— Что мне делать? Приказывайте.
— Сейчас же отправляйтесь с визитом…
— К господину де Монсоро?
— Да что вы! Разве об этом речь? К Диане.
— Но, мне кажется, они не расстаются.
— Когда вы навещали, и столь часто, госпожу де Барбезье, разве возле нее не было все время той большой обезьяны, которая кусала вас из чувства ревности?
Бюсси расхохотался, Сен-Люк последовал его примеру, Жанна присоединилась к ним. Жизнерадостный смех этого трио привлек к окнам всех придворных, прогуливавшихся по галереям.
— Сударыня, — сказал наконец Бюсси, — я отправляюсь к господину де Монсоро. Прощайте.
На этом они расстались. Предварительно Бюсси попросил Сен-Люка никому не говорить о том, что он вызвал миньонов на поединок.
Затем он отправился к господину де Монсоро, которого застал в постели.
Граф встретил появление Бюсси радостными восклицаниями.
Реми только что пообещал ему, что не пройдет и трех недель, как его рана затянется.
Диана приложила палец к губам: это было ее условное приветствие.
Бюсси пришлось подробно рассказать графу о поручении, возложенном на него герцогом Анжуйским, о посещении двора, о недовольном виде короля и кислых физиономиях миньонов.
Бюсси так и сказал: “кислые физиономии”, чем очень развеселил Диану.
Монсоро при этих известиях задумался, попросил Бюсси наклониться и шепнул ему на ухо:
— У герцога есть еще и другие замыслы, правда?
— Должно быть, — ответил Бюсси.
— Поверьте мне, — сказал Монсоро, — не компрометируйте себя ради этого подлого человека. Я знаю его. Он вероломен. Ручаюсь вам, что он никогда не остановится перед изменой.
— Я знаю, — улыбнулся Бюсси, тем самым напомнив графу об обстоятельствах, при которых сам Бюсси пострадал от измены герцога.
— Видите ли, — сказал Монсоро, — вы мой друг, поэтому я и хочу вас предостеречь. И еще: всякий раз, когда вы попадете в затруднительное положение, обращайтесь ко мне за советом.
— Сударь, сударь! После перевязки надо спать, — вмешался Реми. — Давайте-ка заснем.
— Сейчас, милый доктор. Друг мой, погуляйте немного с госпожой де Монсоро, — сказал граф. — Говорят, что в нынешнем году сад просто чудесен.
— Повинуюсь, — ответил Бюсси.
XXXIXПРЕДОСТОРОЖНОСТИ ГОСПОДИНА ДЕ МОНСОРО
Сен-Люк был прав, Жанна была права. Через неделю Бюсси это понял и воздал должное их мудрости.
Уподобиться героям древних времен — значит стать на века идеалом величия и красоты. Но это значит также раньше времени превратить себя в старика. И Бюсси, позабывший о Плутархе, которого он перестал числить среди своих любимых авторов, с тех пор как поддался разлагающему влиянию любви, прекрасный, как Алкивиад, заботился теперь только о настоящем и не проявлял более никакого пристрастия к жизнеописаниям Сципиона или Баярда в дни их воздержания.
Диана была проще, естественней, как теперь говорят. Она жила повинуясь двум инстинктивным стремлениям, которые мизантроп Фигаро считал присущими роду человеческому: стремлению любить и стремлению обманывать. Ей даже и в голову не приходило возводить до философских умозрений свое понимание того, что Шаррон и Монтень называют честностью.
Любить Бюсси — в этом была ее логика. Принадлежать только Бюсси — в этом состояла ее мораль. Вздрагивать всем телом при одном прикосновении его руки — в этом заключалась ее метафизика.
Господин де Монсоро — прошло уже две недели с тех пор, как с ним случилось несчастье, — чувствовал себя все лучше и лучше. Он уже уберегся от лихорадки благодаря холодным примочкам — новому средству, которое случай или, скорее, Провидение открыли Амбруазу Парэ, но тут внезапно на него обрушилась новая беда: граф узнал, что в Париж только что прибыл герцог Анжуйский вместе со вдовствующей королевой и своими анжуйцами.
Монсоро беспокоился недаром, ибо на следующее же утро принц явился к нему домой, на улицу Пти-Пэр, под тем предлогом, что жаждет узнать, как он себя чувствует. Невозможно закрыть двери перед его королевским высочеством, который дает вам доказательство столь нежного внимания. Господин де Монсоро принял герцога Анжуйского, а герцог Анжуйский был весьма мил с главным ловчим, и в особенности с его супругой.
Как только принц ушел, господин де Монсоро призвал Диану, оперся на ее руку и, несмотря на вопли Реми, трижды обошел вокруг своего кресла. После чего он снова уселся в то самое кресло, вокруг которого, как мы уже сказали, перед тем описал тройную циркумваллационную линию. Вид у него был весьма довольный, и по его улыбке Диана догадалась, что он замышляет какую-то хитрость.
Но все это относится к частной истории семейства Монсоро.
Возвратимся лучше к прибытию герцога Анжуйского в Париж, принадлежащему к эпической части нашего повествования.
Само собой разумеется, день возвращения его высочества Франсуа де Валуа в Лувр не прошел мимо внимания наблюдателей.
Вот что они отметили.
Король держался весьма надменно.
Королева была очень ласкова.
Герцог Анжуйский был исполнен наглого смирения и словно вопрошал всем своим видом: “Какого дьявола вы меня звали, ежели сейчас, когда я тут, вы сидите передо мной с такой надутой миной?”
Аудиенция была приправлена сверкающими, горящими, испепеляющими взглядами господ де Ливаро, де Рибейрака, д’Антрагэ, которые, уже предупрежденные Бюсси, были рады показать своим будущим противникам, что если предстоящая дуэль и встретит какие-нибудь помехи, то, уж конечно, не со стороны анжуйцев.
Шико в этот день суетился больше, чем Цезарь перед Фарсальской битвой.
Потом наступило полнейшее затишье.
Через день после возвращения в Лувр принц снова пришел навестить раненого.
Монсоро, посвященный в малейшие подробности встречи короля с братом, осыпал герцога Анжуйского льстивыми похвалами, чтобы поддержать в нем враждебные чувства к Генриху.
Затем граф, состояние которого все улучшалось, когда принц отбыл, оперся на руку своей жены и уже обошел не три раза вокруг кресла, а один раз — вокруг комнаты. После чего с еще более довольным видом уселся в кресло.
Диана, заметим, успела предупредить Бюсси, что господин де Монсоро определенно что-то замышляет.
— Подумать только, — сказал Монсоро, когда они остались с Бюсси наедине, что этот принц, который так мил со мной, — мой смертельный враг и что именно он приказал господину де Сен-Люку убить меня!
— О! Убить! — возразил Бюсси. — Полноте, господин граф! Сен-Люк — человек чести. Вы сами признались, что дали ему повод и первым обнажили шпагу и что удар вам был нанесен в бою.
— Верно, но верно и то, что Сен-Люк действовал по наущению герцога Анжуйского.
— Послушайте, — сказал Бюсси, — я знаю герцога, а главное, знаю господина де Сен-Люка. Должен сказать вам, что господин де Сен-Люк всецело принадлежит королю, и отнюдь не принцу. Если бы вы получили этот удар от Антрагэ, Ливаро или Рибейрака, — тогда другое дело… Но что касается Сен-Люка…
— Вы не знаете французской истории, как знаю ее я, любезный господин де Бюсси, — сказал Монсоро, упорствуя в своем мнении.
На это Бюсси мог бы ему ответить, что если он плохо знает историю Франции, то зато отлично знаком с историей Анжу, и в особенности той его части, где расположен Меридор.
В конце концов Монсоро встал и спустился в сад.
— С меня достаточно, — сказал он, вернувшись в дом. — Сегодня вечером мы переезжаем.
— Зачем? — сказал Реми. — Разве воздух улицы Пти-Пэр для вас нехорош или же у вас здесь мало развлечений?
— Напротив, — сказал Монсоро, — здесь у меня их слишком много. Его высочество герцог Анжуйский докучает мне своими посещениями. Он каждый раз приводит с собой три десятка дворян, и звон их шпор ужасно раздражает меня.
— Но куда вы отправляетесь?
— Я приказал привести в порядок мой домик, что возле Турнельского дворца.
Бюсси и Диана обменялись влюбленными взглядами, исполненными воспоминаний.
— Как! Эту лачугу? — воскликнул, не подумав, Реми.
— А! Так вы его знаете? — произнес Монсоро.
— Клянусь Богом! — сказал молодой человек. — Как же не знать дома главного ловчего Франции, особенно если живешь на улице Ботрейи?
У Монсоро, по обыкновению, шевельнулись в душе какие-то смутные подозрения.
— Да, да, я перееду в этот дом, — сказал он, — и мне там будет хорошо. Там больше четырех человек не примешь. Это крепость, и из окна за триста шагов видно, кто идет к тебе с визитом.
— Ну и?.. — спросил Реми.
— Ну и можно избегнуть этого визита, коли захочется, — сказал Монсоро, — особенно ежели ты здоров.
Бюсси закусил губу. Он боялся, что наступит время, когда Монсоро начнет избегать и его посещений.
Диана вздохнула. Она вспомнила, как в этом домике на ее постели лежал потерявший сознание раненый Бюсси.
Реми размышлял, и поэтому он первый из троих нашелся с ответом.
— Вам это не удастся, — заявил он.
— Почему же, скажите на милость, господин лекарь?
— Потому что главный ловчий Франции должен давать приемы, держать слуг, иметь хороший выезд. Пусть он отведет дворец для своих собак — это можно понять, но совершенно недопустимо, чтобы он сам поселился в конуре.
— Гм! — протянул Монсоро тоном, который говорил: “Это верно”.
— И кроме того, — продолжал Реми, — я ведь врачую не только тела, но и сердца, и поэтому знаю, что вас волнует не ваше собственное пребывание здесь.
— Тогда чье же?
— Госпожи графини.
— Ну и что?
— Распорядитесь, чтобы графиня уехала отсюда.
— Расстаться с ней? — вскричал Монсоро, устремив на Диану взгляд, в котором, вне всякого сомнения, было больше гнева, чем любви.
— В таком случае, расстаньтесь с вашей должностью главного ловчего, подайте в отставку. Я полагаю, это было бы мудро, ибо в самом деле: либо вы будете исполнять ваши обязанности, либо вы не будете их исполнять. Если вы не будете их исполнять, вы навлечете на себя недовольство короля, если же вы будете их исполнять…