— Вы правы, — сказал герцог. — Отправляйтесь, и, если хотите, я составлю вам компанию.
Молодые люди обменялись вопросительными взглядами. В это минуту в зал вошел Бюсси и кинулся обнимать друзей.
— Э! — сказал он. — Долго же вы добирались! Но что я слышу! Его высочество хочет отправиться в Лувр, чтобы его там закололи, как Цезаря в римском сенате? Подумайте о том, что каждый из миньонов охотно унес бы кусочек вашего высочества под полой своего плаща.
— Но, дорогой друг, мы хотим слегка приласкать этих господ.
Бюсси расхохотался:
— Там будет видно, там будет видно.
Герцог пристально посмотрел на него.
— Пойдемте в Лувр, — предложил Бюсси, — но только одни; а его высочество останется у себя в саду срубать головы макам.
Франсуа засмеялся с притворной веселостью. По правде говоря, в глубине души он был рад, что избавился от неприятной обязанности.
Анжуйцы нарядились в великолепные одежды.
Все они были знатными вельможами и охотно проматывали на шелках, бархате и позументах доходы от родовых земель.
Они шли, сверкая золотом, драгоценными камнями, парчой, встречаемые приветственными возгласами простолюдинов, чей безошибочный нюх угадывал за пышными нарядами сердца, пылающие ненавистью к королевским миньонам.
Но Генрих III не пожелал принять господ из Анжу, и они напрасно прождали в галерее.
И не кто иные, как господа де Келюс, де Можирон, де Шомберг и д’Эпернон, с вежливыми поклонами и с изъявлениями глубочайшего сожаления явились сообщить анжуйцам решение короля.
— Ах, господа, — сказал Антрагэ, потому что Бюсси старался держаться как можно незаметней, — это печальное известие, но в ваших устах оно становится значительно менее неприятным.
— Господа, — ответствовал Шомберг, — вы сама обходительность, сама любезность. Не угодно ли вам, чтобы мы заменили неудавшийся прием небольшой прогулкой?
— А мы как раз собирались просить вас об этом, — с живостью ответил Антрагэ, но Бюсси незаметно тронул его за руку и шепнул:
— Помолчи, пусть они сами.
— Куда бы нам пойти? — сказал Келюс в раздумье.
— Я знаю чудесный уголок возле Бастилии, — откликнулся Шомберг.
— Господа, мы следуем за вами, — сказал Рибейрак. — Идите вперед.
И четверо миньонов, в сопровождении четырех анжуйцев, вышли из Лувра и зашагали по набережным к бывшему турнельскому загону для скота, а в те времена — Конскому рынку, подобию ровной площади, где росло несколько чахлых деревьев и там и сям были расставлены загородки, предназначенные для содержания лошадей.
По дороге наши восемь дворян взялись под руки, и, обмениваясь бесчисленными любезностями, весело болтали о всяких пустяках, к величайшему удивлению горожан, которые уже сожалели, впрочем, о своих недавних здравицах анжуйцам и говорили теперь, что те приехали, чтобы заключить сделку с поросятами Ирода.
Когда пришли на место, Келюс взял слово:
— Посмотрите, что за прекрасный, уединенный уголок и как твердо стоит нога на этой пропитанной конской мочой земле.
— По чести, так, — откликнулся Антрагэ, топнув несколько раз.
— Ну вот, — продолжал Келюс, — мы и подумали, эти господа и я, что вы охотно придете сюда с нами в один из ближайших дней, чтобы составить компанию вашему другу, господину де Бюсси, который оказал нам честь вызвать нас всех четверых разом.
— Это верно, — подтвердил Бюсси ошеломленным друзьям.
— Он нам ничего не сказал! — воскликнул Антрагэ.
— О! Господин де Бюсси знает все тонкости дела, — ответил Можирон. — Ну как? Вы согласны, господа анжуйцы?
— Разумеется, согласны, — ответили трое анжуйцев в один голос, — мы польщены столь высокой честью.
— Вот и чудесно, — сказал Шомберг, потирая руки. — А теперь, если вам будет угодно, давайте выберем себе противника.
— Меня это вполне устраивает, — сказал Рибейрак, в глазах которого горела ненависть к миньонам. — И в таком случае…
— Нет, — прервал его Бюсси, — так было бы несправедливо! Мы все охвачены одним и тем же чувством, значит, нас вдохновляет Всевышний. Мыслями человеческими управляет Бог, господа, уверяю вас. Предоставим же Богу разделить нас на пары. К тому же вам известно, как мало это будет иметь значения, если мы решим, что первый освободившийся приходит на помощь остальным.
— Обязательно, обязательно! — вскричали миньоны.
— Тогда тем более поступим, как братья Горации: бросим жребий.
— Разве они бросали жребий? — спросил Келюс.
— Я в этом совершенно уверен, — ответил Бюсси.
— Что ж, последуем их примеру…
— Минутку, — сказал Бюсси. — Прежде чем определить наших противников, договоримся о правилах боя. Не подобает об условиях боя договариваться после выбора противников.
— Все очень просто, — сказал Шомберг. — Мы будем сражаться насмерть, как сказал господин де Сен-Люк.
— Разумеется, но каким оружием мы будем сражаться?
— Шпагой и кинжалом, — сказал Бюсси. — Мы все владеем этим оружием.
— Пешие? — спросил Келюс.
— А зачем вам конь? Он только сковывает движения.
— Пусть будет так, пешие.
— В какой день?
— Чем скорее, тем лучше.
— Нет, — сказал д’Эпернон. — Мне нужно еще уладить тысячу дел, написать завещание. Простите, но я предпочитаю подождать… Лишние три дня или шесть только усилят в нас жажду боя.
— Вот речь храбреца, — с нескрываемой иронией заметил Бюсси.
— Договорились?
— Да. Мы по-прежнему прекрасно понимаем друг друга.
— Тогда бросим жребий, — сказал Бюсси:
— Еще минуту, — вступил в разговор Антрагэ. — Я вот что предлагаю: давайте разделим беспристрастно и поле боя. По жребию мы разделимся на пары. Разделим же и землю на четыре участка — по участку для каждой пары.
— Хорошо придумано.
— Для первой пары я предлагаю тот прямоугольник между двумя липами… там отличное место.
— Принято.
— А солнце?
— Тем хуже для второго номера, он будет стоять лицом на восток.
— Нет, господа, это несправедливо, — сказал Бюсси. — У нас честный бой, а не убийство. Давайте опишем полукруг и расположимся на нем. Пусть солнце светит нам всем сбоку.
Бюсси показал эту позицию, и она была принята; затем стали тянуть жребий.
Первый выпал Шомбергу, второй — Рибейраку. Они составили первую пару.
Келюс и Антрагэ вошли во вторую.
Ливаро и Можирон — в третью.
Когда прозвучало имя Келюса, Бюсси, рассчитывавший получить его в противники, нахмурился.
Д’Эпернон, видя, что он попал в одну пару с Бюсси, побледнел и был вынужден подергать себя за усы, чтобы вызвать хоть немного краски на лице.
— Теперь, господа, — сказал Бюсси, — до сражения мы принадлежим друг другу. Мы друзья на жизнь и на смерть. Не соблаговолите ли вы пожаловать ко мне на обед?
Все поклонились в знак согласия и отправились к Бюсси, где пышное празднество объединило их до утра.
XLIVГЛАВА, В КОТОРОЙ ШИКО ЗАСЫПАЕТ
За объяснением миньонов с анжуйцами наблюдали сначала король — в Лувре, а затем Шико.
Генрих волновался у себя в покоях, с нетерпением ожидая возвращения своих друзей после их прогулки с господами из Анжу.
Шико издали следил за этой прогулкой, глазом знатока подмечая то, чего никто не мог бы понять лучше, чем он. Уяснив себе намерения Бюсси и Келюса, он свернул к домику Монсоро.
Монсоро был человеком хитрым, но провести Шико ему, конечно, было не под силу: гасконец принес графу глубочайшие соболезнования короля. Ну мог ли граф не оказать ему радушнейшего приема?!
Шико застал главного ловчего в постели.
Недавнее посещение Анжуйского дворца подорвало силы еще не окрепшего организма, и Реми, подперев кулаком подбородок, с досадой ждал первых признаков лихорадки, которая угрожала снова завладеть своей жертвой.
Тем не менее Монсоро оказался в состоянии поддерживать разговор и так ловко скрывал свою ненависть к герцогу Анжуйскому, что никто другой, кроме Шико, ничего бы и не заподозрил. Но чем больше осторожничал граф, тем больше сомневался Шико в его искренности.
“Нет, — говорил себе гасконец, — он не стал бы так распинаться в своей любви к герцогу Анжуйскому без какой-то задней мысли”.
Шико, разбиравшийся в болезнях, захотел также убедиться, не является ли лихорадка графа комедией, наподобие той, которую разыграл перед ним в свое время Никола Давид.
Но Реми не обманывал, и, проверив пульс Монсоро, Шико подумал: “Этот болен по-настоящему и не в силах ничего сделать. Остается господин де Бюсси, посмотрим, на что способен он”.
Шико поспешил к Бюсси и обнаружил, что его дом сияет огнями и весь окутан запахами, которые исторгли бы из груди Горанфло вопли восторга.
— Не женится ли, случаем, господин де Бюсси? — спросил Шико у слуги.
— Нет, сударь, — ответил тот. — Господин де Бюсси помирился с несколькими знатными господами и отмечает примирение обедом, отличнейшим обедом, дозвольте вас уверить!
“С этой стороны его величеству тоже пока ничего не грозит, — подумал Шико, — разве что Бюсси их отравит, но я считаю его неспособным на такое дело”.
Шико возвратился в Лувр и в оружейной палате увидел Генриха, который шагал из угла в угол и сыпал проклятиями.
Король отправил к Келюсу уже трех гонцов. Но все они, не понимая, почему беспокоится его величество, заглянули по пути в заведение, которое содержал Бираг-сын и где каждый носящий королевскую ливрею всегда мог рассчитывать на полный стакан вина, ломоть ветчины и засахаренные фрукты.
Этим способом Бираги сохраняли милость короля.
При появлении Шико в дверях оружейной Генрих издал громкое восклицание:
— О! Дорогой друг, ты не знаешь, что с ними?
— С кем? С твоими миньонами?
— Увы! Да, с моими бедными друзьями.
— Должно быть, они в эту минуту лежат пластом, — ответил Шико.
— Убиты?! — закричал Генрих, и в глазах его сверкнула угроза.
— Нет, нет! Но боюсь, что они смертельно…
— Ранены? И ты еще смеешься, нехристь!