– При чем здесь этот камень? – раздражаясь, спросил Волков. – Ты про баржу можешь сказать?
– Вот и я в тот раз думал: при чем тут камень? – спокойно продолжал паренек, глядя в реку. – Только теперь скумекал, что камнем он место пометил, потому как в другое время и берег поменяется после паводка, и зелень кругом нарастет, а камень останется. Вон он, тот камень. – Руди Кольдер указал рукой на немалой величины камень, лежащий в траве. – А значит, лодка потонула как раз тут.
Надежда стала греть душу кавалера: кажется, парень знал, о чем говорил.
– Может, нырнешь, найдешь баржу, достанешь серебра, так сразу дам тебе десять монет.
– Нырну, чего же не нырнуть, авось вода уже не так холодна, как была в тот раз, – согласился Руди и стал разуваться.
Глава 24
Волков знал, что мальчишка нашел серебро, еще до того, как ему о том крикнули с лодки, потому что сначала над водой появилась худая рука Руди Кольдера, а уж потом и голова. Кто-то из лодки потянулся к его руке, но Руди небрежно кинул белый предмет в лодку. А уж там предмет схватил лодочник, поднял над головой и, повернувшись к берегу, закричал:
– Господин, нашли! Тут серебро…
Волков, волновавшийся до сих пор, вздохнул, сел на поросший свежей ярко-зеленой майской травой берег и повторял негромко:
– Вот так день выдался, вот так день!
Он дождался, пока сын золотаря вынырнет еще раз и опять закинет в лодку три или четыре белых «ломтика». И потом позвал:
– Максимилиан.
– Я тут, генерал, – откликнулся знаменосец.
– Нужно послать в город, купить сундуков пару с замками и весы. И найти в обозе веревку и крепкий парусиновый мешок.
– Сейчас распоряжусь и все отыщу, – сказал Максимилиан и ушел.
А кавалер, не в силах сидеть, встал, дошел до воды и крикнул только что вынырнувшему парню:
– Руди! Много там серебра?
– За день все не вытащим! – прокричал ему в ответ сын золотаря. – Я беру только то, что из ящиков выпало, его тут кучи, и несломанных ящиков еще много!
– Подумай, как ящики поднимать! – кричит ему генерал.
– А думать тут нечего: у ящиков ручки есть, веревку принесете – так и поднимем ящики.
Веревку и мешок принесли. И тут уже начали серебро вытаскивать как следует. Пока пара мужиков, нырнув, привязывала ящик, Руди и еще один мужик, нырнув, собирали в мешок рассыпанные бруски. Как в мешке было достаточно серебра, так они дергали за веревку: тяни.
Время еще и к полудню не подступило, а лодка первый раз к берегу поплыла. И уставшие от ныряний мужики стали разгружать тяжеленные ящики, шесть штук, да небрежно выбрасывать на прибрежный песок десятки слитков серебра. Волков поднял один из слитков. Края ровные, отлили хорошо. Никаких сомнений – чистейшее серебро, еще и с клеймом одного из князей Экссонии.
– Вот так день выдался, – повторил он негромко. – И перевязь генеральская, и серебра горы. – Он повернулся к мужикам: – Ну, выгрузили – плывите остальное доставайте.
– Господин, пообедать бы, – сказал один из мужиков.
– До обеда еще время есть, – ответил ему генерал. – Плывите и доставайте серебро, обед для вас будет с пивом и из офицерской кухни. И награжу всех. Но отдыхать будете потом, как все выловим.
Когда после обеда приехал Максимилиан и в телеге привез два сундука и хорошие купеческие весы, то на берегу уже была большая куча рассыпного серебра и стояло восемь ящиков. Волков подошел к телеге и, взглянув в нее, сказал:
– Весы привезли хорошие, а вот сундуки малы будут.
– Господи! Сколько же здесь серебра! – воскликнул знаменосец.
– Мужики прикинули, что в каждом ящике пуда два, не меньше, а россыпью… – Волков прикинул на глаз, но потом покачал головой, – даже не знаю, сейчас взвешивать будем.
Ближе к вечеру ныряльщики, не дожидаясь разрешения генерала, велели хозяину лодки плыть к берегу. Волков уже хотел спросить, чего это они бросили работу, но Руди Кольдер опередил его, прокричав с лодки:
– Солнце уже низко, господин. Не видно ничего в воде. Темень там.
Кавалер после этого ничего говорить не стал, а послал одного гвардейца на кухню за едой для ныряльщиков. В лодке, когда она причалила к берегу, он увидал еще три ящика с серебром и кучу слитков на дне.
По итогам дня получилось: в каждом из ящиков оказалось по два пуда чистого веса металла. То есть в двадцати выловленных к вечеру ящиках было сорок четыре пуда.
– И еще девять пудов и четыре слитка россыпью, – добавил Максимилиан, который вместе с Фейлингом взвесил на больших купеческих весах все рассыпное серебро, – всего пятьдесят три пуда серебра. Нам нужны еще сундуки.
– Пятьдесят три пуда, – повторил за ним кавалер. – Один пуд – это две с лишним тысячи талеров Ребенрее.
– Ух ты, так это… – Курт Фейлинг прикинул в уме, – это сто тысяч талеров!
– Серебро – это еще не талеры, – резонно заметил Волков.
– Так найдем в Малене чеканщиков, они нам начеканят из этого серебра монет, – предложил оруженосец.
– Возможно, – задумчиво отвечал генерал, – возможно, чеканщики в Малене и найдутся, но если об этом узнает герцог, то мне и чеканщикам, а возможно, и вам, мой юный друг, отрубят головы.
– О! – удивился Фейлинг.
– Да, именно так. Тайную чеканку своей монеты любой князь посчитает делом худшим, чем предательство. – Фейлинг, задумавшись, примолк, а Волков продолжил: – Максимилиан, вам с сержантом Вермером придется остаться тут на ночь, чтобы никому в голову не пришло понырять в темноте.
– Хорошо, я прослежу.
– Хайценггер.
– Я тут, господин.
– Телеги нужны, я тут серебро на ночь оставлять не хочу. Пошли в лагерь кого-нибудь, пусть найдут Мильке. Требуется не менее десяти телег, и то за один раз не управиться. В общем, займись перевозкой серебра.
– Да, господин.
Пока дожидались телег, пока отвозили серебро в лагерь, наступила ночь. Кавалер собрался ужинать в темноте. В шатре, в духоте, сидеть не хотел, просил ужин подать на улице. Аппетит у него был отменный, еда вкусна, а вино отлично. Ко всему этому не хватало ему собеседника, очень ему хотелось поделиться с кем-нибудь и радостью, и мыслями, и тревогами. Ну не с денщиком же. И как будто Господь его услыхал – пришел полковник Брюнхвальд.
Поначалу Волков обрадовался товарищу, да вот только тот вид имел озабоченный такой, что даже и при свете одной лампы, что стояла на столе, кавалер увидал эту озабоченность.
– Что случилось, Карл? – позабыв про свои радости, спросил Волков.
– Сержанты говорят, что среди солдат пошел разброд, – произнес Брюнхвальд.
– Что? – искренне удивился генерал. Он думал, что солдаты им довольны, сегодня же только чин его поддержали. – В чем дело, Карл? Что им не так?
– Вы на берегу целыми днями находитесь… Вы не видели, что у восточного моста на Рункель купцы целым табором встали, скупают все, что вы дозволили продать, казна солдатских корпораций полна серебром, девки со всей округи собрались, пивовары везут и везут сюда пиво.
– Так солдатам-дуракам радоваться нужно.
– А они не радуются.
– Отчего же? – не понимал генерал.
– Слух по лагерю пошел, что вы войско распускать после кампании не намерены, что вы их на горцев поведете. А им очень того не хочется. – Брюнхвальд развел руками: вот так вот.
«Ах вот оно что». Теперь Волкову все стало ясно. А Карл продолжал:
– Говорят, что добыча очень велика, солдаты думают деньги от добычи получить да по домам разойтись.
«То явление обычное, одно дело – на тяготы похода и даже на смерть с пустым животом и с пустым карманом идти, и совсем другое – когда сыт и мошна полна серебра. Сытому да с деньгой погибать нет никакой охоты, никакой».
Он и сам таким был. Сам, получив хорошую прибыль с добычи, воевать более не хотел и с другими солдатами требовал от офицеров расторжения контракта с нанимателем, что хотел продолжить кампанию.
– Сержанты, значит, говорят? – Волков отбросил вилку. – И разговоры такие ходят в нашем полку?
– В нашем молчат, в нашем солдаты вас знают, на такое не осмелятся, но я уверен, что думают так же. Это у Эберста, у кавалеристов говорят. А значит, и среди ландскнехтов такие разговоры ходят.
– Карл, это очень важно, – сказал Волков твердо и притом ногтем указательного пальца стал стучать по столу, – мне нужно разбить горцев, и как следует разбить, иначе мира с ними нам не видать. А пока мира с ними не будет, с герцогом мне не замириться.
– Я понимаю. И готов помогать вам, друг мой, по мере сил. Но что мы будем делать сейчас? Дело непростое, как только они получат свои доли добычи, так…
– Устроят мятеж?
– Ну или начнут требовать роспуска войска.
– Контракты у всех до первого сентября. Начнут разбегаться – буду вешать.
– Они будут саботировать ваши приказы, на марше плестись, телеги ломать, лошадей портить и при первом деле, при первой стычке с горцами начнут разбегаться.
Волков вздохнул, все это ему было знакомо, сам такое видел, и не раз.
– Кто же солдатам сказал о наших планах идти на кантоны?
– Не кто иной, как наши офицеры, – сразу ответил Брюнхвальд. – Они тоже получат немало денег, к чему им еще война? Может, новые штабисты воду мутят?
– Нет, – Волков покачал головой, – им деньги нужны, они как раз доли в добыче не получат. Они лишь на жалованье рассчитывают, им, наоборот, подольше повоевать хочется.
– Значит, кто-то из других офицеров, – продолжил полковник. – Да и не важно оно уже, нужно думать, что делать.
– Может, с солдатами поговорить? – предложил кавалер и сам от своих слов усмехнулся: что за дурь предложил? Усмехнулся и задумался.
– Нельзя идти на поводу у солдат, вот что я знаю точно, – произнес Брюнхвальд прервав его размышления.
– У вас есть мысли, Карл?
– Нужно действовать быстро, смело и решительно, как вы умеете, друг мой, – отвечал полковник. – Думаю, что нужно арестовать казну корпораций.
– Арестовать?