.
Кончики пальцев покалывает от волнения, они будто предупреждают, что не стоит касаться двери и открывать ее. Но я настойчиво иду навстречу неизвестному гостю и своему неизбежному будущему.
Про себя гадаю, кого принесла к нам в гости нелегкая, перебираю мысленно варианты, но и предположить не могу, что на пороге окажется Уиллер. Наглый, растрепанный и до боли самоуверенный тип! Губы его кривятся в хищной улыбке, а руки широко расходятся в стороны, будто он желает заключить меня в объятия, ну или не дать мне возможности сбежать из собственного дома.
— Привет, Донна, конфетка! Как жизнь? — задорно бросает он и ловко подается плечом вперед, протискиваясь в дом мимо меня, ведь околачиваться на пороге в ожидании моего разрешения в его планы явно не входит, — Сто лет не виделись! — хлопает меня по плечу, и от неожиданности я чуть покачиваюсь на высоких каблуках, — Успела соскучиться, Хендрикс?
Не знаю как вести себя в присутствии своего прошлого. Совсем недавнего прошлого, которое столь бестактным образом пытается вклиниться в мое настоящее. Меня шокирует ни столько само появление на пороге моего дома этого ужасного человека, сколько то, как именно он посмел ко мне обратиться.
— Мистер Уиллер! Что вы себе позволяете! — восклицаю, нервно подергивая дверную ручку, тем самым намекая, что ему не стоит задерживаться в гостях или просто-напросто пора срочно убираться отсюда.
— Прекрати, Хендрикс! — отмахивается он от меня, — Разговор есть! Пошли махнем по чашечке чайка, или что там у вас у аристократов принято пить.
У нас аристократов чай принято пить ровно в пять вечера, а не тогда, когда это заблагорассудится Томасу Уиллеру. Впрочем, сейчас я не отказалась бы от «чашечки» чего-то покрепче, чем чай.
Внутри меня начинает клокотать странный коктейль эмоций и чувств. В нем есть место и страху, и неуверенности и даже толика злости на Уиллера, что он посмел так неожиданно влезть в мою другую, настояще-фальшивую жизнь.
— Мистер Уиллер! Я сейчас же вызову охрану и полицию! — угрожаю ему, сверлю недовольным взглядом, но в ответ он награждает меня лишь насмешливой улыбкой, не воспринимая всерьез, — Понимаю, что вы привыкли эпатировать публику, но это чересчур!
— Милая Донна, если бы ты хотела вызвать охрану или полицию, то молча бы нажала на нужную кнопку, — поясняет мне очевидные вещи, — Но ты этого не сделала, так что пошли пить чай. Обещаю, мое предложение понравится тебе.
— Вряд ли мне понравится ваше предложение, — артачусь я, — Нужно заметить, что ваше появление на пороге моего дома восторга у меня не вызывает. Не вызывает восторга от слова совсем. К тому же, вы обознались!
— Прекратите, ваше высочество! — фыркает Уиллер, намеренно коверкая обращение к моему титулу, и демонстративно закатывает глаза, — Прекрати, может, у меня и нет титула, и в венах моих не течет голубая кровь, но вроде мозгами Всевышний меня не обделил, — смеется он, а я хмурюсь, сдерживая грозное пыхтение, — Серьезно, прекрати мяться и выслушай меня наконец. Я не отниму много времени. Диана.
Нервно взмахиваю рукой и прошу Уиллера пройти за мной в малую гостиную.
Что я творю? Зачем иду на поводу у этого мужлана? Ничего хорошего сказать он мне не может. Знаю, что одно его слово вмиг разнесет в пух и прах все мое самообладание. Но, с другой стороны, он прав, если бы я хотела его выгнать, давно бы нажала на кнопку вызова охраны.
— Уиллер, ты как сюда попал? — чуть поворачиваю голову в его сторону, но не позволяю дрогнуть лишней мышце в моем теле, раскрыть перед незваным гостем мою нервозность и неуверенность. Осанка моя пряма как спица, плечи расправлены, а шаги твердые и размеренные.
— Через ворота, — незатейливо отвечает мужчина и пожимает плечами, продолжая крутить головой по сторонам, с детским любопытством рассматривая интерьер дома, — У вас, у графьев, все очень даже красивенько внутри! Вполне себе уютненько!
«У графьев», «красивенько», «уютненько» — слова, вызывающие зубовный скрежет, но я не реагирую, у нас, аристократов, и правда, все красиво и уютно, иначе и быть не может. Я же не автогонщик, скитающийся по гостиничным номерам?!