Сестра была в платье черного бархата с белым кружевным воротником, платье весьма недурном, да и сама она хоть и немолода, но красива необычайно. Только вот Агнес сразу поняла, что красота эта деланая. Женщина оказалась много старше, чем выглядела. Агнес же была в своем естественном виде. Ни к чему ей красота сейчас, лишь лишний расход силы будет.
– Ну, здравствуй, сестра, – сказала ей женщина.
И тут же перед глазами девушки все поплыло. Темнота вдруг стала на нее опускаться. Морок. Дура, неужели она думает, что сможет мороком с Агнес справиться. Девушка лишь едва заметно встряхнула головой – и все разлетелось, снова стало светло. Впрочем, баба сильная. Сила чувствовалась в ее голосе. Голос у нее мягкий, воркующий, обволакивающий и завораживающий, таким голосом мужчин с ума можно сводить. Но девушка и на магию ее чарующего голоса не поддастся. Она смотрела на женщину внимательно, нового подвоха ждала, руку с рукояти кинжала не убирала.
Агнес молчала и ждала, что будет дальше, а баба продолжала ласково, словно с приятельницей говорит, а не с соперницей:
– А я знала, что ты придешь.
Врет! Врет! Врет! Агнес порадоваться хотела, но побоялась преждевременности этой радости. Словно боялась птицу вспугнуть. Если бы баба ждала ее, так людей добрых полный дом собрала бы, а людей в доме не оказалось, бабы одни, прислуга. А почему врет? Зачем ей врать? А затем, что не ждала она девушку. И не думала даже о том, что та может так внезапно нагрянуть. Что Агнес рядом, она поняла в последний момент, когда девушка уже в доме ее была, не раньше. Вот и врет теперь, чтобы сильной казаться. Сильней, чем есть на самом деле.
Женщина ждала, что Агнес ей ответит, но дева стояла, смотрела на нее и думала, и думала, и думала. Думала о том, почему та врет, почему к окну не встала. И вдруг поняла… Как озарение на нее нашло. Сестра как почувствовала, что Агнес в доме ее, так стала что-то прятать. Что-то ценное. Самое ценное. И что самым ценным для любой сестры быть может? Конечно, стекло! Что же еще? В этом и крылась слабость женщины: она очень боялась потерять свою ценность. Агнес опять готова была порадоваться, но вновь побоялась, что радость будет преждевременной.
И опять у нее поплыло все перед глазами, так спать захотелось, но девушка снова с легкостью развеяла это, лишь слегка взмахнув рукой с кинжалом. Нет, не так уж и сильна была сестра, как казалось поначалу.
Тут она и спросила холодно и даже строго:
– Ну и где он?
И поняла, что угадала. Бабу как ударили, да так, что она едва не потеряла свой красивый вид. Женщина сжала руки, к груди их приложила, но не ответила, лишь задышала тяжело, а девушка уже по-хозяйски пошла в комнату, приблизилась к столу. Остановилась и вдруг резко заглянула под столешницу, приподняв скатерть, сама так и не поняла зачем, но после этого спросила снова:
– Где он? Отвечай!
– Не смей, жаба, так со мной разговаривать! – сквозь зубы проговорила женщина. – Не выйдешь ты отсюда, сварю тебя да скормлю свиньям.
Но Агнес уже знала, что это пустое, пыжится сестра, раздувается, чтобы больше казаться, на самом же деле уже боится гостью. Уж в этом девушка была уверена, уж страхи людей она чувствовала лучше всех и страх этот вдыхала с удовольствием, сильнее от него становилась. Она уже знала, что победила, что страх разъест бабу быстрее, чем купорос – глаза.
Агнес так же неторопливо пошла вдоль стола. И чем дальше шла, тем беспокойнее становились руки сестры, тем сильнее от нее воняло страхом. Девушка улыбалась, она понимала, что на верном пути. И сейчас главное – не спешить, не торопиться, дожимать бабу, ломать ее не спеша.
Так она дошла до конца стола и снова спросила:
– Отвечай, где ты его прячешь? Все равно ведь найду.
Она смотрела на бабу, а та уже забыла свои попытки пугать девушку и неотрывно следила за ней. Агнес улыбалась. Она уже знала, что отнимет такое вожделенное для нее стекло.
– Говори, старая, говори, где он? Ну? Иначе резать тебя буду. Живьем резать, а это больно! – со страшной улыбкой говорила девушка. – С морды твоей напускной начну, чтобы настоящую увидеть.
Девушка глаз с нее не сводила, ждала, ждала, ждала… И увидела Агнес, как глаза бабы, зрачки ее серые, чуть дернулись. Выдала себя баба.
Дева посмотрела туда, куда косилась баба. А там у каминной стены три сундука, и лишь на одном из них, на том, что ближе всего стоял к окну, нет замка. Не успела, значит, баба его запереть. Девушка улыбнулась: не успела, а говорила, будто ждала, будто знала, что Агнес придет. Тварь лживая.
Вот теперь девушка не медлила, была быстра, сразу кинулась к сундуку. Баба заорала истошно, грубо и хрипло, как мужик, куда только голос воркующий делся, и бросилась ей наперерез.
Агнес лишь крикнула ей строго:
– Замри!
Баба была раздавлена, она уже не могла сопротивляться девушке, так и застыла: руки тянулись к Агнес, а лицо перекошено не то от страха, не то от злобы. И лопотала при этом несуразицу, словно от вина у нее язык заплетался. А девушка подошла к ней, посмотрела в глаза, удовлетворенно поднесла кинжал к лицу бабы и произнесла сквозь зубы:
– Вот так и стой, не шевелись даже… Ишь ты, кобыла ретивая…
Она, стараясь не спускать глаз с женщины, наклонилась к сундуку, откинула крышку. Тут баба застонала, словно от боли.
– Тихо, я сказала, – прошипела девушка и наконец заглянула в сундук.
Заглянула и растерялась на мгновение. Нет, там лежал не шар. Там на дне, свернувшись калачиком, прятался мальчик.
Агнес взглянула на бабу.
– Даже не думай шевелиться! Иначе… – Она показала ей кинжал и после наклонилась, схватила мальчишку за шиворот, стала его из сундука вытаскивать. – Вылазь, вылазь, крысеныш.
Мальчик захныкал, что Агнес очень не понравилось, она поднесла кинжал к его лицу и сказала:
– Даже не думай рыдать. Я того не выношу. Зарыдаешь – я тебя распотрошу. Понял?
Хоть и стояли у мальчишки в глазах слезы, но голос девушки был столь убедительным, что он только кивнул в ответ да носом шмыгнул.
Он был пригож, лет семи-восьми, причесан ладно, в хорошей одежде. У девушки не оставалось сомнений, что это сынок бабищи. Вот из-за чего баба не смогла ей сопротивляться, вот отчего была слаба. Она стала бояться Агнес, как только та переступила порог ее дома. И страх ее разъел, парализовал.
Как все удачно сложилось. Агнес размышляла, поглядывая то на мальчишку, то на бабу. А думать она умела быстро. Сюда ехала она, полагала, что придется сразиться с бабой. Если получится победить – забрать у нее стекло, а саму ее убить, чтобы не мешала господину. А уже Железнорукого они с господином вместе как-нибудь одолеют. Но теперь все переменилось. Теперь все могло еще лучше стать.
Она так и держала мальчишку за шиворот и, не отпуская его, сказала бабе:
– Давай стекло.
– Не убивай его, – прохрипела баба, бледнея до цвета полотна.
– Давай стекло, тогда не убью.
Женщина сразу кинулась к камину, там на верхней полке стоял ларец красивый, она схватила его, поднесла Агнес, раскрыла перед ней. Девушка сначала удивилась: шар был маленький, вернее, меньше, чем у господина, и был он бело-желтого цвета, как самые жирные сливки, совершенно непрозрачный. Но у девушки не возникло и тени сомнений, что сие вещь истинная, а не те подделки, что присылали детоубийце всякие его знакомые.
– Не убивай его, – все так же прохрипела баба, протягивая ей ларец.
– Ладно, – сказала Агнес, забирая ларец и смеясь. – Я даже тебя не убью. Но встань на колени передо мной.
Бабу уговаривать не пришлось, она сразу рухнула перед девушкой на колени.
– А ну-ка, покажи мне свое настоящее рыло, сестра, – потребовала Агнес.
Женщина сразу стала меняться. Теперь она уже не была прекрасна. Лицо изможденное, лицо женщины, что давно уже немолода. Девушка склонилась ближе.
– Вот ты какая, а муж-то твой тебя настоящую видел?
И не успела баба ответить, как Агнес полоснула ее по лицу кинжалом, от виска к носу, через глаз. Ударила с силой, чтобы наверняка располосовать глаз.
Баба хрипло вскрикнула, а потом стала противно завывать, схватилась за глаз руками, кровь полилась на ее платье, на паркет.
– Мой глаз, мой глаз!.. – выла баба.
Агнес ее завывания показались забавными.
– Это тебе на память обо мне, – смеясь, сказала девушка.
Она вытерла кинжал о скатерть, затем спрятала его в ножны, под мышку взяла ларец со стеклом, прежде еще раз убедившись, что оно там, а потом и мальчишку схватила за шиворот и поволокла его к выходу.
– Не убивай его, не убивай, молю… – кричала ей вслед баба, но Агнес уже спускалась по лестнице.
Если бы ей потребовалось, она бы убила его не задумываясь, но мальчик был нужен ей живым. У нее появился план.
Глава 11
– Шевелись, крысеныш, – шипела девушка, подталкивая его к карете, – быстрее иди, не то сварю тебя и сожру. Или свиньям скормлю.
А уже солнце встало, кругом горожане по делам своим шли-ехали, когда Агнес толчками и пинками гнала мальчишку по улице. Все, проходившие мимо, смотрели на них удивленно, но никто не вмешивается.
Так они добежали до кареты, Ута увидела госпожу издалека, вышла из кареты, дверь открыла заранее. Как Агнес подвела мальчика, так служанка его, как куль, схватила и закинула внутрь.
– Гони что есть мочи, Игнатий! – крикнула девушка, прежде чем запрыгнуть в карету. – До полудня мне у господина надо быть!
– До полудня? – удивился кучер. – Коней запалим, госпожа.
– Черт с ними, гони! – велела Агнес, усаживаясь на подушки.
Карета, распугивая людей и всякую мелкую живность, полетела по улицам Ламберга прочь из города, к мосту, на юг.
Агнес смотрела на мальчика, понимая, что ей достался редкий трофей.
– Ну и как тебя звать? – спросила она.
– Георг Эйнц Фердинанд фон Эрлихенген, госпожа, – тихо отвечал мальчишка.
Девушка и раньше так думала, а теперь у нее не было сомнения, что это сын ведьмы и Железнорукого. Агнес даже забыла про шар, который лежал в шкатулке рядом с ней на диване. Она думала, как лучше поступить с мальчишкой.