- Ну, так вот: после этого Генрих и вовсе стал меня сторониться, словно подозревая что-то. Вышел в отставку, тут я не смогла ему помешать, к сожалению. А затем и вовсе, внезапно женился на этой дурочке, Тильде. Признаться, я некоторое время думала, что он сделал это нарочно, просто чтобы позлить меня, заставить ревновать. Даже строила планы мести, привечала эту идиотку у себя, потешаясь над нею от души. А потом поняла, что ему всё равно. Вот так просто! Он никого не любил, а жену и вовсе, даже не уважал. Собственно, тогда я и подумала: если он никого не любит, так может, полюбит меня? Не то, чтобы мои ожидания вовсе не оправдались… во всяком случае, мы стали любовниками. И мне даже пришлось показательно уничтожить нескольких людей, намекая на то, что моим планам лучше не перечить. Крайне жаль, - тут женщина заметно приуныла и озорной огонёк, то и дело мелькающий на дне её глаз, погас, выдавая её возраст и непередаваемую усталость, - что наши отношения продлились так недолго. А ведь я делала всё для того, чтобы заинтересовать Генриха… но, не вышло, сразу после того несчастного случая с Тильдой Генрих воспользовался поводом для того, чтобы удалиться и не показываться более в столице.
У меня промелькнула догадка, что Ирма очень надеялась на то, что тогда, после смерти Тильды, Генрих сделает ей предложение руки и сердца. Но тот был, очевидно, не тщеславен, и порвал тяготившие его отношения с княгиней.
- Да, - лёгкая улыбка вновь промелькнула по губам Её Высочества. – Генрих слабо интересовался политикой, хотя наряду с другими главами старых родов, являлся опорой трона. А затем он женился. На вас, дорогая. Я тогда предпочла не заметить оскорбления и в письме приказала ему явиться в столицу. Он был не рад, конечно. Но всё же приехал, очень рассчитывая на то, что я вновь закачу грандиозный скандал, а то и вовсе, велю не показываться на глаза ещё пару лет. Жаль, но мне пришлось его разочаровать его и сделать вид, будто у нас всё, как раньше, благо, что его сердце было по-прежнему свободно. И этот визит в ваше поместье был должен способствовать тому, чтобы он убедился бы в очередной раз в том, что вы глупы, склочны и мелочны. А, между тем, я всегда была рядом…
Я слегка удивилась своему определению, а потом подумала: конечно, а чего ещё она ожидала от графини из захудалого рода, которая дальше собственных грядок, и не видела ничего.
- Постойте, выходит, что вы вчера оказались в его комнатах для того, чтобы напомнить о том, что между вами когда-то было? – неожиданно сварливо поинтересовалась я.
- Это? А, нет! – рассеянно отозвалась княгиня. – Признаю, это был шаг отчаяния – я поняла, что Генрих не торопится вас четвертовать из-за вашего самоуправства и удивительной наглости, защищал от пересудов, а потом и вовсе, проигнорировал меня, словно я для него пустое место. И что он твёрдо намерен стать для вас хорошим мужем, надёжной опорой и отцом для ваших будущих детей.
Я вынуждена была признать: такое открытие кого хочешь с ума сведёт, поэтому могу сказать, что понимаю причины, по которым Ирма сделала вид, что у них продолжается связь. И тихо буркнула что-то трудноопределимое, смотря исподлобья на княгиню без всяческой приязни.
- Что же, хорошо, что вы не держите на меня зла, моя дорогая! – доверительно поведала Ирма, выхватила у меня из рук весло и дала, что есть силы, по голове.
Глава 27
Дальнейшее у меня в голове отложилось слабо. Висок и плечо обожгло болью, я закричала и попыталась вырвать весло из рук княгини, в голове стоял тихий звон, а во рту – мерзкий привкус крови. Словно бы откуда-то издалека послышался вопль моего мужа, кажется… не могу сказать точно, звуки проникали в моё сознание не сразу, а словно через толстое одеяло. Впрочем, видела я тоже больше радужные пятна перед глазами. Хотя, за одно могу поручиться точно – за страшное, перекошенное и абсолютно сумасшедшее лицо княгини Ирмы перед моими глазами. Она склонилась для того, чтобы нанести ещё один удар, во всяком случае, с улыбкой, полной дикого счастья, женщина порекомендовала мне сосредоточиться на чём-то хорошем.
Не то, чтобы я отказывалась следовать её советам… но умирать, во всяком случае, немедленно, я вовсе не собиралась. На моё счастье, опыта по держанию в руках вёсел у Её Высочества было ещё меньше, чем у меня, во всяком случае, она неловко обхватила тяжёлое весло с целью огреть меня ещё раз, если уж с первого раза получилось не слишком удачно…
Ну, это мы ещё посмотрим! Всё ещё ощущая боль и тошноту, мне удалось перехватить весло, услышав громкий протестующий вопль княгини. Лодка, не рассчитанная на сражения, качалась во все стороны, так что я не удержалась и свалилась за борт, всё ещё сжимая в руках проклятое весло.
Вода оказалась не просто холодной, она была ледяной, острыми колючими иголками впиваясь в моё горло, грудь сковало железными тисками, платье тут же намокло и стало тянуть меня вниз, на глубину, стесняя движения, опутывая ноги. Промелькнула малодушная мыслишка перестать размахивать руками, пытаясь выбраться на поверхность, и сдаться на милость того холода, что охватил меня уже целиком. Но, я отчаянно замотала головой, не в силах погибнуть вот так, по собственной глупости. Перед глазами промелькнули два размытых пятна, я вновь отчаянно завертела головой, руками, пытаясь содрать с себя корсет и нижние юбки. Пятна же эти, будто заинтересовавшись тем, что происходит, подплыли ближе и оказались мальчиком лет тринадцати с взлохмаченными волосами, с большим смеющимся ртом и огромной лохматой здоровой псиной. «Мальчишку зовут Кассель, а вот эту зверюгу, Феро! Кажется, так называл их Дитрих!», - вспомнила я, совершенно не удивившись тому, что придуманные друзья моего пасынка решили поддержать меня в этот миг. Видения перед моими глазами были нечёткими, но вполне однозначными – я думаю, что они говорили о том, что я должна была умереть. Осознание этого факта не желало помещаться во мне. «Не упрямься!», - прошелестела мысль в моей голове. Я почувствовала, как меня что-то грубо дёрнуло, потащило и швырнуло. После чего милосердное сознание окончательно покинуло меня.
Приходила я в себя рывками, как-то неуверенно, словно не до конца понимая, насколько мне это нужно. С трудом открыв глаза, поняла, что зрение меня покинуло. Жаль. Наверное. Только слабое мерцание подсказало, что тьма перед глазами вполне вещественна. Поморгав и для надёжности подув, поняла, что это всего лишь мокрая тряпка сползла со лба на глаза и закрыла мне обзор. Не могу сказать, что от осознания этого факта мне стало что-то понятнее. Одно я поняла совершенно явно: я жива. Закряхтев, содрала с себя тряпицу и сосредоточилась на том, что в моих силах: просто поводила глазами по сторонам. Слабым мерцанием оказалась одинокая свеча, стоявшая возле туалетного столика. В данный момент я находилась в своей спальне. Что же касается темноты, то за окном была ночь и плотные шторы задёрнуты. Фух, кажется, хоть с чем-то я смогла разобраться.
От логичности собственных мыслей стало немного полегче, и я даже решила повертеть головой, увеличивая свой обзор. Оказывается, что всё это время в комнате я была не одна – в кресле неподалёку, неудобно изогнувшись и вытянув длинные ноги, изволил почивать мой супруг. Мысленно подивившись его присутствию, подумала, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы выяснять, что всё же произошло. Про озёрных призраков, и вовсе, стоило помалкивать. Мыслительный процесс сопровождался головной болью и слабостью. Я закрыла глаза и вновь провалилась в сон.
Следующее моё пробуждение было не таким тяжким. Свеча догорела и погасла, а за закрытыми портьерами чувствовалась некая серая хмарь, которая определяет приближение рассвета. Генрих, решив исполнять обязанности сиделки, по-прежнему находился в кресле, только теперь уж и вовсе в какой-то непотребной позе: поджав под себя ноги и чуть повернувшись набок.
Очевидно, моё сопение разбудило его, потому что он резко сел, поморщившись от неприятных ощущений в затёкших конечностях, потёр ладонями лицо ото сна и уставился на меня.
- Доброе… утро! – немного посомневавшись, поздоровалась я, и тут пришедший в себя Генрих радостно улыбнулся и захлопотал.
Поправив мне подушку, подоткнув одеяло, поменяв полотенце на лбу на другое и совершив ещё несколько ненужных и суетливый действий, Генрих немного успокоился и плюхнулся обратно в кресло.
- Что произошло? Как долго я тут нахожусь? – спросила я, только сейчас обратив внимание на то, что лицо моего супруга заметно осунулось и под глазами залегли тёмные круги.
Тот замахал руками, мол, всё потом, и я ещё слишком слаба для того, чтобы вести длительные беседы. Вот, когда я смогу окончательно выздороветь и лекарь скажет, что можно волноваться, вот тогда… никак не раньше! В ответ на это я тихо пробормотала, что от незнания я нервничаю гораздо больше, так что вряд ли это может способствовать моему выздоровлению.
- Ну, хорошо, - сдался Генрих и обречённо добавил: - Что конкретно ты хотела бы узнать?
- Всё! – требовательно посмотрела я и смилостивилась: - И желательно, поподробней!
А как ещё-то? Если нам до сих пор никак не удавалось поговорить и выяснить отношения? Да что там! Если я даже о творящемся в доме в отсутствии самого Германа не рассказала!
- Ну, что же, изволь, - вздохнул мой муж и начал: - Наш брак был для меня крайне выгодным со всех сторон предприятием.
Я кивнула, поморщившись от болезненного укола где-то в затылке. Ничего нового он не сказал. Это было известно и раньше: я играю роль няньки-сиделки-экономки в поместье, покуда сам Генрих занят куда более важными делами, радуя своим присутствием столичное общество или пропадая в своих бесконечных путешествиях. Впрочем, мне ли было роптать? Если все материальные обязательства в отношении моей семьи граф выполнил в полной мере? Так что можно сказать, что у нас образовалось некое взаимовыгодное сотрудничество. Во всяком случае, пострадавшей стороной (до последнего прискорбного случая) я себя не считала.