В толпе, собравшейся на развалинах Бастилии, как на Двентинском холме, шнырял худенький бледный юноша; у него были прямые волосы, взгляд его метал молнии; он был одинок, словно орел, которого он позднее возьмет в качестве эмблемы; его никто пока не знает, как, впрочем, и сам он ни с кем не знаком.
Это — лейтенант артиллерии Бонапарт, в отпуске случайно оказавшийся в Париже; именно ему, как помнит Читатель, Калиостро предсказал такую необычную судьбу в тот день, когда граф с Жильбером были в Якобинском клубе.
Кто расшевелил, взволновал, привел в возбуждение эту толпу? Человек мощного телосложения с львиной гривой, ревущим голосом, — человек, которого Сантер застал у себя дома в задней комнатушке, где тот его поджидал; это был Дантон.
В тот час устрашающий революционер, известный нам пока лишь тем, что устроил свалку в партере Французского театра во время представления «Карла IX» Шенье, а также благодаря своему ошеломляющему красноречию в Клубе кордельеров, наконец по-настоящему выходит на политическую арену.
Где черпает силы этот человек, которому суждено сыграть столь роковую для монархии роль? Он получает их от самой королевы!
Злобная австриячка не пожелала, чтобы мэром Парижа стал Лафайет; она предпочла ему Петиона, человека, сопровождавшего ее из Варенна в Париж; едва вступив в должность мэра, он немедленно начал борьбу с королем и приказал оцепить Тюильри.
У Петиона было два друга, сопровождавших его в тот день, когда он входил в ратушу: справа от него шел Манюэль, по левую руку — Дантон.
Из Манюэля он сделал прокурора коммуны, а Дантона назначил его заместителем.
Указав с трибуны на Тюильри, Верньо сказал: «Террор нередко выходил из этого зловещего дворца во имя деспотизма; пускай теперь он возвратится туда во имя закона!»
И вот наступило время, когда прекрасный и страшный образ жирондистского оратора должен был воплотиться в действие; необходимо было отправиться за террором в Сент-Антуанское предместье, чтобы потом толкнуть его с нечленораздельными криками и заломленными руками во дворец Екатерины Медичи.
Кто мог сделать это лучше, чем революционер по имени Дантон?
У Дантона были широкие плечи, властная рука, мощная грудь, в которой билось огромное сердце; Дантон был тамтамом революции; получив удар, он немедленно отзывался мощным гулом, который подхватывала, приходя в неистовство, толпа; Дантон с одной стороны имел влияние на народ через Эбера, с другой — на монархов через герцога Орлеанского; благодаря посредничеству уличного торговца контрамарками и принца крови Дантон располагал целой клавиатурой, каждая клавиша которой приводила в движение молоточек, ударявший по какой-нибудь струне в обществе.
Вы только взгляните на его диапазон: он охватывает две октавы и вполне соответствует его мощному голосу:
Эбер, Лежандр, Гоншон, Россиньоль, Моморо, Брюн, Гюгнен, Ротондо, Сантер, Фабр д'Эглантин, Камилл Демулен, Дюгазон, Лазуски, Силлери, Жанлис, герцог Орлеанский.
Прошу отметить, что мы определяем здесь лишь видимые границы; кто может теперь сказать, до каких глубин опускается и как высоко поднимается его могущество, недосягаемое для нашего взгляда?
Именно эта сила и, поднимала теперь Сент-Антуанское предместье.
Начиная с 16-го человек Дантона, поляк Лазуски, член совета коммуны, начинает, дело.
Он объявляет в совете, что 20 июня оба предместья, Сент-Антуанское и Сен-Марсо, подадут петиции в Собрание и королю по поводу вето, наложенного на декрет о священнослужителях, а также посадят на Террасе фельянов дерево свободы в память о заседании в Зале для игры в мяч и событий 20 июня 1789 года.
Совет отказывается дать разрешение. — Обойдемся без него, — подсказал Дантон на ухо Лазуски.
И тот во весь голос повторяет:
— Обойдемся без него!
Итак, число 20 июня приобретало как видимое значение, так и скрытый смысл.
Первое имело повод: подать петицию королю и посадить дерево свободы.
Второе было понятно лишь посвященным: спасти Францию, Лафайета и фельянов и предупредить неисправимого короля, олицетворявшего собой старый строй, что бывают такие политические бури, когда монарх может сгинуть вместе с троном, короной и семьей подобно королю, которого вместе с людьми и со всем их добром поглощает великий Океан.
Дантон, как мы уже сказали, ожидал Сантера в задней комнатушке. Накануне он просил передать ему через Лежандра, что на следующий день необходимо организовать волнения в Сент-Антуанском предместье.
Утром Бийо появился у пивовара-патриота Сантера и, обменявшись с ним условным знаком, сообщил, что комитет на весь день Прикрепляет его к нему.
Вот каким образом Бийо, казавшийся на первый взгляд адъютантом Сантера, был осведомлен лучше него самого Дантон пришел, чтобы назначить встречу с Сантером на следующую ночь в небольшом домике в Шарантоне, расположенном на правом берегу Марны у самого моста.
Там должны были встретиться все эти загадочные люди, которые вели необычный образ жизни и которые всегда оказываются во главе народных волнений.
Все пришли точно в назначенный час.
Страсти, владевшие ими, были весьма разнообразны. Откуда они брали свое начало? Об этом можно лишь догадываться. Одни из этих людей действовали из любви к свободе; другие, как Бийо, — и таких было много — стремились отомстить за полученные оскорбления; немало было и таких, кого толкали на борьбу ненависть, нищета, дурные наклонности.
На втором этаже находилась запертая комната, куда имели право входить только руководители; они выходили оттуда после того, как получали точные и ясные указания; можно было подумать, что это Дарохранительница, в которой неведомые боги хранят приговоры.
На столе была разложена огромная карта Парижа. Дантон указывал на ней истоки, притоки, реки и места слияний этих ручейков, речек и больших людских рек, которые на следующий день должны были затопить Париж.
Площадь Бастилии была указана как место сбора, куда сходится восставшие из Сент-Аитуанского предместья. Арсенального квартала, предместья Сен-Марсо; целью всех их был Тюильрийский дворец.
Бульвар был широкой и проторенной дорогой, по которой надлежало катить ревущим волнам этого бурного потока.
Для каждого из участников встречи было предусмотрено свое место; они поклялись занять их в назначенное время и разошлись.
Общим паролем было: «Покончить с дворцом!»
Каким образом они собирались с ним покончить?
Это представлялось весьма смутно.
Весь день 19-го скопления народа наблюдались на, площади Бастилии, в окрестностях Арсенала и в Сент-Антуанском предместье.
Вдруг в одной из групп появилась отважная и устрашающая амазонка, одетая в красное, вооруженная заткнутыми за пояс пистолетами и с саблей на боку, той самой, которой суждено было нанести Сюло восемнадцать ран и поразить его в самое сердце.
Это была Теруань де Мерикур, красавица из Льежа.
Мы уже видели ее на Версальской дороге 5 октября. Что произошло с ней после?
Льеж восстал: Теруань пожелала прийти на помощь отечеству; в дороге она была задержана шпионами Леопольда, после чего ее полтора года продержали в австрийской тюрьме.
Сбежала ли она? Выпустили ли ее? Подпилила ли она прутья решетки? Соблазнила ли своего тюремщика? Все это так же таинственно, как начало ее жизни, и столь же ужасно, как ее конец.
Как бы то ни было, она возвращается на сцену! Вот она перед нами! Из богатой куртизанки она превратилась в уличную проститутку; знать платила ей золотом, которым она впоследствии заплатит за кинжалы с насечкой, за инкрустированные пистолеты; ими она и поразит своих врагов.
Народ узнает ее и встречает громкими криками.
Как вовремя появляется она, эта прекрасная Теруань, в своем алом одеянии перед кровавым праздником завтрашнего дня!
Вечером того же дня королева видит, как она скачет верхом на коне вдоль Террасы фельянов, устремляясь с площади Бастилии на Елисейские поля, с народного сборища на патриотический банкет.
С мансард Тюильрийского дворца, куда, заслышав крики, поднялась королева, она видит накрытые, столы; вино течет рекой, звучат патриотические, песни, и, поднимая тосты за Собрание, за Жиронду, за свободу, сотрапезники грозят Тюильрийскому дворцу кулаками.
Актер Дюгазон распевает куплеты, высмеивающие короля и королеву, и те, сидя во дворце, могут слышать, как каждый припев сопровождается дружными аплодисментами.
Кто же эти сотрапезники?
Депутаты из Марселя, которых привел Барбару: они прибыли накануне, 18 июня.
10 августа они ворвались в Париж!
Глава 1520 ИЮНЯ
В июне солнце встает рано.
В пять часов утра уже были подняты батальоны.
На сей раз восстание было хорошо подготовлено; оно принимало вид иноземного вторжения.
Толпа признавала командиров, подчинялась их приказаниям, каждый отряд занимал отведенное ему место, не нарушал строя, имел свое знамя.
Сантер сидел верхом на коне в окружении штаба, состоявшего из жителей предместья.
Бийо с ним не расставался; можно было подумать, что он исполняет чью-то волю, приглядывая за Сантером.
Восставшие разделялись на три батальона:
Сантер командовал первым из них;
Сен-Гюрюж — вторым;
Теруань де Мерикур — третьим.
К одиннадцати часам утра по приказу, доставленному незнакомцем, необъятная толпа двинулась в путь.
В минуту отправления с площади Бастилии она состояла примерно из двадцати тысяч человек.
Войско это представляло собой чудовищное, нелепое, устрашающее зрелище!
Батальон под командованием Сантера был наиболее дисциплинированным из всех; среди его людей числилось немало бывших солдат, вооруженных ружьями и штыками.
А вот два других были поистине войском народного ополчения: люди были в лохмотьях, бледные, изможденные; четыре года недоедания и дороговизны из-за нехватки хлеба, и в эти четыре года — три революции!
Вот из какой бездны явилось это войско.