– Уж то мое упущение, – фон Тишель поклонился, – теперь же я его исправлю. Этот юноша – мой младший сын Конрад. И мы с ним взяли на себя смелость явиться без приглашения, чтобы свидетельствовать свое восхищение вашими победами, господин полковник.
Отец и сын еще раз поклонились ему низко. А сержант Хайценггер, стоявший невдалеке, осмелился вставить:
– Господин генерал.
– Что? – не понял фон Тишель, поворачиваясь к нему.
– Надобно говорить «господин генерал», – пояснил сержант. И вроде как был и неучтив, влезая в разговор господ, но по существу – прав.
– Ах вот как! – воскликнул седой господин. – Генерал! Вы уже генерал?!
– Сие звание было присвоено мне советом солдатских корпораций и офицерами одобрено. – Волков развел руками, как будто извинялся за это. – Сам я себе звания не просил, но офицеры сказали, что полковник другим полковникам указывать не должен, и просили принять чин. Я был вынужден согласиться.
– И по заслугам, – заговорил молодой красавец с бородкой. – Думаю, что чин сей вами давно заслужен. Поздравляю, генерал!
– По заслугам, по заслугам.
– Поздравляем вас, генерал! – дружно говорили гости и снова кланялись, и ему снова приходилось отвечать им. А юный Конрад фон Тишель попросил:
– Господин, дозвольте сказать.
– Слушаю вас, юный господин, – согласился кавалер.
– О вас я знаю с детских лет, еще о том вашем походе в чумной город, в Фёренбург.
– Да, и откуда же? – удивлялся Волков.
– От Ганса Блюминга, он был в том походе с вами, а сейчас служит при нашей фамилии, – отвечал за сына отец. – Мои сыновья сотню раз слушали его рассказы о том, как вы дрались там с мертвецами.
– А потом мы узнали, как вы сражались с горцами, – продолжал юный фон Тишель. – О том рассказывал один артиллерист, он был с вами в сражении у холмов.
– Кажется, я известен в городе Ланне, – не без удовольствия отвечал кавалер.
Все стали с ним соглашаться, а молодой человек с бородкой снова заметил:
– Думаю, больше, чем вы полагаете, и тому послужила и ваша доблесть, и сам курфюрст, который зовет вас в своих проповедях паладином, опорой трона святого Петра и мечом Господа.
Волков улыбался и кланялся, иногда все-таки похвалы достигали своей цели и проникали в его сердце, хотя в обычное время к лести он был прохладен.
– Господин, – снова обратил на себя внимание юный Конрад фон Тишель, – дозвольте мне просить вас.
– Просить? – Кавалеру не хотелось бы сейчас разбирать чьи-то просьбы.
– Он желает просить вас о великой чести, – заговорил отец юноши.
– О чем же? – спросил Волков.
– Он хочет просить вас о великой милости состоять при вас, – продолжал фон Тишель-отец.
– Ах вот в чем дело, – понял генерал, – но в таком случае думаю, что я вам вынужден отказать.
Юноша вспыхнул от отказа, что-то хотел сказать, но Волков остановил его жестом.
– У Овечьих бродов, восточнее Бад-Тельца, мы попали в засаду, и один славный воин, чуть старше вас, по имени Александр Гроссшвулле, по прозвищу Увалень, погиб с великой честью, стоя рядом со мной плечом к плечу. Там же погиб и любимый мой офицер Гаэтан Бертье, храбрец и великий умелец в рукопашном бою. А до того за два месяца рыцарь фон Клаузевиц был убит в схватке при нападении на меня в городе Малене. Что же скажу я вашей матушке на ее упреки, случись с вами такое?
– Я уже все ей сказал сам, господин, – отвечал юноша. – Она знает, что я выбрал стезю воинскую и что я почту за честь погибнуть, стоя с вами плечом к плечу, как погиб ваш славный господин Увалень.
А пока молодой человек говорил это, Агнес прошептала кавалеру из-за спины:
– Фамилия фон Тишель имеет земли южнее Гамерсдорфа, сорок душ крепостных, за стенами города мыловарни и постоялый двор, а в городе дома и склады сдают внаем. Семья эта весьма влиятельна, племянник Эдуарда фон Тишеля Теодор фон Тишель – член городского совета, а второй сын его – заместитель командира стражи города.
– Откуда ты все знаешь? – тихо удивлялся кавалер.
– Слушать я умею, – отвечала девушка не без гордости, – всегда слушаю, что мне говорят, а сказанное запоминаю.
Выслушав ее, кавалер еще раз осмотрел гостей и спросил:
– И что же, все остальные молодые люди пришли сюда с тем же пожеланием, что и юный господин фон Тишель?
Молодые люди стали ему опять кланяться в знак того, что так оно и есть.
Глава 30
Желающих поступить к нему в свиту молодых людей оказалось аж пять человек.
– Их было больше, но остальных я просила вас не беспокоить, – говорила Агнес из-за его плеча. – Господин Стефан Кристиан Габелькнат. С сыном…
– Тоже Стефан, – добавил за нее господин Габелькнат. – Тоже мечтает состоять при генерале.
– Господин Габелькнат – заместитель главы гильдии водоносов, – продолжала девушка и тут же добавила тихо: – У него две купальни, говорят, много земли непахотной и скотный двор. Купальни весьма прибыльны, он богат. Всегда покупает дрова в любых количествах. Готов внести за сына содержание на год вперед – сто двадцать талеров, дать ему двух коней для езды и коня вьючного, доспех полный кавалерийский, послуживца в доспехе полном на коне хорошем и слугу к ним.
– Господа из моей свиты живут в простой избе, все вместе, еда у них простая, – заметил кавалер, а сам смотрел на юного господина Фейлинга, который подпирал косяк, с ухмылкой бывалого человека поглядывая на молодняк, что просится на службу.
Что ж, он имеет право так смотреть, в засаде у бродов он остался с ротой Брюнхвальда и держал знамя до самого конца, даже когда арбалетчики сбежали и брат его уехал.
– Он у меня молодец, сам просился к вам, днями целыми истязал себя на ристалищах и в атлетических залах, неизбалован, мечтает о ремесле воинском, – продолжил господин Габелькнат и, слегка толкнув сына в бок, велел: – Ну, говори же генералу, что стоишь, сам же меня просил устроить тебе аудиенцию.
– Господин генерал, возьмите меня. Я уж не подкачаю, когда надо будет, – заговорил крепкий молодой человек, высокий не по годам.
Молодые люди, на хороших конях и в хорошем доспехе, были нужны Волкову. И скорее не для дела, боевая ценность мальчишек невелика, но ему требовался красивый выезд, помимо гвардейцев. Гербы, шелка, перья, кони и доспехи молодых людей нужны были, чтобы производить впечатление на окружающих.
– Агнес, дорогая, запиши всех господ, желающих поступить ко мне на учение. Господа, завтра к рассвету явитесь на своих конях, со всеми своими послуживцами и слугами, в полном облачении. Стану смотреть вас и говорить с вами без отцов ваших.
Аудиенция была закончена, все раскланялись и принялись расходиться. Все, кроме молодого красавца с бородкой. Волков все никак не мог вспомнить, где видел этого человека. А тот сам заговорил:
– Уж извините, что проник к вам до завтрака, это все благодаря знакомству с вашей преумнейшей племянницей. – Он поклонился Агнес. – Я, Энрике Ренальди, от лица дома Ренальди и Кальяри нижайше прошу вас принять приглашение на ужин, главы дома будут счастливы видеть вас у нас в резиденции.
«Ну, вот и начались дела, даже самому ничего предпринимать не нужно. Впрочем, надо бы перед встречей с ними кое-что разузнать, например цены на серебро, не иначе, из-за него они меня зовут, уж лучше отказаться. Пока».
– Ужин со мной вы намечали на сегодня? – спросил кавалер, думая, что, когда Ренальди ему ответит, он с сожалением сошлется на то, что сегодня не сможет.
Но все было не так просто, красавец-банкир отвечал:
– Да, если, конечно, вас это устроит, а если ваш вечер занят, то главы дома смиренно просят вас принять их немедленно. Пока вы будете завтракать, я пошлю человека, и к концу вашей трапезы они прибудут.
«Ах, как они проворны и настойчивы, эти банкиры, когда чувствуют поживу. И не отмахнешься от них».
– Нет-нет, сие излишне, я буду у вас к ужину.
– Не смею больше отвлекать вас от завтрака. – Молодой человек поклонился. – Я и главы нашего дома с нетерпением ждем встречи с вами.
– Не могла его не пустить, – как бы оправдываясь, сказала Агнес. – Неудобно было отказывать.
Волков, садясь за стол, махнул рукой: ничего страшного, попробуй им откажи.
– Сильнейшие люди Ланна и Фринланда. У них курфюрст в должниках ходит. Я и сам думал с ними встречаться, но позже. Ну, что там у тебя на завтрак?
Аббат Илларион, казначей его высокопреосвященства, сам вел какую-то службу, когда один из монахов подошел и что-то шепнул ему на ухо. Брат Илларион поручил ему продолжить, а сам поспешил прочь с амвона и вовсе покинул молельную, чтобы в маленьком монастырском саду обнять Волкова.
– Друг мой, как я рад вас видеть! Как живы-здоровы?
– Жив и уже поправил здоровье, – говорил генерал, отвечая на объятия аббата.
– Ранены были? – искренне взволновался монах. – Рассказывали, что ваш полк крепко били.
Они пошли по саду вдоль стены, что окружала монастырь. Летнее утро, все вокруг цвело, генерал рассказывал:
– Били, мужичье весьма хитро было, и командир их железнорукий, судя по всему, колдун, но ранен я не был и с молитвами и именем Господа на устах колдуна одолел, ран не получив, но заболел после. А откуда вам известно про дела мои?
– О! После ваших неудач и неудач фон Бока в городе появилась масса людей, что стали рассказывать о вас. Всякие беглые солдаты.
– Арбалетчики-ламбрийцы?
– И они тоже, и многие, кроме них, а у нас для того есть целая служба, чтобы всякие слухи слушать и наверх докладывать, – рассказывал аббат.
«Уж мне-то можете о том не говорить».
– А еще что обо мне тут говорят?
– Ну, говорят, что генерал ваш уехал советоваться к раненому маршалу, а вы в его отсутствие подбили других офицеров на бой, в котором мужиков и побили, хотя все для того сделал тот самый генерал, кажется, его звали фон Беренштайн.
– Именно так его и звали, – согласился Волков, с улыбкой слушая рассказ брата Иллариона.