«Дурень уже и не помнит, что мне в прошлый раз говорил».
– Если есть неделя и порох, то я новонабранных научу стрелять рядами. Порох дадите, господин генерал? – попросил майор Роха. – Мне порох нужен: мушкеты новые, солдаты новые, нужно пристреляться, командирам приладиться к новым людям, к ротам, людишкам команды выучить.
– Без малого четыреста пятьдесят человек на хороших конях. Это вместе с теми двумя, что от вас пришли, господин генерал. – Майор фон Реддернауф на мгновение задумался, вспоминая имена. – Эрвин Хайнцхоффер и Конрад фон Тишель, кажется. Они будут юнкерами при опытных ротмистрах.
Капитан Кленк пожал плечами. Новых людей ему не прибыло, старых не растерял – как и Роха, он округлял цифры:
– Шесть сотен, как и было. Один помер от старой хвори, да и сам он был немолодой.
Инженер Шуберт сообщил, что набрал в саперы тридцать семь человек. Капитана Пруффа не было, видно, еще нанимал новых людей и разбирался с новой пушкой.
Пока офицеры говорили, генерал молчал, только кивал. Замечаний не высказывал, вопросов не задавал. Он слушал и обдумывал решение, а в голове уже складывался план. Дерзкий, даже вызывающий, но план, который мог стать успешным.
– Господа, – наконец начал он, – у нас нет недели. У нас даже дня лишнего нет. Даже часа. – Генерал достал письмо. – Вот что пишет капитан Дорфус. – И прочитал все то, что офицерам было нужно знать.
Как только он закончил чтение, полковник Эберст спросил:
– Полагаете, господин генерал, разгромить лагерь противника, пока он не сконцентрировал там все свои силы?
«Эберст не дурак, на лету все схватывает».
– Именно. Одной быстрой атакой от берега. От реки до лагеря всего полмили. Прямо с барж строиться в колонны, баталию не строить. Идти ночью, вернее, под утро, не дать им проснуться и построиться. Думаю, что за неделю они много людей в лагерь не соберут. Пока там меньше тысячи. Идем одним полком и стрелками, чтобы высадку не затягивать, иначе они прознают и приготовятся. Для того хватит десяти барж. Высадиться в темноте и к заре быть у лагеря.
– Дозволите высказать возражения? – начал Эберст.
– Для того и собрал вас.
– Ваш план решителен и в случае удачи обеспечит половину победы в кампании, но он содержит слишком много допусков. А вдруг вы не успеете до рассвета высадиться, а вдруг ночью на берегу окажутся люди, какие-нибудь рыбаки, которые побегут в лагерь врага и сообщат о вас. А вдруг противника в лагере будет больше и вы окажетесь отбиты от лагеря и прижаты к берегу, а коли пойдете одним полком, останетесь без помощи. Тогда не все ваши люди сбегут к баржам и получится форменный разгром. Очень уж много в плане вашем зависит от удачи и военного счастья. Да и разве можно так полагаться на внезапность? Разве у врага нет глаз? Нет ушей? Хитрых людей нет? Купчишек ушлых, что не только торгуют, но и приглядываются ко всему вокруг? Первейшая из глупостей считать противника дураком.
– Будь я на вашем месте, я сам бы так говорил, – отвечал ему Волков. – Но вот что я знаю, а вы, господа, пока нет: горцы соберут своих людей полторы тысячи и еще с соседних кантонов придут две тысячи. Уже совет кантона деньги на то из казначейства затребовал. И в поле они выставят три с половиной тысячи человек против наших трех с половиной тысяч. Ответьте мне, господа, выстоим ли мы против горцев, против которых многие наши солдаты уже сейчас не хотят воевать? Долго ли продержимся мы в честной битве, баталия против баталии?
Все молчали, даже задиристый Роха и самоуверенный Кленк.
– Не вижу другой возможности для успеха, кроме быстрой атаки на их лагерь, – продолжил генерал.
– И когда вы намечаете дело? – спросил Брюнхвальд.
– Через неделю, через восемь дней. Восемь и то много будет, лучше начать быстрее, капитан пишет, что каждый день в лагерь приходят новые отряды. Каждый день!
– Сие невозможно! – воскликнул Эберст. – Мы никогда не дотащимся до Лейденица со своим обозом и пушками за семь дней, да еще надо будет грузиться на баржи. Нет-нет. И десяти дней тут мало.
– Верно, – согласился Волков, – поэтому с обозом и пушками пойдете вы, полковник Эберст, и будете идти со всей возможной поспешностью. Выйдете завтра на рассвете. Дождитесь капитана Пруффа. Проверьте телеги, покормите как следует лошадей. Утром выступайте.
– Будет исполнено, – отвечал Эберст.
– Полковник Брюнхвальд, капитан Кленк, майоры Роха и фон Реддернауф, – он сделал паузу, чтобы все поняли важность слов, которые последуют дальше, – вы, господа, снимаетесь немедля.
Офицеры внимательно слушали генерала.
– Кленк и фон Реддернауф, возьмете обоз с провиантом и фуражом на шесть дней. Но пойдете не на Эвельрат, я не хочу, чтобы вас там видели. Отправитесь ровно на запад, к Быстрому броду. Переправитесь и окажетесь в Малендорфе, там не задерживайтесь, то земли графа Малена, недруга моего. Оттуда свернете на юг, прямо ко мне в Эшбахт. Полдня пути, и вы у меня. У вас, фон Реддернауф, служит ротмистр Гренер, он местный, он те земли отлично знает.
– А нам что делать? – спросил Роха. Говоря о «нас», он, конечно, имел в виду Карла Брюнхвальда.
– Тоже собираться, – отвечал Волков, – вы идете на Эвельрат, это меньше одного дня пути до Лейденица. Я подготовлю для нас баржи. Встанете в Эвельрате ждать моего приказа. Как получите его, так сразу выступайте. Выйдете утром, пойдете скорым шагом и к вечеру будете в Лейденице, там садимся на баржи и до утра окажемся уже у горцев в гостях. Обоз возьмите маленький. Провианта не больше чем на семь дней. Палатки не берите.
– На семь дней еды? Этого маловато будет, – заметил Брюнхвальд.
– На восьмой день либо мы будем есть в лагере противника, либо еда нам вообще уже не понадобится, – отвечал ему кавалер. – На этом все, господа. Командиром обоза остается полковник Эберст, заместителем – капитан Мильке. Присматривайте за пушками, полковник, они не должны отставать. Ландскнехты и кавалерия – командир майор фон Реддернауф. Брюнхвальд и Роха – командир колонны Карл Брюнхвальд.
– Все-таки, с вашего позволения, возьму провианта дней на десять, – произнес Карл, чуть подумав.
Волков махнул рукой: бог с вами, берите.
Генерал уже собирался уйти, но, как обычно, у офицеров возникли вопросы. Всякая мелочь, разрешить которую было необходимо. Он даже успел перекусить, пока разбирался с этими мелочами, и выехал только через час.
Двинулся на юго-запад, по дороге на Эвельрат и Лейдениц. С ним были: господин Максимилиан Брюнхвальд, прапорщик; господин Курт Фейлинг, оруженосец; господа из выезда Стефан Габелькнат, Георг Румениге, Людвиг фон Каренбург, Рудольф Хенрик. А еще сержант гвардии Хайценггер, который по чину приравнивался к прапорщику, и новый сержант гвардии Ёзеф Франк вместо ушедшего на должность ротмистра Уве Вермера. Франк тоже из стрелков, самый высокий и крепкий из них. Он был с кавалером давно, еще с Фёренбурга. Считался неплохим сержантом, однако иногда держался с подчиненными грубо и иной раз без нужды распускал кулаки. Еще он был неграмотен. Волков взял его в гвардию, объяснив, что в гвардии кулаки и ругань недопустимы, что любой гвардеец за грубость может вызвать его на поединок. Генералу среди своих людей никаких происшествий не нужно. Также он велел Франку выучить грамоту. Сержант клялся, что станет смирным и вежливым и что читать выучится. Еще были девять гвардейцев из пехоты и девять из стрелков. Еще пять телег, в которых везли вещи генерала и его казну. И кроме них денщик Гюнтер, его жена и его два дитяти.
Так Волков и поехал из города. Торопился впереди всего своего войска. Правда, нашел время заскочить к оружейнику. Оказалось, тот отремонтировал меч, хорошо его сделал, и шлем неплохо, и наплечник, и все остальное было исправно, хотя уже не так красиво, а перчатку к латам сделать не успел. Пришлось Волкову взять у мастера простую, без узоров и всякой красоты, но крепкую и удобную. И, выказав мастеру неудовольствие, он уехал на войну.
Волков не мог ждать ни дня, ни часа, время пошло. А дел было столько, что другой и за месяц не переделал бы. Но Волков готов был прилагать силы. А после лечения и заботы Агнес сил у него прибавилось. Мешало то, что он за последние две ночи спал совсем мало. Ничего. Из седла пока не падал, а выспаться можно и позже.
Уже ближе к вечеру кавалер догнал колонну своих пленных, которых Рене в это время готовил ко сну. Волков переговорил со своим полковником, сказал, чтобы поторапливался, что Брюнхвальд уже идет за ним следом и Рене должен довести пленных до Эшбахта, а после присоединиться к полку.
Рене был удивлен такой торопливостью, но пообещал пленных вести быстрее. Также он предложил генералу ужин, но Волков отказался – до заката было еще два часа – и поспешил дальше.
Уже через два дня, на заре, кавалер миновал Эвельрат, даже не остановившись там, а после полудня, когда солнце уже покатилось к вечеру, был совсем рядом с Лейденицем. В двух милях севернее города он заметил хутор, ферму на отшибе. Волков очень не хотел, чтобы кто-то из кантонов, купец какой-нибудь увидал его раньше времени, поэтому расположился со всеми своими людьми на этой ферме у дорожного мужика. Загнал всех коней и все телеги к нему на двор, чтобы не было их видно с дороги. А сам с Максимилианом и Румениге после раннего ужина, прихватив мешок серебра, поехал в город, пряча лицо от редких встречных.
В городе были уже в сумерках. Волков проехал мимо пристаней. У пристаней барж и больших лодок столько, что иной лодке больше и пристать негде будет, тюки с товарами свалены прямо на пирсах и на берегу. Бочки, бочки, бочки всех возможных размеров. Костры, огни, люди, возы с лошадьми – для вечера большая суета. «Торгует Фринланд. Надо, чтобы так и в Эшбахте было. Купчишки фринландские вон как жиреют. Видно, неспроста на них архиепископ серчает, что из их доходов нескромных мало ему перепадает».
Уже в темноте они нашли дом купца Иеремии Гевельдаса. Стали стучать в ворота.