- Ты ведь не против, Нелли, милая? И не возражаешь против тихой помолвки? – взволнованно уточнил Арнольд у своей невесты.
Лионелла спрятала покрасневшее, смущенное личико на плече у Гертруды и покачала отрицательно головой, конечно, она не против, как он вообще мог подумать подобное?! Очевидно, оценив красоту девушки в новом платье, Арни испугался, что кто-нибудь более решительный, нежели он сам, уведет его любимую. Вот и отважился. Лионелле не важна была вся эта мишура вроде кучи гостей и торжественных приемов, главное - они с любимым будут вместе. В общем, все были счастливы, кроме надутой и свежеумытой Лидии. Впрочем, и она быстро успокоилась, увидев в бальной зале местного магистрата таких же не накрашенных, с недовольными лицами, злобно посматривающих на собственных родительниц, своих подружек.
Новость о грядущем событии недолго оставалась для всех тайной. Для начала Лидия все растрепала подружкам, те побежали к матерям – как это волнительно, не так ли! Да и сам Арни, вопреки своим намерениям, не отходил от Нелли ни на шаг, держал ее под локоток, как бы невзначай демонстрируя ручку Нелли с обручальным кольцом, гордо выпятив собственную грудь. Типа намекая всем тем, кто ещё не в курсе (по какому-то нелепому и удивительному стечению обстоятельств, разумеется), что красавица уже окольцована и занята… стоит ли говорить, что Лионелла сияла от счастья и вот-вот готовилась упасть в восторженный обморок. Сама мать-графиня в кругу таких же матрон и вдов, слабо обмахиваясь веером, усталым голосом жаловалась на тяжёлую долю матери, выдающей замуж сразу двоих дочерей. Вот так, ни много ни мало! Ах, Слава Богу, Лидия ещё мала и говорить тут особо не о чем. Но сколько хлопот, кто бы знал, сколько хлопот!
- Как двоих? - ахали светские кумушки, переглядываясь друг с дружкой и делая абсолютно потрясённые лица в довесок к глазам шокированного суслика.
На что графиня со скрытым торжеством в голосе сообщала, что через неделю Гертруда выходит замуж за их дальнего родственника, весьма очаровательного и полного всяческих достоинств, самого графа Штольке-Гембах, а Лионелла - сами видите... тоже партия недурна, ох, как недурна. И, дамы, Нелли со своим избранником так любят друг друга. Поистине, это было бы настоящим кощунством, если бы сама она, графиня-мать, отказала в союзе этих сердец. А баронство… что баронство? Одно другому, как вы понимаете, не мешает. При этом нежные чувства Гертруды к своему избраннику деликатно замалчивались, хотя о них в виду общего шока никто и не вспомнил, на самом деле.
Девушки принимали поздравления и вполне искренние, и до крайности завистливые, купаясь во всеобщем внимании. Одним словом, все прошло хорошо.
А утром к ним прискакал Арнольд с трагическим известием, что его батюшка час назад скончался. Теперь он барон Дитце и просит помощи графини в организации похорон уже по-свойски, по-родственному, так сказать. Разумеется, госпожа графиня, от души поохав и немного порыдав для порядка, согласилась. Не только Труди будет с титулом графини, но и Лионелла будущая баронесса. Приятно, чёрт побери!
Глава 3
Помолвка Лионеллы и Арнольда прошла, как и предполагалось, в будний день, через пару дней после похорон старого барона. Теперь она не была тайной, просто очень скромной, со стороны Нелл были мать и сестры, со стороны Арнольда - его старая нянька и управляющий. Другой родни поблизости у него не было. Нелл в лимонно-жёлтом платье, соответствующем случаю, с прической, украшенной цветком апельсинового дерева (явно оный был позаимствован в оранжерее магистратуры, впрочем, это было совершенно не важно), со скромно склоненной головкой, румяными щёчками, была чудо как хороша. Даже пастор, вначале неодобрительно глядя на эту красоту, позже смягчился и сказал, что разрешил эту помолвку в дни траура, так как понимает Арнольда - такую красавицу лучше иметь в качестве своей невесты. Но венчание все равно только по окончании траура, тут уж извините-подвиньтесь, подобной разнузданности никто не потерпит, даже он, крайне лояльный служитель нашей великой церкви.
После речи пастора и обмена молодых кольцами, фрау Листа, супруга пастора, радостно косясь на обручённых, заиграла на древнем органе нечто бравурное. Потом скромная компания вышла из храма, кроме матушки, правда, она осталась договариваться с пастором о венчании Гертруды и графа Штольке-Гембах в их доме. Вроде бы у старшей дочери не было ни малейшего резона для того, чтобы откладывать бесконечно счастливое событие в собственной судьбе, поэтому пастор согласился без долгих размышлений.
А всё потому, что сегодня утром принесли телеграмму с точной датой приезда графа к ним. И в этот же день венчание, затем небольшой свадебный обед (ноблез оближ, чтоб его) и отъезд молодых. Так что на семейном совете было принято решение, что вещи Гертруды должны быть готовы, аккуратно уложены и ожидать хозяйку в вестибюле собственного дома. Кто знает, возможно, молодой супруг окажется столь же занятым человеком, что и в первый свой визит в их дом. Не хотелось бы утруждать его абсолютно ненужными и где-то даже вредными задержками.
Последние дни промелькнули одним мгновением. Казалось, что только вчера они с сестрами открыли бальную залу, протопили как следует камин, вымыли окна, протёрли, опасно подпрыгивая на высоких лестницах, огромную люстру. Теперь зала смотрелась очень торжественно - сине-зелёные с золотом обои, гармонировали с такими же портьерами на трёх огромных, до пола, сверкающих чистотой, окнах, белоснежный тюль, собранный воланами, великолепно оттенял и осветлял помещение. Привезли и милый подарок от Арни - букетик белоснежных цветов того же апельсинового дерева из оранжереи. Причём, Гертруда удивилась тому, что, судя по намёкам знакомых, подарок сей явно стоил не гроши. Правда, к чему было расточительно приобретать его, если можно было поступить также, как она сама… прочем, хм… заплатил, так заплатил, странно, конечно, но пусть его... Не ей больше учить Арнольда финансовой грамотности.
С самого раннего утра сестры помогали одеться и причесаться Гертруде. Мать отдала свои жемчужные бусы для украшения прически невесты и такие же небольшие серьги в комплекте к бусам. Сказала, что это ее свадебный подарок, заставив девушку сжаться от благодарности.
Потом все дружно носили сундуки и баулы с вещами Труди вниз, оставив только дорожное платье, сапожки, теплое пальто и капор. Как уже говорилось выше, мало ли что, возможно, случится так, что свежеиспечённый супруг будет торопиться покинуть дом своей супруги, так стоит ли его задерживать, вызывая вполне ожидаемое нетерпение? Нет и ещё раз нет. А подвенечное платье Гертруда снимет и отдаст Лионелле, той оно вскоре должно понадобиться.
Ну вот, уже и пастор прибыл в церковной коляске, аккурат после утренней службы в храме, Арнольд так и вовсе был у них с самого утра и завтракал же вместе с ними, а жениха все не было. Нервное положение, что ни говори. Хотя и не желалось, и категорически отказывалось о том думать, но Труди начинала нервничать - не хотелось бы ей оказаться брошенной у алтаря невестой. Но мать успокоила - поезд только пришел, вероятно, Генрих нанимает коляску, чтобы доехать до их дома, это примерно полчаса. Стоит подождать. Чай, не каждый день замуж выходишь. Один раз в жизни, как-никак! Ну, быть может, два… но никак не больше трёх, ибо неловко перед обществом становится.
И в самом деле, минут через двадцать томительного ожидания и вялого спора между родственниками на тему, сколько раз можно выйти замуж без того, чтобы на тебя стали посматривать косо, послышался стук копыт, скрип колес и возле крыльца остановилась коляска с поднятым кожаным верхом. Их старый конюх быстро увел лошадь и коляску в конюшню - зачем животной мучиться на таком промозглом ветру?
Манеры графа, если и улучшились с прошлого визита, то ненамного. Войдя, он окинул взглядом горку вещей будущей супруги, поцеловал ручку графини-матери, подставил под благословение пастора чело, подал руку представленному Арнольду. По троим девушкам скользнул спокойным, нечитаемым взором. Гертруде даже захотелось тупо пошутить, чтобы он сообразил, кто из них невеста: "Я буду в белом!". Наконец, все прошли в бальную залу, Лионелла села за старый клавесин (она хорошо играла и любила музыку, в отличие от сестер, те занимались из-под палки), заиграла нечто торжественное и медленное. Затем речь пастора, обмен кольцами, быстрое прикосновение сухих губ к уголку ее губ - и всё, та-дам! она уже замужняя дама! Графиня Штольке-Гембах, извольте радоваться! «Ну, вот и всё, ты замужем теперь… та-та-ра-та-ра… прощальный взгляд, распахнутая дверь…», - возник в голове Труди неизвестный мотивчик. Только радоваться не хотелось, отчего-то хотелось плакать. Но усилием воли Труди сдержалась и улыбалась всем: семье, натужно радовавшейся её замужеству, старой прислуге, вышедшей ее поздравить, и даже пастору, с торжественным видом стоявшему неподалёку. От свадебного обеда молодой муж предсказуемо отказался, сказав, что надо успеть на обратный поезд. Выпили только по бокалу игристого вина и закусили крошечными канапе. Пока носили ее вещи в коляску, Труди быстро переоделась в их комнате, теперь это будет комната Нелли и Лидди, оставив подвенечное платье на кровати. Пусть Лионелле оно принесет больше счастья, нежели ей.
Сбежала вниз, где и последовало прощание с морем слез от матери и сестер. С помощью супруга села в коляску, укрылась от промозглого ветра под опущенным куполом верха коляски, ноги укрыла каким-то теплым пологом. С досадой отметила, что перчатки забыла в одном из сундуков и теперь придется всю дорогу держать руки в карманах пальто. На улице начинал идти мелкий, холодный дождь, изредка промелькивали и снежинки. М-да… ещё недели две-три распутицы и придет в эти края настоящая зима. Вовремя они все заготовили, эту зиму в их доме никто не будет знать холода и голода. Доехали до станции быстро, видимо, и в самом деле граф торопился. Кликнул носильщиков, те погрузили весь багаж в их купе. Хорошо, что в вагоне было натоплено, можно снять пальто и наконец отогреться. Гертруда пальто сняла, а вот ленты капора негнущимися и замершими пальцами развязать никак не удавалось. Пока супруг, с редкой неприязнью взирающий на Труди и её возню, с раздражением не повернул её к себе и очень быстро развязал эти проклятые ленты. Увидев ее покрасневшие и негнущиеся пальцы, поднял брови домиком и хмыкнул.