Она подошла к двери, заперла ее на засов. Потом подошла к сундуку, на груди у нее ключ был на веревке, им его и отперла. Достала из мешочка свой светлый шар. По ходу к кровати скинула с себя последнюю одежду, вовсе господина не стесняясь. Уселась на кровать, волосы прибирая на затылок. Красивая.
– Ну, дядя, что знать желаете?
Все его люди: и новый епископ с отцом Семионом, и выезд во главе с прапорщиком Максимилианом, гвардейцы, Сыч с Ежом и пленником, а также госпожа Ланге с управляющим Ёганом – поехали в город. Хоть дни сейчас были самые длинные в году, а городские ворота закрывались на вечерней заре, кавалер все равно велел ехать побыстрее. Боялся не успеть. А ждать утра у него времени не было.
Времени, вот чего ему теперь не хватало. Дела не кончались, а время убегало, словно вода сквозь пальцы. Вот-вот, через пару дней, полковник Брюнхвальд пошлет к нему гонца о том, что стал лагерем у Эвельрата и ждет приказа двигаться дальше. Скоро, может уже завтра, кавалеристы фон Реддернауфа появятся на границе его владений, а через день и ландскнехты Кленка будут тут. В общем, тысячи и тысячи людей, готовых драться, через пару дней станут ждать его приказа. И нельзя заставлять их ждать. Нет ничего хуже, чем томить солдат перед тяжелым делом. И даже не потому, что это всякий день стоит безумных денег на содержание, но и потому, что дух солдат начинает падать. Дух – падать, а еще… еще они и разбегаться начнут, так что никакими виселицами их не удержишь. Ведь чем ближе дело, тем сильнее страх. Горцев воевать – дело то нешуточное. В общем, времени у Волкова не было ни дня, ни часа лишнего. Оттого, наверное, он уже забыл, когда высыпался. В седле стал засыпать, прямо на ходу, даже нога болевшая не бодрила. Не хватало еще, на радость графу и горцам, упасть с лошади да сломать себе шею. Встрепенувшись после очередного приступа дремы, он все-таки слез с коня и сел в карету к Бригитт. С ней рядом. Только лишь сел, только лишь за руку взял ее, так и уснул сразу, даже не заметил, что, к радости красавицы, упала его голова к ней на колени, а она, довольная таким событием, гладила его волосы и улыбалась. И даже по нужде не ходила всю дорогу, хотя и надобность такая была.
…У поворота, за милю от города, Максимилиан всех остановил, к радости госпожи Ланге, разбудил его:
– Господин генерал, Мален.
Злой от дневного сна, он вылез из кареты, осмотрел людей, подошел и каждому говорил о том, что тому надобно делать. Гвардейцам:
– От пыли отряхнитесь. Выглядеть красиво всем.
Максимилиану:
– Прапорщик, разверните мое знамя. Поедете сразу за мной.
Оруженосцу:
– Фейлинг, коня мне. И господа пусть приведут себя в порядок.
Епископу и брату Семиону он все еще в Эшбахте объяснил.
– Святые отцы, вы знаете, что делать, отсюда до города идите пешими.
Сам сел на коня, Бригитт уже вернулась к карете, Ёган помог ей.
Святые отцы вышли вперед и двинулись по дороге, как и просил Волков. Он последовал за ними, а за ним Максимилиан с его штандартом. После все остальные.
Не преодолели они и половину пути, как пара стражников вышла из городских ворот, загнала в город торговцев, что стояли у входа, и стала толкать тяжелые створки. Волков знал, что так будет, горожане не осмелятся противиться пожеланию герцога. И когда он подъехал к воротам, те были заперты, хотя мост и не поднят. А на привратной башне собрались несколько стражников, и старший из них, видимо сержант, прокричал:
– Извините, господин, но бургомистр распорядился вас не пускать. Наш капитан велел закрывать перед вами ворота.
– Так ты, подлец, знаешь, кого не пускаешь? – Максимилиан выехал вперед. – То сам кавалер Фолькоф, генерал архиепископа Ланна и полковник императора, меч Господа, опора Святого Престола, паладин, гроза горцев и победитель мужиков. И что же, ты не пустишь его, негодяй?
– Уж простите меня, господин генерал, но ворота перед вами я раскрыть не могу. Герцог не велел перед вами открывать ворота.
– А перед епископом новым велел герцог тебе запирать ворота? – крикнул отец Семион.
Теперь сержант стражи молчал, смотрел вниз, но ничего ни сказать, ни сделать не решался. Боязно было человеку: с одной стороны, герцог, бургомистр и капитан городской стражи запретили ворота отпирать, а с другой стороны, там великий воин под своим знаменем, со своими опасными людьми да еще епископ, попробуй не отопри. Тут бы всякий призадумался.
– Что же ты молчишь, добрый человек? – закричал ему брат Семион. – Неужто ты его преосвященство епископа города и графства Мален ко престолу его не пустишь?
– Не знаю я, что делать! – крикнул в ответ стражник. – Не велено господина фон Эшбахта пускать…
– Так ты его и не пускай, ты только епископа пусти…
– Так тогда и Эшбахт проскочит. Я лучше сейчас за ротмистром пошлю. Пусть он разбирается.
– А ну, стой! – первый раз рявкнул сам епископ. Рявкнул звонко и грозно, такой голос как раз хорош будет проповеди читать, в самых дальних уголках церкви его все расслышат. – Стой, нечестивец! Велю тебе сначала ворота мне открыть, а уже потом бегать за своими начальниками. А не откроешь, так отлучу тебя и жену твою на год от церкви за неуважение к сану святому, отлучу под тяжкую епитимью. Уж жена твоя тебе благодарна за то не будет. Отворяй мне двери, безбожник, немедля, а уже потом бегай за своими начальниками.
Смотрит сержант на епископа, и кисло ему на душе: епископ одет просто, как самый бедный монах, сразу видно – истый в вере человек. С таким не шути, он сам к себе строг и других не помилует. И сержант стражи решился: будь что будет, но такого попа лучше не злить.
– Простите, монсеньор, сейчас отопру.
Когда мимо сержанта проехал господин фон Эшбахт, сержант тяжко вздохнул, думая о грядущих неприятностях. А один молодой господин, склоняясь с коня, сказал сержанту:
– Не бойся, сержант, генерал за тебя похлопочет.
Глава 44
Как только въехали в город, кавалер велел Сычу:
– Езжай найди дом этой вдовы… Как ее там…
– Габен, – напомнил Сыч.
– Да. Узнай, там ли фон Эдель, если там, то подумай, как нам в дом попасть, не ломая дверей.
– Все сделаю, экселенц. Ёж, эй, Ёж, пошли, лопоухий, дело есть.
Как только они уехали, так и Курт Фейлинг попросился домой, хотя бы до утра. Волков его отпустил и поехал к родственнику купцу Кёршнеру. Ну а куда еще?
И как только генерал въехал в его двор, сам Дитмар Кёршнер и его жена Клара вышли во двор встречать генерала. Двор купца был большой, дом большой, конюшни большие. Куда еще мог податься кавалер со всеми своими людьми?
– Друг мой, дорогой родственник, уж не взыщите, что в столь поздний час я беспокою вас так нежданно, – сказал кавалер, обнимая широкие плечи купца, а потом и кланяясь низко хозяйке. – И вас, сударыня, прошу простить, но новому епископу еще нет постоя, первый день он приехал в город. – Он повернулся к отцу Бартоломею. – Монсеньор, дозвольте вам представить моих родственников.
Госпожа Клара с поклонами подошла к монаху, да и сам Кёршнер поторопился целовать ему руку. Волков видел, что и купец, и его жена сильно взволнованы. Да и монах тоже порозовел щеками. Простой монах-инквизитор еще не привык к своему новому сану, еще удивлялся он, что так ему радуются хозяева большого дворца.
– Его преосвященству негде пока жить, дворец бывшего епископа был его фамильной собственностью, а в приходе при кафедрале покои еще не подготовлены. Не обременит ли монсеньор вас, дорогие мои родственники, своим присутствием, пока покои для него не будут готовы? – попросил Волков, прекрасно понимая, что епископа и его самого в этом доме примут как самых желанных гостей. Для Кёршнеров все еще было большой честью принимать славного рыцаря, пусть даже и опального, и главного священнослужителя целого графства. И Волков продолжал: – Монсеньор епископ весьма скромен в своих желаниях и прост в жизни, он не обременит вас, дорогие родственники.
– Что вы, что вы говорите, дорогой вы наш родственник? – воскликнула Клара Кёршнер. – Для нас то честь великая, чтобы монсеньор епископ жил под нашей крышей. И мы будем просить, чтобы его преосвященство был у нас как можно дольше.
– Да-да-да, – поддакивал ее муж.
С этим делом было улажено, теперь нужно было познакомить городских нобилей с новым епископом. Волков взял под локоть хозяина дома и отвел купца в сторону.
– Друг мой, у меня есть задолженность перед важными жителями города, брал я у них деньги, золото. Теперь я уже в займах не нуждаюсь…
– Да, дорогой родственник, ходили слухи, что вы хорошо поправили свои дела на последней войне, – произнес Кёршнер.
– Под нашим небом нет тайн, что возможно долго скрывать. – Кавалер усмехнулся. – Да, признаться, дела мои денежные несколько улучшились. И я думаю раздать все долги. Поэтому и хотел просить у вас разрешения пригласить моих кредиторов сюда к вам. Понимаю, что доставлю вам неудобства, все-таки уже почти ночь, но времени у меня нет, завтра на заре мне нужно будет уехать.
– Конечно, друг мой, конечно. Я велю готовить ужин. Поздний ужин – это так волнующе! – воскликнул купец. – Клара, дорогая моя, у нас сегодня будут еще гости.
– Это прекрасно! А сколько персон ждать? – спросила госпожа Кёршнер.
– А вот у меня список моих кредиторов, – Волков протянул купцу бумагу, – друг мой, не могли бы вы разослать людей, чтобы пригласить их всех от моего имени к вам.
– Конечно-конечно, – отвечал Кёршнер, – сейчас же распоряжусь.
Поднялась кутерьма, какая обычно случается в большом доме, когда туда пожаловали гости. И особенно Волкову понравилось то, что госпожа Кёршнер взяла госпожу Ланге под руку и, улыбаясь ей, как лучшей подруге, повела ее в дом, говоря притом:
– Для вас, госпожа, я найду лучшие покои в доме. Епископ – монах, господин рыцарь – солдат, они будут всяким рады, а для вас выберу самую удобную комнату с самой удобной кроватью.
Волков и господа из выезда были приглашены на вино в обеденную залу. Хозяин держался радушно и, успевая раздавать слугам и поварам распоряжения, сам же расспрашивал кавалера, как тот воевал с мужиками. За окном уже стемнело, Волков, выпивая вина, рассказывал, как шла война, а тут и первые гости пожаловали. Пришел слуга и шепнул купцу такое, отчего тот удивился и сказал: