Очень скоро выяснилось, что это самое «чем хочет» весьма ограничено представлениями самого графа о дозволенном ей. В частности, он был домоседом и домом занимался сам, гостей и шумные компании, а также поездки в столицу на дух не переносил, иногда терпя только присутствие родного младшего брата. Прислуга, видя весьма прохладное отношение супруга к своей жене, и вовсе её ни во что не ставила, не торопясь исполнять её распоряжения. Сама же молодая графиня, обладая мягким характером и некоторой робостью, со временем стала всё больше времени проводить в своих покоях, изредка спускаясь вниз, радуя своим присутствием в те моменты, когда приезжал брат мужа. Он рассказывал смешные истории из своих путешествий, часто улыбался и говорил о таких удивительных вещах, что впору диву даваться. И тогда Хельге казалось, что жизнь не так беспросветна, как она думала… она ждала возвращения своего деверя, часто вспоминала о нём, о его потрясающих историях, глазах, полных заботы и нежности… а потом Герберт женился на девушке, которую привёз из одного из своих странствий. И всё своё свободное время проводил с молодой женой в маленьком домике неподалёку от озера.
Далее повествование было обрывочным, влага оставила огромные кляксы и разводы на листах, чернила едва просматривались.
- Я бабушку плохо помню, - задумчиво, опираясь о спинку кровати, промолвил Генрих, пока я скрючивалась над старыми листами, пытаясь прочесть написанное наполовину выцветшими чернилами. – Она была довольно нелюдима, это верно. Даже после смерти мужа редко проводила с нами время, со мной или с моим отцом. Кажется, её не угнетало собственное одиночество.
Я смотрела во все глаза на моего мужа, на его пронзительно-синий взгляд, на лёгкое недовольство, мол, семья не бросала её, она сама, сама не горела желанием с ними видеться. Кажется, что Генрих не ломал передо мной комедию, он на самом деле не понимал, что было не так. Я же задумчиво перебирала частично истлевшие страницы и думала о том, каково это – регулярно улыбаться женщине, мужа которой ты искренне любишь? Смотреть на неё и понимать, что та имеет всё, о чём ты даже и мечтать-то не смеешь: любовь самого замечательного человека, его заботу и поддержку. И знание того, что он возвращается домой только для того, чтобы видеть свою возлюбленную.
- Ха, ты только посмотри на это! – вывел меня из задумчивости весёлый голос мужа. – Если я всё верно понял по этим обрывкам слов, то дед завёл себе любовницу!
Я склонилась над листами. М-да, пока мои подозрения получили подкрепления. Правда, имя прелестницы мы прочесть не смогли, но судя по несколько ироничному тону, оскорблённой в лучших чувствах графиня Хельга не была.
- Думаю, что ты не ошибаешься, дорогая, - с Генриха слетела вся весёлость. – Те покои, что рядом с дедовыми… я знаю, что там жила Нейлингара, когда муж был в отъезде. Думаю, что она всё же любила своего мужа, просто дед… понимаешь, он мог быть настойчив, а потом, когда любовница забеременела, и срок беременности никак не подпадал под визит мужа… ему ничего не оставалось, как заставить любовницу избавиться от ребёнка. И, если получил на то категорический отказ, просто убить её.
Я поёжилась: действительно, допустить такого скандала граф не мог. Подобный конфуз скрыть было просто невозможно. Но, решиться на подобный шаг? Мы вновь склонились над записями графини Хельги. Кажется, горе Герберта от потери своей супруги подкосило и её, поскольку мысли женщины стали совсем уж бессвязными, отрывочными. Удивилась, заметив на бумаге появление имени генерала. Вот как? Хотя, чему удивляться? Если он перебрался жить в поместье примерно в это время. Долгое время не было вообще никаких записей, даже смерть своего мужа прошла её стороной. Затем графиня что-то писала про своего сына, что тот делает успехи в карьере, что он, вне всякого сомнения, станет хорошим политиком и опорой трона. Что-то про свою невестку… далее прочесть было уже совершенно невозможно, только на последней странице мы с трудом прочитали ироничную фразу: «Кажется, мой любезный сын не только по праву рождения занимает его титул. Какая-то часть души тоже досталась ему от отца. История повторяется вновь!».
- Хм… у папаши была какая-то аманта, как у деда? Не припомню ничего подобного, - усмехнулся Генрих. – Видишь ли, Труди, он был вообще не из тех людей, которые показывают свои чувства.
- Не показывает чувств? Совсем, как Герман… - поражённо протянула я, поворачиваясь к обалдевшему супругу. – Так, может, зря подозревали твоего дедушку в его отцовстве?
Глава 31
- Всё же странные мысли приходят тебе в голову, Труди! – с натугой усмехнулся Генрих, встал и подал мне руку для того, чтобы помочь мне подняться с пола.
- И ничего они не странные! – не на шутку обиделась я. – Сам же сказал, что Герман столь же спокоен и уравновешен, как и твой отец. Да и эти записи в дневнике твоей бабки – они же прямо указывают на то, что у твоего спокойного, уравновешенного и всего из себя благородного папаши, надёжи трона и прочее, появилась любовница!
- Ну, хорошо! – нехотя сдался Генрих, поднял палец вверх и уточнил: - Примем эту версию, как одну из возможных.
Я скромной улыбкой обозначила своё ликование, но тут же немного притухла: лучше бы, конечно, расспросить кого-то более осведомлённого. Прислуга знает мало что, одни сплошные догадки, а генерал скорее проглотит свои медали, чем ответит правдиво хотя бы на один наш вопрос. Особенно, учитывая то, что теперь он находится в некоторой «блокаде» из-за собственного воровства. Я озвучила проблему супругу, тот ненадолго задумался, после чего одарил меня самодовольной улыбкой:
- Зато ничто не мешает нам навестить дом дядюшки Отто, где он проживал до того, как переехать в поместье.
Я в досаде хлопнула себя по лбу. Конечно! Я и сама могла додуматься об этом, если уж на то пошло! Впрочем, корить себя некогда. Генрих сказал, что он разузнал всё, что мог. К примеру, что дом, стоящий на окраине какой-то деревеньки, господин генерал подарил в качестве дома для сирых и убогих. Благородный поступок, ничего не скажешь, хотя генерал слабо напоминал человека, который способен подарить что-то, а потом ещё и помогать деньгами (нашими, крадеными), оплачивая счета дома для сирых и убогих.
- Я предлагаю побеседовать с жителями деревеньки. Наверняка, они что-то да знают о том, как он решился на переезд в поместье. И вообще, о прошлом господина генерала, - выдвинул предложение Генрих.
- И как ты это себе представляешь? – подняла бровь я, окидывая чрезвычайно модные, чуть пыльные брюки моего супруга и его безупречную причёску. – Жители глухой провинции, знаешь ли, могут проявить удивительную подозрительность при общении с незнакомцами, а уж тем более, благородными господами.
Мой супруг задумчиво пошевелил губами, закатил глаза и всё же был вынужден признать мою правоту. После чего проявил деловой подход к этому делу и заявил всем желающим услышать, что мы направляемся в столицу.
- Собственно, практически так и будет, - тихо заявил дорогой супруг, когда на следующее утро помогал мне усесться в коляску. – На поезде мы доберёмся до столицы, где будет решаться вопрос о регенте (хм, да, не совсем приятная история, но всё так: княгиня упорно показывала признаки душевного расстройства, да и Генрих не остался в стороне, рассказав про все её выходки у нас), а мы, тем временем, сможем отправиться в деревню, где находился дом генерала, и разузнать что-то о его прошлом.
- Постой, но как же быть с будущим регентом, который займёт место княгини. Разве ты не должен присутствовать при его выборе? – всполошилась я, за что получила ироничный взгляд от мужа.
- Дорогая, всё давно предопределено, так что это простая формальность. Убеждён, что княжеский совет обойдётся без моего присутствия.
Как бы то ни было, столица встретила нас мелким и нудным дождём и сильными порывами холодного ветра. Было странное ощущение, когда из тёплой осени мы оказались в промозглой предзимней слякоти. Я рассеянно думала о том, что это путешествие разительно отличается от того, первого, в день нашей свадьбы. И муж загадочно жмурился и улыбался совсем уж некстати, и хлопотал надо мной, как наседка… мне казалось, что ещё немного, и я окончательно…
- Вот, посмотри. Кажется, это то, что надо, - супруг сиял, как солнце, демонстрируя передо мной свой новый образ.
Я слегка опешила, не ожидав увидеть вместо моего мужа человека в простой рабочей куртке, свободных клетчатых брюках, заправленных в высокие поношенные сапоги, и с кепкой на голове. И только знакомый, чуть холодновато-высокомерный блеск его глаз рушил образ простого парня.
- Почти то, что нужно, - протянула я, решив вот так, сразу, не разочаровывать моего супруга. - А, теперь скажи: «Как скажете, добрый господин!».
Генрих послушно повторил, но с таким видом, что спору кричать: «Отвратительная игра!» и закидывать артиста тухлыми помидорами.
- Пожалуй, немного тренировки, и у тебя всё получится, - не стала огорчать Генриха я, сама облачаясь в милый наряд горожанки, состоящий из белого чепца, фартука, шерстяного тёмного платья и тёплой накидки.
На то, как купе поезда покинула неприметная молодая пара, никто не обратил особого внимания. Генрих легко подхватил сундучок с вещами, и мы вышли на площадь перед вокзалом.
- Не тревожься, дорогая, сейчас я поймаю извозчика, до Нойдорфа путь неблизкий, - предупредительно придержал меня за локоть супруг, заставив меня тем самым невольно закатить глаза, мол, какой извозчик?
Румяная и жизнерадостная торговка, не страдающая от накрапывающего мелкого дождика, обстоятельно рассказала мне о том, как можно пройти к стоянке дилижансов.
- Прости, я не подумал, - чуть виновато покосился на меня Генрих, слабо улыбаясь соседке, что уселась на лавку дилижанса поблизости от нас, поставив на колени объёмную корзину с сурово выглядывающим из неё гусаком.
- У сватов была, - доверчиво решила начать диалог почтенная женщина,