Утром ему понадобилось умение Агнес врачевать, так как чувствовал он себя нехорошо, а его уже дожидались люди. То были всякие купчишки с подарками. Кто куль муки привез, кто пива, кто пришел подарить шитья для женщин дома фон Эшбахтов. Но один из них был монах, но не из монастыря за забором, коим руководил аббат Илларион. То был монах иной. Волков сразу понял, что посыльный это от двора его высокопреосвященства, и оказался прав.
– Что тебе? – спросил у него Волков, все еще не очень хорошо себя чувствуя и беря чашу с кофе, что подала ему Агнес.
– Брат Родерик просит вам передать, что сегодня после вечерней мессы его высокопреосвященство примет вас у себя.
«Ну конечно, как разговор зашел про деньги, про большие деньги, так уже неделю ждать не нужно, нашлось для меня время у архиепископа».
– Передай викарию, что буду непременно, – ответил он монаху, после чего тот удалился.
Кавалер привел себя в порядок и, пока было время, поехал по городу. Он уже знал, где сидели его сержанты, нанимавшие солдат, о том ему рассказали вчера офицеры на ужине. Говорили, что многие их подчиненные подумывают наняться к нему на одну кампанию. Среди солдат и сержантов его считали очень удачливым командиром, который всегда с добычей. Это Волкову льстило, и его ожидания оправдались. Те сержанты, что нанимали людей в стрелковые роты Рохи, доложили, что уже набрали полторы сотни желающих и больше уже не берут, ждут, когда подойдет войско, чтобы передать новонабранных капитану. У других тоже дела шли неплохо, и немудрено: Волков предлагал за два месяца девять с половиной монет. Это было на три талера щедрее, чем за то же время предлагали рекрутеры императора совсем недавно. Единственное, что отпугивало людей, так это разговоры, что придется воевать с грозными горцами. Но разговоры о том, что кавалер Фолькоф фон Эшбахт уже бил их дважды и один раз грабил, настраивали людей на нужный лад. И записывался в роты народ хороший, опытный.
Поговорив с сержантами, кавалер поехал домой, а тут как раз рядом был городской арсенал, около которого собирались купцы, что торговали оружием, стояли оружейные ряды, где красовались вывески лучших оружейных домов Ланна и Фринланда. Волков слез с коня, пошел глядеть, чем торгуют. Но сколько ни бродил генерал, ничего интересного для себя не нашел. Купчишки как прознали, кто меж них ходит, так подбегали, шапки снимали, кланялись, просили на их товар взглянуть, но ничем ему угодить не могли. Всего у него было в достатке, те трофеи, что взял он в лагере у мужиков, оказались избыточны: и кирасы, и шлемы, и бригантины, и рукавицы латные с наплечниками и горжетами – все у него было, всего хватало.
А пик и копий так полковники для своих полков сами прикупят по надобности, как будут в городе. Единственное, что искал кавалер, были мушкеты. Но ни один из купцов такого товара не имел, хотя многие предлагали ему хорошие легкие аркебузы. Но Волкову они были без надобности. И поначалу он злился на то, что у дурней нет мушкетов, а потом, поразмышляв, стал даже радоваться. Огромный город Ланн слыл во всех окрестных землях главным оружейным и цехом, и рынком, и если тут нет мушкетов, то, значит, и спроса на них нет. Еще так никто и не понял, насколько это грозное оружие, а значит, и у горцев такого оружия не будет.
С этими мыслями генерал поехал домой обедать.
Глава 35
В огромной приемной зале дворца архиепископа люди, как всегда, были, а шума не было, все говорили тихо, ногами не топали и не шаркали, потому как за большим столом у дверей в зал аудиенций сидел человек весьма строгий. То был старый знакомец Волкова, старый его неприятель, канцлер его высокопреосвященства викарий брат Родерик.
Волков как вошел в зал, так сразу пошел к нему, а за ним, вызывающе гремя своими мечами и кавалерийскими сапожищами с каблуками, пошли два молодых человека – один из них Фейлинг, другой Хайнцхоффер, которого кавалер взял из-за внешности: он был высок, статен и широкоплеч. Волков же был в лучшей своей одежде, при новом мече с изящной гардой и богатыми ножнами, что он взял себе из трофеев в мужицком лагере. Он был хорош, все-таки на прием пришел, а на берете его черном сиял неестественно синим цветом сапфир в серебре, подарок императора.
Брат Родерик, хоть и не любил кавалера, из-за стола встал, кивнул ему без лишней учтивости.
– А, вот и вы, генерал. Брат Илларион за вас хлопотал.
Волков кивнул ему в ответ. А монах продолжал:
– Хорошо иметь влиятельных друзей при дворе. Одно их слово – и вы на приеме у архиепископа.
– Друзей хорошо иметь везде… – заметил кавалер тоном нейтральным и добавил: – Прошу вас доложить обо мне курфюрсту.
– У его высокопреосвященства проситель, надо будет подождать.
– Я подожду, но прошу вас немедля сообщить, что я прибыл, – настоял кавалер.
Приор поджал губы, изображая улыбку, и, не произнеся ни слова, открыл тяжелую дверь и скрылся за ней. И до десяти не успел бы сосчитать кавалер, как дверь распахнулась и тут же, почти в объятия его, из покоев выбежал монах. Кавалер сразу узнал его. То был его старый приятель, с кем они ездили в инквизицию, брат Николас.
Он был возбужден. Узнав Волкова, поздоровался и заговорил быстро:
– Господин, видно, вы в желаниях своих очень упорны.
– Почему вы так думаете? – осведомился Волков.
– Вчера вечером меня звал к себе отец Илларион, велел исполнять пост трехдневный, самый суровый, велел поститься на хлебе и воде и молиться сорок раз в день. А сегодня звал меня к себе сам архиепископ, разговоры со мной вел.
– И к чему же это все? – спросил Волков.
– Такой пост назначают перед рукоположением в сан, – многозначительно сказал монах. – Вот я и думаю, что это ваша затея удалась.
– А вы не рады? Епископом будете.
– Ох, уж и не знаю даже, этот чин по мне ли. Я же больше по инквизиции служил, а тут вон как… Интриги да политика…
– Вы мне будете там нужны, а интриговать научитесь быстро, умом вы не обделены. – Волков хотел что-то добавить, да тут дверь открылась, и появившийся брат Родерик сказал высокопарно:
– Генерал, его высокопреосвященство примет вас. – И отошел, пропуская кавалера.
Молодые люди, что были с генералом, по незнанию попытались идти следом, да викарий молча стал у них на пути с видом холодным: «Куда собрались? Вас не звали!» И они остались за дверью.
Его высокопреосвященство мало изменился с их последней встречи.
Он, увидав Волкова, начал тяжело вставать из кресла, с подушек, монахиня и лекарь его ему в том содействовали, а он уже издали говорил кавалеру, протягивая руки:
– Ну, иди сюда, сын мой, дай старику обнять тебя.
От него пахло благовониями, лекарствами и вином, а объятия его были еще весьма крепки.
– Рад, рад, что тебе доверили дело с мужиками, – говорил курфюрст, выпуская Волкова из объятий. – Кто же тебя пригласил туда?
– Старый мой знакомец жид Наум Коэн приезжал ко мне. Уговаривал.
– Знаю его, слуга императора и карман его. Значит, приехал он к тебе, наверняка привез золото, а ты и согласился?
– Я бы не согласился, да он привез от императора патент полковника, как тут устоять было?
– Ловкач он, ловкач, – говорил архиепископ, не выпуская руки кавалера. – Пойдем сядем, я долго стоять не могу, ноги мои опять распухли.
Курфюрст опустился в свое кресло, а молодой монах поставил для кавалера раскладной стул подле него.
– Ну, рассказывай, как было дело? – продолжал архиепископ. – Как побил мужиков, которых два года до тебя никто побить не мог, хотя были среди них люди, именитые в военном ремесле?
Волков, поначалу польщенный такими словами, стал рассказывать, и рассказывал то же, что вчера вечером говорил офицерам города Ланна. Вот только они слушали молча, едва рты не раскрыв, каждое его слово ловя, так они хотели все услышать из первых уст, а архиепископ слушал вполуха, вернее даже, делал вид, что слушает. Волков тут и понял, что не для того звали его во дворец, чтобы слушать военные байки, понял, что весь интерес курфюрста показной, что ждет курфюрст, когда гость закончит, чтобы перейти к делам, к тем делам, что волнуют его высокопреосвященство. Поняв это, кавалер вздохнул и быстро закончил рассказ:
– А подлеца рыцаря фон Эрлихенгена изловить мне не удалось.
– Прискорбно, прискорбно сие, – заметил архиепископ расстроенно и тут же ожил в интересе своем: – А говорят, что ты, сын мой, взял большой плен. Многих мужиков изловил.
«Все-то вы, ваше высокопреосвященство, знаете!»
– Взял полон немалый, почитай полторы тысячи человек, – ответил Волков.
– И все были еретики, Лютера да Кальвина дети?
– Все как один, сеньор. Все как один.
– А слышал я, что при войске твоем нашелся человек истинной веры, что не дал тебе казнить всех детей сатанинских и обратил их в веру праведную, привел к причастию и почитанию церкви.
– Был такой монах, брат Ипполит его имя, – отвечал Волков медленно, волнуясь, что архиепископ захочет увидать того монаха, а то еще и забрать его у Волкова. – Молодой человек, человек честный, но нестойкий, поплакать любит, когда трудно.
– То молодости присуще, – отвечал архиепископ и, к радости Волкова, не стал дальше говорить про монаха, а продолжил разговор про пленных: – А ты тех пленных, говорят, не отпустил? При себе оставил?
И тут кавалер подумал вдруг, что лучше бы, если бы этот старый и хитрый поп про монаха продолжил разговор, а не про пленных. И оказался прав. Архиепископ в ожидании ответа наклонился так близко, что кавалер опять почувствовал запах вина и лекарств.
– Не отпустил, при себе держу, – отвечал Волков. – В крепость их себе записал. – «Тебе-то, поп, что до того?» Волков все больше и больше волновался, но нужно было отвечать честно, разве попу этому соврешь? Князь церкви все-таки. Да и знает он все уже. – Записал себе в крепость. Отпускать-то их нельзя было.
– Это большая мудрость, сын мой, большая мудрость, вижу я, что в тебе не ошибся. – Архиепископ на секунду откинулся на спинку кресла, отвел от генерала взгляд и тут же вернулся к нему. – Сын мой и друг мой, а дай мне из этих мужиков своих хотя бы двести душ.