он – епископ.
Тем не менее Волков был доволен: вид епископа был как раз такой, какой и нужен. Кавалер, хоть и устал смертельно, все-таки встал, подошел и, к удивлению присутствующих, поклонился и поцеловал брату Бартоломею руку. Все должны знать, что новый поп – человек высокого статуса.
– Монсеньор, как вы тут? Всего ли было в достатке?
– Всего было даже с избытком, – отвечал епископ. – Брат Семион радушный хозяин. Все святые отцы из окружных мест уже были у меня, со всеми я познакомился. Даже отец Марк был, – продолжал брат Бартоломей многозначительно.
– Отец Марк? – Волков не знал, о ком говорит епископ.
– То настоятель храма в Малендорфе, – пояснил брат Семион, – духовник его светлости.
«Ах, вот кто это, поп графа!»
– И как вам показался отец Марк? – спросил Волков у епископа.
– Достойный муж, – коротко отвечал тот.
– Может, он встретил вас без должного уважения?
– Нет-нет, – отвечал отец Бартоломей, – приехал по первому зову, как и другие святые отцы, говорил без заносчивости и спеси.
– Да-да, – поддакивал брат Семион, – говорил со всем почтением.
– Прекрасно. Святые отцы, прошу вас к столу, сейчас уже будет обед… Или поздний завтрак.
– Благодарю вас, сын мой, но совсем недавно мы отобедали. Я пришел к вам, чтобы узнать, когда мне уже на кафедру города быть пора.
– А сегодня в Мален и поедем, – отвечал Волков беззаботно. – Сейчас мои люди с обозом прибудут, и сразу отправимся в Мален. Понимаете, герцог велел горожанам мне ворота не открывать, так мне их епископ откроет.
– Я? – удивлялся отец Бартоломей. – Смею вам напомнить, что чина я не воинского, я ворота замков взламывать не умею. Не думаю я, что уместно будет начинать дело с противоречия мирскому сеньору.
Волков тут почувствовал, что затея эта совсем не нравится епископу, не хочет поп начинать служение в Малене с распрей с герцогом. И Волкова тут пробрало; тихо, чтобы другие не слышали, он сказал попу:
– Друг мой, за ваше назначение на эту кафедру я отдал архиепископу вашему двадцать пудов серебра и целую деревню людей. Целую деревню! Двести душ: мужиков, баб и детей! И просил я на кафедру эту назначить именно вас, так как думал, что вы мне помощью будете, опорой, что вы под себя город возьмете, а не с герцогом в любезности жить станете.
– Хорошо-хорошо, – тут же отвечал епископ так же тихо, – просто я не знаю, как вам те ворота открыть.
– Вам ничего и не придется делать, – заверил его кавалер, – перед вами откроют, а я за вами проеду. Мне нужна поддержка в городе. А герцог – он далеко, он в Вильбурге.
– Хорошо, так все и сделаем, – ответил отец Бартоломей.
– Отец Семион с вами отправится, – сказал кавалер, – если желаете, будет вам помощником на первое время.
– То было бы очень хорошо, – обрадовался епископ. – Но кто останется на приходе?
– Брат Ипполит, он тут будет через три-четыре дня, – отвечал Волков.
– Да, то хороший святой отец, сведущий и благочинный, несмотря на молодость, – согласился брат Семион.
– Как только прибудут мои люди, так сразу поедем в Мален. Я за вами пришлю.
Святые отцы откланялись, а Волков сел за стол, так как Мария стала подавать обед. До ночи отдохнуть ему точно не придется, так хоть поесть как следует надо.
Мария поставила на стол бобы в мясной подливе на бараньем жиру. Расторопная девка уже принесла жареной баранины с чесноком. Вина поставили. Жена вдруг села рядом – раньше садилась в середину стола. Монахиня там, где и обычно. Четвертого прибора за столом не было: госпожу Ланге тут никто не ждал.
Элеонора Августа стала себе брать еду, брала много и бобов, и кусков баранины и вина наливала.
– Уж лучше пиво пейте, – заметила монахиня.
– Не к сердцу мне пиво, вина хочу, – отвечала госпожа Эшбахт. – Кислого хочу.
– Так хоть разбавляйте, водой разбавляйте, – настаивала монахиня.
Элеонора Августа послушно разбавила вино водой и, чуть отпив, стала есть, есть жадно и неприятно. Волков тут подумал, что эта женщина совсем ему не мила, совсем. Ест ненасытно, как будто отнимут у нее. Уже толстая, рыхлая, лицо отечное, а все равно ест жадно. И даже не поставила тарелку для Бригитт. Нехороша Бригитт, чтобы за одним столом с ней, с чавкающей и обсасывающей бараньи кости, сидеть. Волков хоть и хотел съесть тоже баранины, но быстро, по-солдатски, поел бобов и начал вставать, вытирая рот полотенцем.
– Куда же вы, господин мой, – переполошилась жена, кладя свои пухлые пальцы на его руку, – неужто уже поели?
– Уже поел. – Он высвободился и вытер руку полотенцем. – Простите, госпожа моя, дела у меня.
– Да что это у вас за дела все время? – запричитала Элеонора Августа. – Только приехали, скоро опять уезжаете, а с женой, что чадо вам носит, и за столом посидеть не можете?
Стала еще что-то говорить, да все с упреками, со всхлипами, со слезами в голосе. Захотелось наорать на нее, сказать ей, что она глупа и некрасива, прямо в ее отечное лицо, в заплывшие глазки, но он сдержался. Как бы там ни было, она носила его чадо, а пред людьми и Господом была его супругой. А что она ненавидела Бригитт, так имела на то право. И поэтому Волков лишь наклонился к ней, поцеловал в темя и сказал как можно более ласково:
– Госпожа моя, мне через несколько дней ехать на войну, а до того сделать надобно много всяких дел, вы уж не серчайте на меня.
Сказал и направился к дверям, а вслед ему неслось слезливое:
– Как на войну? Опять на войну? Когда же вы уже навоюетесь? Когда угомонитесь?
Глава 43
На дворе уже карета запряжена, Бригитт приоделась в хорошее платье – в узкое, а живот выпирает. Уже садится в карету, Ёган собирается лезть следом за ней.
– Подождите, – остановил их Волков. – В город вместе поедем, а пока давайте съездим к реке.
– К реке? – удивилась Бригитт.
Они с Ёганом переглянулись. Ну, к реке так к реке. Все сели в карету. Тут Волков уже мог не стесняться: кроме Ёгана, этого никто не увидит, – кавалер сел рядом с госпожой Ланге и взял ее за руку. Ёган дипломатично отвернулся и уставился в окно.
– Господин мой, а куда же мы едем? – спросила женщина.
Он не удержался, быстро поцеловал ее в губы.
– Узнаете.
Ехать до реки недолго, вскоре они подъехали к амбарам, где у пирсов разгружалась баржа.
– Сворачивай налево! – скомандовал генерал, и кучер повернул с дороги на берег реки. – Да езжай дальше, дальше. К тому холму.
На холме Волков приказал кучеру остановиться, вылез сам, помог выйти Бригитт.
– Вам нравится здесь? – Он держал ее за руку.
Она оглянулась. С холма открывался прекрасный вид на реку.
– Да, – сказала красавица, – тут очень хорошо.
– Вон видите? – Он указал рукой.
– Да, это дом госпожи Рене, вашей сестры, – отвечала она.
– Верно, а вон сыроварня Брюнхвальдов.
– Вижу, да. А зачем вы мне это показываете?
– Как вернетесь из города, найдите нашего архитектора, скажите, что хотите построить дом на этом месте, пусть покажет вам рисунки, выберете, какой вам понравится. Пусть строит тут дом.
– Дом? – Ее глаза округлились. – Кому? Мне?
– Вам и вашему чаду, – отвечал Волков. – Я давно это место приметил. Архитектору скажите, чтобы все было: и колодец, и конюшни, и скотный двор, и большие окна от потолка до пола, как у князей, – все должно быть самое лучшее. Мебель самая хорошая, и посуда, и все остальное. Скажите ему… скажите, что у вас есть двадцать тысяч талеров.
– Спасибо вам, господин мой, – только и пробормотала она, причем без особой радости, на удивление спокойно. – Но мне можно дом и поскромнее, мне и двух тысяч хватит. А двадцать… Так это дворец будет.
– Что? – Он даже растерялся. – Почему вы отказываетесь?
Она молчала.
– Почему вы молчите?
– Слишком большой дом для меня. У меня слуг не хватит его содержать.
– Слуги будут, – заверил он. – Я дам вам пять тысяч десятин земли и десять душ мужиков, из их жен и дочерей себе прислугу наберете. Хватит у вас слуг.
А Бригитт подняла на него глаза и произнесла твердо:
– Коли надумали от меня избавиться, откупиться думаете, так мне таких подарков дорогих не нужно, мне и простой дом будет в радость. К чему траты такие?
– Да не задумал я от вас избавляться. – Кавалер был безмерно удивлен. – Я подарок вам сделать хотел, чтобы вы себя в доме моем не чувствовали притесненной.
– Жена ваша не желает меня видеть, так пристройте мне флигель к своему дому, – так же твердо продолжала Бригитт.
– Флигель желаете вместо дома? – удивился кавалер.
– Желаю с вами жить. Подле вас. Чтобы вы в моей постели просыпались. Желаю, чтобы чадо мое с детства видело родителя своего. – Бригитт говорила так заносчиво, словно она королева или принцесса крови, которая повелевает своим слугой. – А дом мне построите, так я вас видеть не буду вовсе и ребенок вас не будет знать.
– Нет-нет, я буду при вас. – Волков взял ее руки в свои.
– При мне? – Она не верила. – Жить будете со мной?
– Да, буду жить с вами. Я всей душой желаю жить с вами, а с женой я живу только по закону Божьему.
Тут красавица стала улыбаться, и улыбалась победно, гордо выпрямилась, выпятила живот свой и говорит:
– Хорошо, если вы обещаете, что будете со мной жить больше, чем с женой, то дом будет вам соответствовать. Тогда богатый дом тут построим.
«Другая бы руки целовала, а эту еще нужно уговаривать взять подарок. Спесива госпожа Бригитт Ланге».
– Буду жить с вами больше, чем с женой, – говорит Рыцарь Божий Иероним Фолькоф, генерал фон Эшбахт.
Теперь Бригитт была довольна, она еще раз оглядела окрестности.
– Да, тут прекрасное место для дома. А вон там, на южном склоне, сад разобью. Хочу, чтобы птицы по утрам пели.
На берегу, возле пристани, он встретил Бруно, племянника своего. Михель Цеберинг, как всегда, держался тут же.
– Как у вас дела, друг мой? – спросил Волков, остановив карету.