Полковник отпустил капитана отдыхать, а сам, закончив со своими сокровищами, пошел поглядеть своих гвардейцев. Рене уехал топить мужиков, поэтому вместо него были Мальмериг и Роха, они набрали из запасов мужиков хорошего доспеха на два десятка людей, взяли приличных коней.
– Прямо жандармы! – восхищался молодой ротмистр Мальмериг, оглядывая переодетых в добытый доспех гвардейцев.
– Ну… Вы уж не преувеличивайте, – бубнил Роха в бороду, хотя и сам был видимо доволен зрелищем.
Гвардейцы построились, каждый держал под уздцы своего коня. Волков, Максимилиан, Фейлинг проехали вдоль строя.
Доспех у всех оказался отличный, но легкий, для пехотного боя, оружие тоже хорошее: у стрелков аркебузы, а из холодного они набрали себе эспад и кацбальгеров. У пехотинцев и клевцы в руках, и топорики. Волков остановился около сержанта пехотинцев, тот, как и было положено ему по званию, держал в руке протазан. Доспех новый, стеганка новая, подбородок спрятан за крепкий бувигер, шлем до бровей, но на щеках и под носом видно седую щетину.
– Я тебя помню, как твое имя?
– Сержант Хайценггер, господин.
– С завтрашнего дня, сержант Хайценггер, к тебе больше никто не будет обращаться на «ты», с завтрашнего дня ты прапорщик и охрана штандарта. Ну и моя охрана тоже. Своим людям скажи, что теперь они доппельзольднеры.
– Спасибо, господин! – обрадовался сержант и тут же закричал: – Ребята, с завтрашнего дня у вас у всех двойное жалованье!
– Эшбахт! – сразу отозвались солдаты. – Эшбахт!
Волков поехал дальше и остановился напротив сержанта стрелков.
– Вермер.
– Да, господин.
– Ты тоже с завтрашнего дня прапорщик. Стрелки и так неплохо получают, но раз уж начали… С завтрашнего дня у твоих людей двойная зарплата.
Солдаты снова славили его. И он был доволен. И солдаты, и стрелки, и оба будущих прапорщика одним видом своим могли обратить нестойких людей в бегство. Теперь можно было и нанести визит в город Ламберг, осмотреть свой новый дом.
После обеда, взяв с собой инженера Шуберта, Максимилиана, Фейлинга, гвардейцев, два десятка саперов и целую дюжину телег, Волков поехал на запад, к мосту, что вел к Ламбергу. Денек был прекрасный: солнце светит в небе над лугами, звонко кричат малые птицы, у реки солдаты Рене топят мужиков.
Капитан выехал к нему навстречу, стал жаловаться:
– Веревок, чтобы вязать сволочей, у нас нет, а если бросать их в воду несвязанными, многие уплывают. Думали, если сломать им руки, они будут тонуть, так они и со сломанными руками уплывают. Очень это хлопотное дело – изводить хамов.
Слушать все это полковнику не хотелось, он поморщился.
– Рене, дождитесь, пока вам привезут веревки, и вешайте их как положено.
– Осталось потопить человек тридцать, на этом закончу.
А тут один из тех мужиков, что сидел на песке и ждал своей очереди, вскочил, и так как был он молод, то легко увернулся от солдата, что их охранял, кинулся к Волкову с криком:
– Господин, господин!..
Волков подумал, что он будет просить пощады, и сразу дал коню шпоры, но подлец бежал к нему, пока его не свалили на землю гвардейцы, но и сидя на земле хитрый хам продолжал орать:
– Коли ответите на вопрос, так я приму причастие пред казнью!
Теперь игнорировать дерзкого мужика Божий Рыцарь не мог, кавалер остановил коня.
– Ну спрашивай.
– Так вы тут главный? – спрашивал мужик, пытаясь подняться, но гвардейцы ему не давали: пусть на коленях стоит перед полковником. – Вы тот самый Инквизитор?
Причем спрашивал он громко, почти орал, чтобы все слышали. Мерзавец пытался сделать из их разговора зрелище.
– Да, я и есть тот самый Инквизитор, которого Господь прислал, чтобы вразумить вас, – так же громко отвечал Волков.
Он понимал, что все это неспроста, что мужик хочет его посрамить, хотя пока не понимал, как он будет это делать. И кавалер оказался прав. Тут же невдалеке стоял брат Ипполит, четки теребил, лицо его выражало озабоченность. Видно, он уже знал, что за вопрос задаст кавалеру бойкий хам. Видно, и священнику уже его задавали.
– Раз вы пришли от папы усмирять нас, так и в Писании должны быть грамотны, – орал мужик.
– Спрашивай уже.
– Хорошо, ответьте на вопрос: когда Адам пахал землю, а Ева пряла пряжу, где тогда был господин? – прокричал мужик, он был доволен собой, он знал, что ответа на этот вопрос нет, ведь во времена Адамы и Евы никаких господ не было, так было в Писании сказано.
Но разве мог какой-то мужик, глупец от сохи и навоза, поставить в тупик человека, что читал книги на трех языках. Волков лишь усмехнулся и отвечал так, чтобы достоинство криком не ронять, но и так, чтобы слышали его все ближние:
– Пора тебе, дураку, знать, что дело господское – это война. Чтобы мужик землю спокойно пахал, господин должен при мече и шпорах в седле сидеть. И когда Адам пахал, а Ева пряла и ткала, господин был на войне. Как ему Богом и отведено.
– На войне? – Мужик скривился. Он уже не кричал, ответ его удивил, но он еще не сдался. – На какой же войне он был, уж не расскажете? С кем же господа воевали в те времена?
И на этот вопрос у кавалера имелся ответ.
– С воинством сатанинским. Как и сейчас. Пращуры наши были воины Господа, мы – наследники архангелов, а вы, еретики, дети демонов и чертей. Как было прежде, так и сейчас идет.
Мужик явно не ожидал такого ответа, он был ошарашен. А монах стоял и довольно улыбался.
– Брат Ипполит, дай причастие и отпусти грехи душе этой заблудшей, – сказал Волков и тронул коня. Он был доволен собой.
Дом беглого рыцаря Эйнца фон Эрлихенгена Железнорукого и его супруги не шел ни в какое сравнение с домами Волкова. Даже дом графа Малена в одноименном городе и тот был меньше и старее.
Телеги и всадники, что приехали с полковником, едва не перегородили улицу; стали собираться зеваки. Люди пришли посмотреть на того, кто побил храбрых мужиков, которые несколько лет были их соседями, и для кого бургомистр собирал с них серебро. Сержант стрелков Уве Вермер спросил у кавалера, не разогнать ли зевак, но Волков только махнул рукой: нет нужды, пусть стоят.
Фейлинг помог кавалеру спешиться, и они пошли в дом. Да, Агнес не шутила, когда говорила, что мебель в доме хороша. И в спальне было что взять, и в других комнатах. И книги остались после Агнес, и всякое другое.
– С чего начать? – спросил инженер Шуберт. – Что будем грузить в первую очередь?
– Все, – ответил кавалер, разглядывая мебель в спальне. – Кровать так не вынести, придется разбирать. Сможете?
– Конечно, – отвечал инженер. – Но до вечера не управимся, да и телег мало взяли.
– Не торопитесь, вывезете все в сохранности – получите награду. – Волков не стал мелочиться. – Сто талеров. Но прошу вас следить, чтобы работники ваши не воровали.
– Прослежу. Буду стараться, – пообещал Шуберт. – Я еще не смотрел чердак и подвал, но думаю, что за пару дней все вывезем.
Волков пошел по дому дальше, разглядывал другие покои, а тут по лестнице к нему навстречу показался бургомистр Мартинс со своими людьми. Толстяк стал кланяться.
– Узнал от людей, что вы тут, думаю, врут, а увидал ваше знамя, так понял – не врут, поспешил засвидетельствовать…
– Сколько стоит этот дом? – прервал его кавалер.
– Десять тысяч с мебелью и имуществом, – сразу ответил Мартинс.
– Десять? – не поверил Волков. Дом в Ланне, в котором сейчас жила Агнес, был в два, а может, и в три раза меньше, а стоил в два раза дороже. – Такой дом – и всего десять тысяч?
– Город у нас небольшой, – стал объяснять бургомистр, – стен нет, гарнизона нет, поэтому богатые люди тут жить не желают. Только господин кавалер фон Эрлихенген и решился его купить.
«При ваших-то деньгах давно могли построить стены».
– Купите у меня этот дом, отдам за восемь тысяч, – сразу назначил цену Волков.
– Я? Но у меня нет таких денег! – стал говорить Мартинс, даже к спутникам своим обернулся как к свидетелям.
– Так купите в казну города, – сразу нашел выход кавалер. – И еще, – прибавил он, пока Мартинс не опомнился, – моим людям нужны сюрко. – Бургомистр вытаращил на него глаза. – Ну, это ваффенрок, что надевается поверх доспеха, из хорошей материи, ваши портные должны знать, что это, можно без моего герба, достаточно бело-голубых квадратов, двадцати двух штук мне хватит.
– Но… Но… В казне сейчас совсем нет денег, – начал хныкать толстяк, – мы только что собрали вам двадцать тысяч талеров, а еще дом выкупить, веревки, ваши одежды… И телеги с лошадьми вы так и не вернули… И те, что мы вам отправим, не вернете… Наверное…
А Волков стал довольно бесцеремонно тыкать пальцем в его жирную грудь.
– Милейший, пока мужичье грабило купчишек и всю округу, вы неплохо разжирели на торговле с ними. Когда мои люди узнали, сколько золота ландскнехты вытрясли из ваших соседей в Рункеле, мне стало трудно их останавливать. – Он погрозил бургомистру пальцем. – Если не будете помогать, мои силы могут и иссякнуть. И пара тысяч злых и голодных людей придут к вам сюда, чтобы заглянуть в ваши сундуки, а заодно и под юбки ваших жен. Уверяю вас, господа, их визит придется вам не по душе.
– Мы всё поняли, – пролепетал бургомистр. – Я попробую убедить горожан найти еще денег.
– Да уж потрудитесь. – И Волков, не попрощавшись, пошел по дому дальше осматривать мебель и на удивление хорошую обивку стен.
Крепкая материя, серо-голубая, с узорами из серебряных листочков. Изысканно, тонко. У Железнорукого или его ведьмы был неплохой вкус. Тут кавалер неожиданно для самого себя подумал, что такая обивка пришлась бы по вкусу Бригитт. Почему он вспомнил сейчас про эту красивую женщину? Потому что захотел ее увидеть, показать ей эту обивку? А еще вспомнил про то, что у нее сейчас, наверное, веснушки высыпали на лицо. И на плечи, и на спину. Как раз время для них.
А еще вспомнил, что не писал ей. Ни ей, ни жене. За последние две недели, как вывел обоз из лагеря, так он не вспоминал о Бригитт. Но теперь вдруг, оглядывая богатый дом, вспомнил. А ведь она беременна. И живет в доме, где есть люди, которые ее ненавидят.